Тот самый (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 24

— Девственницы у него были не той системы, — подаёт ядовитый комментарий отец Прохор, чем заслуживает подозрительный взгляд Котова. — А может, помешал Пражский Голем… Он тогда в большой силе был.

— ТАК ВОТ, — со значением продолжает Алекс. — После Великой Отечественной в Америке всплывает некий Антон Шандор Лавей. Согласно метрикам, родился он в одна тысяча девятьсот тридцатом году…

— Бессовестное враньё, — вновь влезает отец Прохор.

— Лавей учреждает Церковь и Библию Сатаны. Аколитам же предписывается пить кровь. Не обязательно девственниц…

— Тем более, что сыскать оных становилось всё труднее, — ехидничает святой отец.

— В тысяча девятьсот сорок девятом он вновь появляется в Москве и делается наперстником Кагановича. Вместе они устраивают «чистки» в советском Политбюро. А в пятьдесят третьем… — Алекс вновь делает передышку. Но не на кофе, а на трубку: достав её из кухонного шкафчика, вдумчиво набивает, а потом долго раскуривает. Мы ему не мешаем.

— А в пятьдесят третьем Алесан Сергеич стреляется с Лавеем, — не выдерживает отец Прохор. — По его собственным словам, которым у нас нет оснований не верить, он выпускает в Лавея, сиречь — Зеботтендорфа, сиречь — Андона фон Зее, пять серебряных пуль.

— И мы считаем дело Тевтонского Магистра наконец-то закрытым, — заканчивает сам Алекс.

Настаёт гробовая тишина. Не слышно утренних трамваев, не слышно пения птиц — хотя форточка открыта, и я отчётливо вижу воробьёв, купающихся в пыли…

Только старинные часы в прихожей, одетые в массивный дубовый футляр, продолжают неторопливо нарезать маятником секунды: тик… так… тик…

— Так вы хотите сказать, — вдруг подал голос майор Котов. — Что наш маньяк и есть ваш барон Суббота?

— Так его тоже звали, на Гаити, — откликнулся отец Прохор. — Когда он только налаживал торговлю неграми, для работы на сахарных плантациях.

— Не верю.

— В то, что он изобрёл рабство? — невинно спросил Алекс.

— В то, что все эти звери — один и тот же человек, — фыркнул Котов. — Где доказательства?

— А моего слова вам, милостивый государь, не достаточно? — шеф заносчиво упёр руку в рукоять револьвера, вставая к нам боком.

— Алексашка, — голос отца Прохора отдаёт сосулечным льдом. — Прекрати.

— Да ладно тебе, Сергеич, — виниться майор. — Ты меня тоже пойми: в одну минуту такое не переваришь. Но я постараюсь, — поспешно добавил он.

— Не важно, тот это человек, или совсем другой, — тихо сказал я. — Важно знать, как его остановить. Если его не берут ни колья, ни пули…

— Тёзка дело говорит, — кивнул шеф.

— Спервоначалу надобно его сыскать, — строго попенял отец Прохор.

И тут раздался звонок.

Все зашарили по карманам, но оказалось, что звонит айфон святого отца.

Активировав панель отпечатком большого пальца, тот выслушал собеседника — до нас доносилось лишь сдавленное кваканье — посмотрел на нас и поднялся.

— Павлика нашли, — сказал он, вставая и направляясь к дверям.

Алекс хищно бросился вслед за святым отцом. Мы с Котовым тоже подорвались. И тут звонок раздался во второй раз. Теперь уже — у майора.

Затем — у меня.

Через секунду затрещал, засвиристел наш городской аппарат из прихожей.

Немая сцена: к нам приехал ревизор.

Майор что-то глухо бросил в свой, защищенный от прослушки «Кристалл», я достал дешевенькую «моторолу», а шеф исчез в прихожей — Антигоны, чтобы ответить на звонок, в конторе еще не было.

— Да? — номер был незнакомый.

— Мне сказали, по этому телефону я могу найти господина Голема.

— Вы ошиблись, — сказал я, испытав неимоверное облегчение. Значит, хотя бы мой звонок — случайность. — Здесь агентство. «Петербургские тайны».

— Всё правильно, — подтвердил голос. — Александр Сергеевич Голем — хозяин агентства.

Только в этот миг до меня дошло, что фамилией своего непосредственного начальника я никогда не интересовался и документов его никогда не видел…

— Подождите, — проговорил я в трубку сдавленным от нехороших предчувствий голосом. — Сейчас позову…

— Не надо, — мягко перебил голос. — Просто передайте господину Голему, что звонил сторож. И слова: диббук вновь проснулся. Он знает, что нужно делать.

Телефон отключился — я забыл его зарядить.

— Дьявол, — сказал Алекс. А потом посмотрел на отца Прохора.

— Ступай, — разрешил святой отец. — Я присмотрю за мальчиками. Время пока терпит.

В этот момент на пороге воздвигся майор Котов — он выходил на улицу.

— В Калининском двойное убийство, — бросил он, натягивая свою кожаную куртку. Лысый череп он прикрыл кожаной же кепкой, сразу сделавшись похожим на Никиту Хрущева, в молодые годы. — Так что я побежал. Вырвусь, как только смогу. На связи, — майор канул во двор. Тут же послышался грохот заводимого двигателя.

— По площадям бьёт, — скорбно покачал головой отец Прохор. — Но не беда. Как-нибудь сдюжим.

Видеть, как мрачнеет и стареет лицо подростка с замашками хиппи, было диковато, да и что там говорить — просто страшно.

Прям до дрожи.

Но я, мужественно хлопнув остывшего кофе, посмотрел на Алекса и сказал:

— Командуйте парадом, шеф.

— Едем на кладбище, — решил Алекс. — Сторож просто так звонить не станет.

— На кладбище? — нет, я ничего не имею против покойников. Просто всё как-то… как в кино.

— Гони Хама к крыльцу, — с этими словами Алекс скрылся за своей дверью. — Я только кое-что прихвачу.

— Удачи, дети мои, — отец Прохор широко благословил проём двери и направился к выходу. Затем остановился и бросил через плечо: — В такие моменты Алексашка становится слишком буен. Путает берега. Так что приглядывай за ним.

Я оторопело кивнул.

Когда я на Хаме подрулил к крыльцу, ни майора, ни отца Прохора уже не было. Святой отец, кстати сказать, пользовался чёрным, как ночь, Кадиллаком Эскалэйд…

Когда Алекс погрузил в багажник громадный армейский баул, доверху набитый оружием — это было слышно по характерному звуку, — я сразу подумал: может, вот это отец Прохор и называет «путать берега»?

— Которое кладбище? — спросил я, собираясь ввести точку выхода в навигатор.

— Еврейское, — бросил шеф.

Интересно, когда я смогу поспать? — подумал я про себя, а вслух спросил:

— Что такое «диббук»?

— Душа, вселившаяся в живого человека со злым умыслом, — ответил Алекс.

Сидя рядом со мной, на пассажирском сиденье, он рылся в сумке, выуживая патроны с золотой насечкой и складывая их к себе на колени.

— А разве Молочкова — не тот же случай?

— То был просто призрак, — пояснил шеф. — Искавший, на ком бы выместить злобу. Диббук — совсем другое дело. Это… — он помахал в воздухе парочкой патронов, зажатой в кулак. — Диббук — это воплощенное зло. Не для какой-то цели, а просто потому, что может. Ему без разницы, в кого вселяться и кого убивать.

Подтверждение его слов я увидел задолго до подъездов к кладбищу…

Улицы здесь были узкие, заросшие столетними дубами вперемешку с берёзами. За ними тихо догнивали деревянные избы, с облупившимися резными наличниками и чёрными от возраста печными трубами. Народу здесь жило мало. Всё больше старики, не любившие перемен, а еще молодые семейные пары — снять угол, а то и целую избу, здесь стоило удивительно дёшево.

Сначала я думал, что по узкому тротуару, вздыбленному могучими дубовыми корнями, движется калека.

Неровная дергающая походка, отсутствующее выражение лица — такие бывают у безногих, которым приходится собирать все душевные силы только лишь для того, чтобы перемещаться в пространстве.