Помереть не трудно (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 15

— Ммм… Вызывал всех самцов стаи на поединок?

Я думал, что это будет шуткой.

— Именно! У вервольфов такая же иерархия, как у обычных волков. Главным становится тот, кто лучше всех охотится, имеет больше всех самок и… побеждает всех конкурентов.

— То-то мне показалось, что директор в недавнем прошлом занимался какой-то силовой борьбой.

— Он жив, пока поддерживает форму, — кивнул Алекс. — Но как только вожак ослабеет…

— Акела промахнётся — и его сместят, — кивнул я.

Двери лифта открылись.

— Я думал, мы едем в вестибюль, — заметил я, выглядывая в пустой коридор.

— Попробуем поговорить с братом, — сказал Алекс, выталкивая меня из лифта. — У директора есть младший брат… — он полистал папку, что-то посмотрел и уверенно пошел по коридору.

Здесь интерьер был совсем другого калибра. Мягкий ворсовый ковёр, в котором ноги утопали по щиколотку — мне сразу сделалось стыдно за изгвазданные в грязи кроссовки и мокрые штанины; стены выкрашены в мягкий яичный цвет, всюду неброские картины, состоящие из цветовых пятен, на вид — жутко дорогие. В высоких вазонах — экзотические орхидеи. Казалось, они провожают нас, высовывая острые хищные язычки…

Алекс постучал в дверь с скромной табличкой: «Гордей Митрофанович Степной. Зам. Директора по связям с общественностью»

Тишина…

— Так я и думал, — кивнул Алекс, возвращаясь к лифту.

— В смысле?

— Зам по связям с общественностью — должность синекурная, — пояснил шеф, вновь прикладывая карточку и заставляя лифт открыть двери. — Её обычно получает тот, кому руководство вынуждено платить высокий оклад, не получая ничего взамен. Он — младший брат директора. И по-настоящему в работе не нуждается.

— Но почему вы решили проверить именно его?

— Потому что по логике, он — главный наследник гендиректора и всего капитала. У него — самый мощный мотив.

Когда мы вышли на улицу, я испытал неимоверное облегчение. Словно с меня стащили тяжелый влажный тулуп, от которого шел неприятный запах. Дышать стало легче, жить — веселей… и всё равно хотелось помыться. Да и в кроссовках хлюпало.

Но жаловаться я не стал. В конце концов: что такое несколько стаканов грязной воды, по сравнению с мировой революцией?

— Куда теперь? — меня переполняла жажда деятельности. И хотя прошло уже больше суток с тех пор, как я ел что-то, кроме ягод, в желудке не бурчало. Голова была лёгкая и ясная, двигаться мне было легко.

Сам себе я казался фрегатом, рассекающим плотный людской поток, будто волны.

— Повидаемся с Володей, — сказал шеф. — Здесь недалеко. Кабачок «Вяленый баклажан».

— Какое-то хипстерское название, — хмыкнул я, поглубже засовывая кулаки в карманы куртки.

— Ему всегда хотелось управлять распивочной, — пояснил шеф. — Чтобы смотреть на людей, оставаться в курсе событий… Ну, и пить пиво собственного приготовления.

«Недалеко» по меркам Алекса заняло полчаса. Я уже давно заметил: шеф терпеть не может пользоваться чужим транспортом. Если был выбор: поймать таксомотор или прогуляться, он всегда предпочитал прогулку. Когда позволяло время, конечно.

Распивочная находилась в парке. Под сенью вековых дубов было куда прохладнее, чем на улицах, шум машин почти не доносился. Пахло свежей травой, влажной корой деревьев и битыми кирпичами. Откуда-то издалека долетал нервный голос певца:

— Город, как пирамидка из колечек

Каждый человечек в нём наполовинку искалечен…

— За нами идут, — сказал я, когда мы с Алексом миновали последний горящий фонарь. Дальше была только присыпанная песком тьма.

— Знаю, — кивнул шеф. — Сколько, как думаешь?

Я прислушался.

— Трое… Нет, четверо. Судя по запаху — вервольфы. Подростки.

— Отлично, — шеф деятельно потёр руки. — Вот и первое доказательство.

— Что убийца — из среды своих?

— Ну разумеется, — шеф со знанием дела оглядывался по сторонам. Вот он вышел на освещенный луной участок тропинки, прикинул расстояние до ближайших деревьев… — Тот, кто всё это затеял — занервничал. Регламент не предполагал вызова стороннего дознавателя. Со всеми проблемами вервольфов должен был разбираться Владимир. Но появились мы с тобой, и всё пошло наперекосяк.

— Давно хотел спросить, — я пнул с дорожки пару крупных камней. Чтобы не споткнуться в ответственный момент. — Почему он не стал разбираться сам?

— Понимаешь, Володя — человек другого толка. Он любит конкретику. Не признаёт подковёрных интриг, ненавидит закулисные шепотки… К тому же он — лицо заинтересованное. Являясь штатным куратором диаспоры вервольфов, он может быть предвзятым.

Пацаны — вервольфы были всё ближе. Они пыхтели, как самосвалы на горке, и негромко переговаривались… От мальчишек несло пивом и сушеной рыбой.

— Такое, как сейчас, происходит довольно редко, — негромко заметил Алекс. — Собственно, последний случай серийных убийств среди сверхъестественных существ был двадцать лет назад, в Тамбове.

Я только сейчас понял, что говорит он не о нынешней ситуации с гопниками, а о нашем расследовании.

— А вдруг это действительно не убийства? — спросил я.

Вервольфы затаились метрах в десяти от нас. Неторопливо допивая пиво, они следили, как Алекс курит сигарету и лениво готовились к нападению…

Они привыкли иметь дело с обычными людьми, — подумал я. — С теми, кто не обладает звериным нюхом и острым слухом…

Я не уловил от оборотней никаких эманаций страха или возбуждения. Казалось, нападение на людей в ночном парке для них — рутина. Каждодневное занятие.

— Вдруг это действительно древнее проклятие? — продолжил я свою мысль. — Ведь кладбищу не меньше трёхсот лет, верно? И хоронили на нём не пойми кого… Во всяком случае, не обычных людей.

— С чего ты взял? — шеф весь подобрался. Забыв про дымящуюся сигарету, он уставился мне в глаза.

— А вы что… Не знали? Понимаю, глупый вопрос, — извинился я. — Если б знали — не спрашивали… Так вот. Когда мы были на кладбище… То есть, на стройке… Оно эманировало совсем не так, как обычное людское захоронение.

— Может, за древностью погоста? — задумчиво кинул Алекс.

— Да нет, не в этом дело… — я попытался сформулировать. — От могил исходили вибрации. Когда хоронят обычных людей — там ничего нет. Тело — это всего лишь оболочка. Душа отлетела, и осталась пустая скорлупа. Там, на Ярославском шоссе, всё было по-другому.

— Интересно, — сказал шеф и щелчком отправил окурок в урну.

И в этот момент вервольфы решили атаковать.

Я увидел, как из темноты на спину Алекса бросилась огромная тень, как шеф начал поворачиваться, поднимая руки, и бросился наперерез. Я знал, что он не вытащит револьвер.

Но ещё я знал, что оборотни, хотя и подростки, в десять раз сильнее нас с шефом…

Когда на меня навалилась лохматая туша, я был готов. Ожидая сильного толчка, удара большой массы, я напрягся, встал в защитную стойку… И очень удивился, когда волчья туша отлетела, как сбитая пластиковая кегля.

Второй волк прыгнул с разбегу, целя лапами мне в грудь. Безотказная тактика: повалить на землю и вцепиться в горло… Я поймал его за эти лапы, и пользуясь инерцией прыжка, отправил в дальнейший полёт. Волк ударился о дерево, и так и остался лежать на вытоптанном пятаке, усыпанном окурками.

Третий волк прыгнул мне на спину. Я пригнулся, и он, не ожидая такого подвоха, перекувырнулся через голову и упал на тропинку…

В целом это походило на возню с щенками. Молодые, быстрые, но всё ещё по-детски неуклюжие и неопытные…

И я вовсе не виню вервольфов. Как я уже говорил, они привыкли быть самыми сильными. Среди людей это так и было… Но я больше не был человеком.

У меня не падала планка. Я не чувствовал, что сатанею или впадаю в ярость. Я просто удерживал их на расстоянии, не давая себя покусать.