Греши и страдай (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 4

— Сколько? Как долго я отсутствовал?

Мо предупреждающе хлопнул меня по руке, оттаскивая меня от Хоппера.

— Отпусти его, тогда мы тебе расскажем.

Мой мозг был не в порядке. Последовательности чисел, на которые я полагался всю свою жизнь, укоренившиеся знания и интеллект, которые я считал само собой разумеющимися, были приглушены… потускнели. Пропали из-за урагана боли и отека. Мой нрав был чертовски безумным.

Грассхоппер не пытался убрать мою руку. Вместо этого он стоял, неглубоко дыша, пока я медленно его душил.

— Два дня.

Мой мир разбился.

Я стоял на грани самоубийства.

«Не отключайся. Не. Отключайся».

Моя головная боль поглощала меня, пока я не почувствовал уверенность, что взорвусь на гребанные частицы и сожгу весь мир своей яростью.

Отпустив его, я попятился.

— Два дня?

Два гребаных дня, когда мой отец мог сделать с ней все, что угодно.

Хоппер съежился на моих глазах.

— Рубикс забрал ее около пятидесяти часов назад.

Я пошатнулся. Я, блять, пошатнулся.

— Пятьдесят часов?

Я ничего не мог сделать, кроме как повторить его слова. Это было все, что я мог, чтобы заставить себя говорить на английском и не вернуться к примитивному ворчанию и рычанию.

Я не был человеком. Я был животным. Животное, пускающее слюни при мысли о том, чтобы разорвать моих врагов на части за то, что они сделали.

— Почему меня так долго не было?

Мо ответил:

— Тебя несколько раз ударили по голове бейсбольной битой. Сканирование показало...

— Результаты ПЭТ, МРТ и компьютерной томографии подтвердились, — вмешался врач. (прим. пер.: Позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) - это метод функциональной визуализации, который использует радиоактивные вещества, известные как радиотрейсеры, для визуализации и измерения изменений в метаболических процессах и других физиологических активностях, включая кровоток, региональный химический состав и абсорбцию.)

Я совершенно забыл, что он все еще там.

— У Вас волосяной перелом черепа и сильный отек префронтальной коры.

Я обратил свое внимание на мужчину, который сильно меня бесил. Я не хотел слышать, что со мной случилось. Разве он не понял? Все это не имело значения!

— Мы продержали Вас в искусственной коме тридцать шесть часов, надеясь, что отек спадет до приемлемого уровня.

— Ты. Сделал. Что? — мое сердцебиение взорвалось. — Ты держал меня под наркотой, когда моя женщина была там с мужчинами, которые без колебаний изнасилуют и убьют ее?

Я не мог поверить в это дерьмо.

— Вам нужно вернуться в постель, мистер Киллиан. Отек не уменьшился так сильно, как я надеялся. Ваша ярость — это побочный эффект вашей травмы. Префронтальная кора отвечает за абстрактное мышление и анализ мыслей. Она также отвечает за регулирование поведения. Я не верю...

Я смеялся.

— Шишка на моей гребанной голове — не причина моего поведения; это потому, что моя женщина пропала.

Мо встал перед доктором.

— Килл, это серьезно. Если ты не позволишь себе вылечиться, ты можешь пострадать от долгосрочных последствий.

— Да, вроде… э-э… — встрепенулся доктор. — Ваши нормальные реакции и моральные суждения могут быть нарушены. Выбор между правильным и неправильным может быть поставлен под угрозу. Вы не сможете так быстро предсказать вероятные результаты. Префронтальная кора головного мозга управляет социальными, эмоциональными и сексуальными побуждениями.

— Мне, блять, плевать! — взревел я. — Все, о чем я забочусь, — это ее безопасность. Исцеление может прийти позже.

— Но Вы можете не вылечиться правильно, если еще больше навредите себе! — закричал доктор, наконец, показав яйца. — Я отказываюсь выписывать Вас, пока Вы не поправитесь. Вы мой пациент. Ваше выздоровление на моей совести!

Поставив одну босую ногу перед другой, я оттолкнул Мо и возвысился над доктором.

— Слушай меня и слушай внимательно. Я больше не твой пациент. Я могу позаботиться о себе, черт возьми, и если это означает, что я причиню себе вред, чтобы спасти ее, то пусть будет так, — наклонившись, чтобы наши глаза были на одном уровне, я сердито посмотрел в его коричневые, как у мыши, глаза. — Понял?

Он сглотнул.

— Хорошо. Я позволю тебе уйти. Но ты подпишешь отказ от лечения, если станешь чертовым овощем.

В шквале громких фраз он швырнул блокнот на мою брошенную кровать и вылетел из комнаты.

— Килл, тебе действительно стоит остаться. Все зависит от тебя и твоего гениального мозга. Как ты будешь управлять Клубом, торговлей — черт возьми всю эту гребаную операцию, если ты не...

Я прорычал:

— Заткнись, Хоппер. Так и должно быть. Я не буду терять ни минуты на споры, когда моя женщина у Кинжал с розой.

Мо вздохнул.

— Несмотря на то, что ты о нас думаешь, мы действительно отправили пару человек на территорию, чтобы они шпионили и докладывали. Говорят, видели ее. Она жива и невредима, Килл. Ты можешь позволить себе исцелиться, а мы позаботимся об этом.

Это не заставило меня успокоиться. Во всяком случае, мне стало еще хуже.

Я не мог говорить. Я только впился взглядом. Мо осталось только закрыть рот и кивнуть.

У моего отца была Клео.

Тот самый гребаный отец, который организовал целое убийство, отправил меня в пожизненное заключение и оставил мою любовь гореть.

«Я убью его на хрен».

К черту мои планы. К черту мою месть. Я хотел его душу. И я хотел этого сейчас.

Сердечный монитор завизжал, когда мой пульс резко ускорился с очередной дозой адреналина. Протянув руку к своей больничной рубашке, я сорвал липкие датчики и бросил их на пол.

— Вызовите подкрепление. Весь экипаж. Мы идем за ней.

Грассхоппер схватил меня за локоть, когда я немного покачнулся в сторону. Комната то появлялась, то исчезала, раздражающий туман поглощал мое зрение. Как бы мне не хотелось это признавать, док был прав. Легкость течения моих мыслей были заблокированы и неисправны.

Я был сам не свой.

Но это не имело значения.

— Килл, серьезно, чувак, ты не в состоянии…

Я оттолкнул Хоппера.

— Он навредил мне в последний раз. На этот раз не будет никаких тщательно продуманных схем, никаких длинных планов уничтожить его по частям. На этот раз... я хочу, чтобы его голова была у моих ног, его кровь была на моем лице, а его душа устремилась в ад.

Указывая пальцем на грудь Хоппера, я холодно сказал:

— Не пытайся меня остановить. Ты проиграешь.

Хоппер кивнул.

— Что ты хочешь делать?

«Я точно знаю, что мне делать».

Мои губы растянулись, обнажив зубы.

— Мы, конечно, убьем их. Медленно, мучительно. Я хочу, чтобы они кричали.

Глава третья

Клео

Сегодня вечером мы снова залезли на крышу клуба.

Мы игнорировали своих родителей и смотрели на звезды, пока жуки не загнали нас внутрь. Лежа рядом с ним, обсуждая Пояс Ориона и Млечный Путь, я никогда не чувствовала себя так близко к нему. Когда мы там наверху, мы не мальчик и девочка, не соседи или даже не друзья. Мы бесконечны... как звезды, сияющие над нами.

— Клео, запись из дневника, двенадцать лет.

Прошло еще немного времени.

Как много, я не имела понятия. Невозможно было сказать.

От голода у меня скрутило живот, голова болела из-за обезвоживания, а мочевой пузырь был переполнен.

Я занималась исследованием, пока не запомнила узор на коричневом ковре и не стала лучше в разборе каждой полоски на обоях. Не было ржавого гвоздя, скрепки или даже карандаша, чтобы превратить его в оружие.

Ничего.

Нет инструмента для взлома замка или телефона, чтобы позвать на помощь.

Но у меня была более серьезная проблема: я не выдержу ни минуты без ванной.