Мурка (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 22

Ну а мне самому было бы неплохо подтянуть некоторые знания, чтобы не угодить впросак. Нафаня особо не заморачивался с учебой, все больше на улице пропадал, и в части всякого рода дисциплин у паренька имелись километровые пробелы. Потому в один из дней я попросил сестричку, притащить себе книги – любые, какие она найдет. И уже следующим утром с удивлением обнаружил на тумбе у койки увесистый томик географии Российской Империи (новой географии советского государства попросту еще не существовало).

- Мой папа когда-то работал учителем в гимназии, – объяснила сестричка. – Других книг у меня нет, но, может, эта пригодится? Картинки порассматриваешь, всяко лучше, чем глядеть в потолок.

Картинками она называла карты, которые мне и были нужны, чтобы выяснить современные географические названия. Пришлось некоторое время привыкнуть ко всем этим «Ъ» в словах, о которые ломался язык, но дело шло. К примеру, я запомнил, что современное название Краснодара – Екатеринодар, а Ростов-на-Дону и Нахичевань – это две разных административных единицы.

В один из дней я валялся на койке, по десятому кругу рассматривая карты из учебника географии, когда в палату влетела медсестра. Обычно она заходила практически бесшумно, а тут неведомо откуда ей придалось ускорение.

- Быстро поднимайся, в порядок себя приведи, – выросла она передо мной, как из-под земли.

«Ты чего такая взбудораженная?» – хотел спросить я, но сестричка, не дожидаясь, пока я сам начну вставать, ухватила меня и начала поднимать. Силищи у нее было хоть отбавляй, привычная – а ну-ка попробуй по десять раз на день усадить на утку таких здоровых мужиков, как мой сосед Павлик.

- Волосы пригладь, – строго сказала она, критично осмотрев и, опять же, не дожидаясь, пока я сам примусь за дело, поправила мне топорщащийся чуб.

- Может, расскажешь, к какому параду мы готовимся? – наконец, спросил я, не понимая, отчего суетится сестра.

- Ты не знаешь разве? – она вытаращила глаза. – Ах да, конечно, он же без предупреждения пришел…

- Кто – он?

- Шишка какая-то из советской власти!

Я не уточнил вслух, идет ли речь о том самом толстожопом товарище, которого я накануне спас, но вовремя придержал язык.

- Смотри, лишнего ничего не сболтни, особенно о том, что вы с Васильком тут у меня в карты играли, – сквозь зубы зашипела медсестра, наконец, справившись с моими непослушными волосами.

- Вообще не вопрос, буду паинькой, – я пожал плечами и улыбнулся. - Если поцелуешь.

- Да иди ты! Смотри мне, Гришка, я ведь вижу, какой ты баламут, – отчитывала меня сестра,- не болтай там лишнего.

Я послушно кивал. Эх, знала бы ты, дорогуша, что ты мне годишься в дочери, и там, где ты жизни училась, я преподавал.

- Ничего не спрашивай и вопросов не задавай, – кудахтала она. – Только кивай.

- А если сам чего спросит? Может, это проверка какая?

Я эту милую женщину немного разыгрывал, но она всё принимала за чистую монету и ответила мне советом:

- Если сам, то отвечай односложно: да, нет… если спросит! Ой, мамочки…

- Чего ты его так боишься-то, или он страшный как Бармалей? – я улыбнулся.

- Страшный не страшный, а кабы ты ничего лишнего не сболтнул. Сам знаешь, что у нас как не неделя, так новая власть. Вон был царь да сплыл. Потом верховодили белые, а теперь вот красные, а следующий кто? Анархисты? – сестричка отмахнулась. – Мне ведь эту революцию, будь она неладна, как-то пережить надо, детей кормить…

«Лишнего тут ты говоришь, товарищ медсестра, а мне еще рот закрываешь», - подумал я, но только шире улыбнулся и поспешил заверить хлопотливую женщину, что ей не о чем беспокоиться.

– Не дрейфь – прорвемся, я и не таких начальников видал.

Сестричка выпучила глаза, видимо, захотела спросить о каких таких нчальниках я веду речь, но не успела. В лазарет зашли двое мужчин. Первый – в строгом пиджаке серого цвета. В шляпе, как у Урфина Джуса из Волшебника Изумрудного города. Не знай я, что передо мной представитель советской власти, так принял бы его за мясника, больно широкие плечи у него были, да и ладони размером со спелую дыньку. Впрочем, будучи в курсе перипетий Советов, я бы ничуть не удивился, если б узнал, мужчина некогда валил скот. Вторым гостем была уже знакомая мне рожа – тот самый мент, который категорично послал меня подальше, услышав желание служить. В отличие от «Урфина Джуса», мент быстро нашел меня глазами, а я не отвел взгляд, чем малость смутил своего визави. Какая неожиданная встреча, однако, я даже невольно закашлялся в кулак. А вообще интересно, какого хрена им от меня нужно?

«Урфина Джуса» сопровождали другие сотрудники лазарета, словно деревянные солдаты, которые вились вокруг него, как пчелы вокруг улья.

- Не хотите ли чайку выпить, Виктор Аркадьевич?

- Некогда, женщины, революция не ждет! – мигом отрезал товарищ.

Манерой и прытью он мне напоминал типичного коммуниста, верящего в революцию больше, чем во что бы то ни было. Менту, хотя они и были вместе, уделялось гораздо меньшее внимание. И про чай у него никто спрашивать не стал. Но он тащил с собой какую-то авоську, следуя чуть сзади ярого революционера.

Вся эта делегация проследовала к моей койке и остановилась.

- Товарищ Нафанин? – Виктор Аркадьевич внимательно посмотрел мне в глаза.

Он самый, - кивнул я.

- Белов Виктор Аркадьевич, – отрекомендовался тот, – я прибыл по поручению заместителя председателя ростово-нахичеванского комитета товарища Новикова Пал Борисыча.

- Я слушаю, - мои глаза невольно полезли на лоб.

- От его имени и от имени комитета я уполномочен выразить вам благодарность за революционную сознательность и классовую непримиримость к контрреволюционным элементам.

Опаньки, это, оказывается, от товарища толстосума, который оказался вовсе не толстосумом! Конечно, удивительно, что Новиков, вернее, не он сам, а его помощник, приперся прямо ко мне в палату. Так-то я для него мелкая сошка, и обычно таких начальство подобного калибра не видит в упор. Но тут товарищ Новиков соизволил узнать, как здоровье у его спасителя, приятно, конечно. Правда, с момента того инцидента в переулке прошло больше недели, и если бы его реально интересовала моя судьба, то он послал бы своего помощника чуточку раньше. С другой стороны, он человек занятой, советской власти на Дону – без году неделя, и, возможно, Новиков сделал это, как только время появилось? Я поймал себя на мысли, что “толстосум” (буду его так называть - привык уже) вызывает у меня некоторую настороженность.

Что он дела в том переулке? С неизвестной дамой?

Коммунист тем временем забрал у милиционера авоську, заглянул на содержимое таким видом, будто для него самого было сюрпризом что внутри за прозрачной сеткой.

- Так, что тут у нас для вас припасено…

Я даже грешным делом подумал, что «за сознательность” мне придумают какую-нибудь медальку, хотя видел, что лежит в авоське, но прогадал. Из авоськи появились только те самые лапти, которые следачка предлагала мне забрать на Большой Садовой после выписки и палка колбасы. Я лишь пожал плечами, чем, немного смутил Виктора Аркадьевича, видимо, полагавшего, что я начну прыгать от потолка при виде лаптей и экстатически жать ему руку. Я бы, может, и прыгал, потому что лапти в 1920-м году – вещь всё ещё нужная и полезная, а колбаса так вообще роскошь, но мне за свою жизнь пришлось «пережить» столько вот таких награждений, что примерно с десятого раза подобное не вызывало совершенно никаких эмоций.

Заметив нотки озабоченности на лице видного коммуниста, медсестра, неслышно зайдя к нему за спину, начала сердобольно подавать мне знаки, призывая улыбаться. Помня ее просьбу, я тотчас натянул на лицо придурковатую улыбку, отчего Виктор Аркадьевич чуть расслабился. Вообще, конечно, важного я товарища спас, что целые лапти вручают. Нынче-то любое шмотье – жуткий дефицит. Старое производство встало, и его толком никто не перезапустил, но как понятно из газет – вот-вот собираются.