Танец с саблями - Филатов Никита Александрович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/74
- Следующая
Значит, Генерал если и сдал его, то не с потрохами, а только по частям. Но скорее всего, утечка произошла не на самом верху, а где-то с краю.
— Тогда слушайте… коллега. Я тоже не должен был этого говорить, но раз уж так получилось — слушайте! Вы знаете что-нибудь о введении единой европейской валюты?
— Насчет евроденег? Только то, что было в газетах.
…Через некоторое время они приблизились к некоему подобию компромисса. Дэльфин прошлась по комнате и вернулась к ставшему уже привычным месту на Виноградовской постели:
— Хорошо, пусть пока так и будет. Но я должна перепроверить то, что вы сообщили!
— Собственно, для этого я вам все и рассказал.
— Все? — поиграла бровями собеседница.
— Все, что имеет отношение к делу.
— А какие гарантии…
— Да что все об одном и том же! У меня тоже нет уверенности… И если уж на то пошло, это я играю на чужом поле — вы-то дома, верно?
— Ладно. Когда мы встретимся?
— Когда у вас или у меня возникнет такая необходимость. Хотя… — от табачного дыма и нервного напряжения начинала побаливать голова, пора было в душ и спать. Но в конце концов, он не был бы мужчиной, если хотя бы не попытался:
— Полагаю, официальная часть закончена?
— Да, пожалуй, — кивнула девушка напротив. Нельзя сказать, что она была красива, но определенный шарм, безусловно, присутствовал. Кроме того, сказывался элемент экзотики.
— Тогда, может быть, нам… — Виноградов не имел опыта флиртов с иностранками, поэтому отсутствие словарного запаса пытался компенсировать игрой глаз и мимикой.
Тем не менее, Дэльфин его поняла:
— Вы имеете в виду секс?
— В некотором роде, — неожиданно для самого себя смутился Владимир Александрович. Сказывалось воспитание — майор вырос в стране, где ещё лет пятнадцать назад импортные презервативы путали с жевательной резинкой, а слово «минет» писалось с мягким знаком в середине.
— В некотором роде… — задумчиво повторила незваная гостья. — Странный вы народ, русские! Я же ясно сказала, ещё в самом начале и про астурийский сыр, и про расстройство желудка. Вы не поняли?
— Нет, — честно признался Виноградов. И глядя, как за Дэльфин закрывается дверь пробормотал, скорее для собственного успокоения сакраментальное:
— Не очень-то и хотелось…
Первым делом Владимир Александрович открыл форточку. Потом разделся до гола. Потом принял контрастный душ…
И только после этого почувствовал, что голоден.
Что бы там ни утверждали ученые теоретики, думать надо на сытый желудок. На часах было начало второго — не то, чтобы рано, но и не слишком поздно. В самый раз для легкого ужина по здешним фестивальным меркам.
И плевать, что голодный волк быстрее бегает! На то они, как говорится, и волки…
Виноградов достал из пакета свежее белье, и неожиданно понял, что все-таки беспокоило его в течение долгой беседы с француженкой. Телефон! Очаровательной Габриэле и её спутнику, прежде чем подняться в номер, необходимо было для приличия позвонить: а вдруг хозяин возьмет трубку? Но телефон молчал — и до, и после…
Владимир Александрович шагнул к аппарату и потянул за шнур. Так и есть: вилка вынута из розетки, а на шурупах белеют свежие следы от чего-то острого.
Вот ведь проказница! Неизвестно, насколько тщательно и профессионально Дэльфин обследовала номер в поисках чужих «закладок», но свою она явно оборудовать успела. Возвращение хозяина помешало привести все в рабочий вид, однако идеальных шпионов не бывает… Тем более, что отключенный телефон всегда можно обьяснить дополнительной защитой от прослушивания.
А если это не её работа?
Если, к примеру, до прихода девицы все уже так и было: молчащий аппарат, шнур за кроватью? Приготовлено специально для русского идиота, который непременно заметит непорядок и захочет поковыряться. Или даже просто сунет вилку в розетку, а там контактики замкнутся — и привет, рванет так, что мало не покажется! Кусочка пластида вполне хватит, если и не убить, то покалечить: ручки, ножки, глазки…
Сразу стало как-то зябко. Виноградов поежился, подошел к окну и закрыл форточку. Потом оделся, косясь на телефонный провод: сволочи!
С другой стороны — вряд ли. Гостья уверяла, что осмотрела все, а такую приманку она при всем желании не могла не заметить. И обязательно сунула бы внутрь свой любопытный женский нос…
Или нет? Может, обостренное чувство опасности, выработавшееся у Владимира Александровича за долгие годы ошибок, неудач и кровавых потерь давно уже преподается в полицейских академиях и разведшколах Европы? В качестве какого-нибудь обязательного курса — с математическими таблицами, картинками и тестами лучших психологов… Было бы обидно — за свой опыт майор заплатил слишком высокую цену. Да пошли они все! Виноградов решительным жестом воткнул телефонную вилку на место.
И ничего плохого, естественно, не произошло… Ожившая трубка ответила длинным, басовитым гудком. Владимир Александрович вытер тыльной стороной ладони пот со лба, потом обтер о штаны и сами достаточно влажные руки:
— Так твою мать… перемать… разэдак! — пусть слушают, козлы драные, как в извращенной форме поступает с их родными и близкими рассерженный русский человек.
Жаль, что только на словах… Виноградов опять отключил телефон, достал из кармашка сумки перочинный ножик и аккуратно отделил крышку розетки: вот она, малышка! Крохотная, красивая, с приличным радиусом передачи и главное — питается прямо от сети.
Владимир Александрович и сам предпочитал такие, но в период его частносыскной деятельности хорошая электроника стоила дорого… Поэтому и тогда, и после восстановления в органах приходилось довольствоваться моделями попроще.
— Ку-ку, мадмуазель! — зачем-то сообщил Виноградов радиомикрофону. Затем аккуратно отсоединил его, и с болью в сердце спустил в унитаз.
После чего, с чувством глубокого удовлетворения, восстановил телефонную розетку в первозданном виде.
Снова дало о себе знать чувство голода — на этот раз вместе с абсолютно естественным желанием выпить. Майор проверил наличие бумажника, на всякий случай переложил отдельно паспорт и потянулся за ключами…
По дороге из номера в ресторан с ним ничего не случилось.
— Буэнас ночес… — Действующие лица и исполнители находились на сцене. Как пишется в пьесах: «явление восьмое — те же, и Виноградов».
Опять , как и прошлым вечером, было шумно, весело и накурено до головокружения… На этот раз тон задавал отчаянный публицист Пако Игнасио Тайбо — кумир либеральной испаноязычной интеллигенции и душа фестиваля.
Сидя во главе огромного, во всю длину ресторана, стола, он одной рукой отбивал такт, а другой темпераментно дирижировал сводным интернациональным хором собравшихся. Пели нечто озорное и чуть-чуть похабное, вроде русских частушек — это ясно отражалось на лицах и в жестах участников вечеринки.
За мелодией особо даже не следили: главное, чтоб получалось громко и выразительно…
— О, русский! Присоединяйтесь. — По мере продвижения от дверей видимость улучшалась — и первой выплыла из табачного дыма розоватая физиономия господина Юргенса.
— Айн момент! — Владимир Александрович поискал глазами недавнюю собеседницу:
— Бон суар, Дэльфин!
Француженка сидела поодаль, между двумя богемного вида соотечественниками и услышав приветствие майора ограничилась ни к чему не обязывающим воздушным поцелуем.
— Садись… — с бесцеремонностью пьяного немец потянул Виноградова за рукав. А когда тот сел на попавшийся рядом свободный стул, прошептал почти на ухо:
— Осторожно. Ни слова, понял?
— Нет, но я не хочу пива, старина! — отодвинулся Владимир Александрович.
Как раз вовремя, чтобы подоспевший официант услышал только эту его абсолютно уместную реплику:
— Сеньор?
Виноградов принял меню и попытался изобразить гурмана. Сделать это оказалось достаточно сложно — все названия были красивыми и вызывали обильное слюноотделение:
- Предыдущая
- 34/74
- Следующая
