Тот самый (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 27

Алексей Теодорович Стрельцов. Вот что было написано на камне. Я просто ошибся. Неправильно прочёл на бегу.

На верхушке покатого камня, придавившего могилу, восседал ангел, похожий на козла. В основании камня чернела дыра.

Всё ещё переживая свой промах, на негнущихся ногах я подошел к дыре, опустился на колени, прямо в сырую палую листву, и заглянул внутрь.

Из дыры тянуло могильным холодом и тленом.

И вдруг, прямо мне в лицо, оглушительно чихнули. От неожиданности я подскочил и больно ударился макушкой о каменный выступ. Оказалось, это кончик ангельского крыла… Потирая голову, я вновь заглянул в дыру — светя новоприобретенным айфоновым фонариком — и разглядел два опалесцирующих, как у кота, глаза.

— Будешь меня слепить, или всё ж таки подашь руку?

Лицо Алекса было покрыто грязью — светились одни белки и зубы. Волосы, в обычное время аккуратно зачёсанные назад, растрепались и обняли голову кудрявым ореолом. К пальцам, уцепившимся за моё запястье, прилипли комочки глины, истлевшие до прозрачности листья и мелкие соломинки. Рука, до самого локтя, была обвита цепочкой — я узнал ту, на которой болтался кулон, Магендовид.

— Где Диббук — спросил я, хромая рядом с шефом к подножию колокольни.

— Спит, — Алекс махнул обмотанной цепочкой рукой. На ладони краснел свежий ожог в форме шестиконечной звезды… — До следующего раза.

Мы остановились. Солнце неожиданно выглянуло из прорехи в тучах, и миллионы бликов отразились от стеклянной поверхности, суперсовременного здания на той стороне реки, прямо за кладбищем.

— Вон откуда манил свои жертвы Диббук, — кивнул на здание подошедший сторож. — В прошлом году построили. Заселили…

— А вы куда смотрели? — спросил Алекс. Но так, без обвинения. Для порядка.

— За рекой мои полномочия кончаются, — сказал Гиллель. Там хоронили лютеран, магометан и католиков. Нет на них моей власти… А вот и Мириам!

Сначала я увидел луч света, перемещавшийся по тропинке. И только потом понял, что луч этот — девушка.

Волосы у неё были, как бледное золото, кожа — розовый прозрачный фарфор, платье… А вот платье — самое обычное. Тёплая шерсть современного фасона в обтяжку, по фигуре. Высокие, до колен, сапоги и большая коричневая сумка.

Но больше всего мне понравились её губы — большие, пухлые, улыбчивые…

— Здравствуйте, Алекс! — сказала Мириам. — Давно вас не было видно.

Я посмотрел на шефа. Тот стоял вытянувшись в струнку, полубоком. Одна рука свободно опущена вдоль тела, другая заложена за спину… Потом я понял, что он прятал руку с ожогом, обмотанную цепью, но в тот момент показалось другое: будь в руке Алекса револьвер, он бы поднял его, и выстрелил девушке в грудь.

— Мириам, — будто опомнившись, Алекс встал прямо, и стукнув каблуками, поклонился.

Девушка рассмеялась — будто горсть хрустальных слёзок рассыпали по стеклу.

Красота её была такой особенной, что сразу её не замечаешь. Но разглядев, уловив тонкость черт — немеешь. Испытываешь робость, как перед старинной византийской фреской.

Это лицо принадлежит совсем другому времени, — понял я. — Не нашему суетному веку… Древности. Тогда пропорции были совсем иными. Более точными. Совершенными.

— Вы всегда такой чопорный, — сказала она. Светлый локон упал на лицо, и девушка смахнула его бессознательным, лёгким движением руки. — Никогда мне не улыбнётесь.

— Мириам, — мягко укорил сторож. — Перестань дразнить господина Голема.

— Хорошо, отец, — она опустила глаза, но в последний миг я заметил озорную стрелку, выпущенную в шефа из-под ресниц. — Почему ты не спросишь, как у меня дела?

— Как у тебя дела, — послушно сказал сторож. Было такое чувство, что они, вместе с Алексом, изо всех сил стараются, чтобы девушка не узнала об истинном их здесь, на кладбище, занятии.

— Сдала последний экзамен, — улыбнулась девушка. — Теперь я — дипломированный специалист по маркетингу.

— Поздравляю, — сухо откликнулся Алекс.

— Спасибо, — снова россыпь хрустальных слёзок. — Вы обещали взять меня на работу, господин Голем. Помните?

На лице шефа проступило жадное, я бы даже сказал, голодное выражение. Будто он страстно желал чего-то, но не мог получить. Гиллель тоже напрягся.

— К сожалению, сейчас у меня нет свободной вакансии, — сказал шеф. — Но при первой возможности…

Сторож расслабился. Этого не было заметно внешне, но я чувствовал, как вокруг него сначала сгустились, а затем рассеялись молекулы воздуха. По-другому, к сожалению, объяснить не могу.

— Всегда вы так, — улыбнулась девушка. — Но ничего. Вы ещё передумаете, — она с интересом посмотрела на меня.

С того мига, как я увидел Мириам, и до этих пор, я стоял молча. И не потому, что меня не представили, а законы вежливости запрещали вмешиваться в чужой разговор.

Я онемел. Всё то время, пока они говорили, я пребывал в каком-то ином месте. Словно перенёсся в безвоздушное пространство, где был один лишь свет. И имя этому свету — Мириам…

Имя отдавалось в моей голове гулко, как еврейский колокол, билось о грудную клетку, но не снаружи, а изнутри, грозя выворотить рёбра и разорвать сердце.

Я не мог дышать.

И теперь глаза наши встретились…

— А вы? — спросила дочь Гиллеля, улыбаясь мне легко, словно знала тысячу лет. — Вы пришли с господином Големом?

— Это мой друг, — представил меня шеф. — Он историк. Он хотел посмотреть древние еврейские могилы, и ваш отец любезно пустил нас погулять по кладбищу.

— Как интересно, — она тоже смотрела на меня, не отрываясь, и казалось, губы её произносили слова автоматически, не советуясь с разумом. — Я Мириам, — она протянула руку. Рукопожатие было твёрдым, уверенным. — А вы?..

— Александр, — еле выдавил я из себя.

— Значит, тёзка господина Голема.

— Это совпадение, — сказал я. — Случайность.

— Случайностей не бывает, — улыбнулась Мириам. — Я верю: всему есть причина. Даже тому, что к нам сегодня утром пришли два Александра.

— Дорогая, может, ты покажешь гостю памятники? — вмешался Гиллель. — Нам с господином Големом нужно кое-что обсудить.

— Конечно, — легко согласилась Мириам. — Только оставлю сумку. Я привезла те книги, что ты заказывал, отец. А они удивительно тяжелые.

За приземистым бочонком колокольни оказался длинный каменный дом. Я не замечал его раньше, потому что мы с Гиллелем всё время смотрели на кладбище. Но сейчас, шествуя за Мириам, как собака, взятая на поводок, я удивился, какой этот дом большой.

— Там помещения для омовения и отпевания усопших, — махнула она рукой на дальний конец дома. — А здесь живём мы с отцом, — девушка взбежала на высокое крыльцо и с усилием отворила тяжелую дверь. — Я только брошу сумку.

Она скрылась в тёмном проёме, и свет для меня погас. В то же время вернулась способность видеть не только Мириам, но и окружающее. Чувствовать запахи, дышать…

Вышла она, переодевшись в светлые голубые джинсы и просторную замшевую куртку. Вязаный свитер обнимал воротником белое горло, но сапоги — кожаные, коричневые, на толстой подошве — были те же.

— Раньше в этом доме жил ещё раввин, — сказала Мириам так, словно и не было перерыва в нашем разговоре. — Но с тех пор, как на кладбище не хоронят, остались только мы с папой.

— Не страшно вам жить на кладбище? — это было совсем не то, что я хотел ей сказать.

Хотелось сказать ей про свет, про то, что жизнь моя с этих пор освещена одним лишь светилом — ею; про то, что таких девушек я никогда не видел, и не увижу более… Но всё это говорить было нельзя. И тогда я спросил про кладбище.