Жмурки (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 7

Пока всё по-прежнему. Несёт свои тяжелые воды река, тускло догорают рассветные фонари, прохожие спешат, не глядя друг на друга, по самые веки закутавшись в тёплые шарфы.

Ненавижу холод.

Одна из причин, по которой я подался служить в Сирию — там всегда тепло.

Неожиданно лимузин скакнул вперёд — как дрессированный мустанг. Сменил ряд, затем ещё раз…

Я оглянулся.

Вон тот чёрный, как гроб, Гелендваген. Не самая лучшая машина для слежки.

— Эй, шеф, — я тронул Алекса за колено.

Тот открыл глаза и сел прямо — так, словно и не спал. Сразу уловил суть проблемы: наш лимузин вилял по дороге, как маркитантская лодка. Обгонял, подрезал — словом, пытался оторваться.

Выглянув в заднее окошко, Алекс полез за револьвером.

— Вы знаете, кто это? — спросил я.

— Понятия не имею, — весело откликнулся шеф. — Это имеет значение?

Я коротко прикинул.

— Наверное, нет.

И тоже полез за оружием.

Кончиком трости Алекс постучал в перегородку. Та немедленно поползла вниз, открывая пышную причёску афро, хрупкие плечи под ярким полосатым пончо и тонкие, очень смуглые руки на баранке.

— Здравствуй, Суламифь, — сказал шеф. — Далеко ещё?

Я не ошибся насчёт водителя. Суламифь — стригойка из гнезда Тараса. Мы познакомились на Газпром Арене, когда сражались против графа.

— Не так, чтобы очень, — сморщила носик стригойка. — Но оторваться можем и не успеть.

— Они прекрасно знают, куда мы едем, — усмехнулся Алекс. — Цель — не дать нам туда добраться.

— Ассамблею перенесли по той же причине? — кисло спросил я. — Не хотели вас видеть?

— Нас, поручик. Видеть не хотели НАС. Привыкай.

До поручика меня «повысили» как раз после битвы с графом. Это произошло как-то само собой: был кадет — стал поручик.

Я не спорил.

Какая разница, как шеф меня зовёт?..

Вот прозвище «ручной стригой» — это было обидно.

— Сверни-ка вот здесь, — Алекс постучал Суламифь по плечу.

— Слишком узко, — буркнула та. — Не развернёмся.

— Ничего. Там сквозной проезд.

Нажав на педаль газа, стригойка заложила крутой поворот. Машину она вела так, словно это был не шестиметровый монстр, а лёгкая малолитражка.

С обеих сторон нас сдавили стены домов.

Знакомое место, — определил я. — Где-то в этих подворотнях находится «Заупокой».

В бар для нежити мы наведывались нечасто.

Меня здесь не любили.

— Останови, — скомандовал шеф в тот момент, когда лимузин почти коснулся дверцами стен. — А теперь открой люк.

Геленд протискивался за нами. Как терьер в узкую нору.

Хитёр шеф, — он уже вскочил на сиденье и торчал по-пояс в люке, направив револьвер в сторону преследователя.

Люка на крыше у мерса нет, а дверцы они теперь не откроют…

Выстрел прокатился по узкой шахте проулка, как шар для боулинга.

Подождав пару секунд, шеф выстрелил ещё раз.

Стекло пуленепробиваемое, — я наблюдал из салона, надобности в моей помощи пока не было. — Им остаётся или сдать назад, или ждать, пока у шефа не закончатся патроны. Или терпение.

После третьего выстрела стекло Геленда треснуло.

Ага, — я дёрнул уголком рта. — Шеф решил не мелочиться. Знаменитые в узких кругах «пробойники».

Дорого, зато надёжно.

Далее преследователи ждать не стали: выбив треснувшую лобовуху на капот, пассажиры геленда тоже принялись палить…

Алекс нырнул в салон, Суламифь тут же закрыла люк.

И всё равно грохот выстрелов побил все мыслимые рекорды.

— Едем?

Негритянка сжала руль так сильно, что костяшки пальцев побелели. Нога её напряглась над педалью газа…

— Ещё нет.

А я смотрел в заднее стекло. Если у них такие же, как у Алекса, пули — скоро оно треснет.

Шеф тем временем освободился от крылатки, перезарядил барабан револьвера…

Сообразив, что он задумал, я положил руку ему на рукав.

— Давайте лучше я.

Он прав. Надо узнать, кто это такой борзый.

— А если у них серебряные пули? — спросил Алекс.

— А если нет?

Содрав просторный плащ, я присел на сиденье, подобрав под себя ноги.

— Совсем в старики меня записал, — буркнул шеф обиженно.

— Просто вы знаете, что говорить на Ассамблее.

Суламифь открыла люк и я выбросил себя одним плавным длинным движением, приземлился на багажник лимузина и сразу ушел в кувырок.

Выстрелов я не слышал.

Точнее, все звуки слились для меня в один долгий тягучий стон, подобный удару колокола.

Скатившись с багажника, я мгновенно оказался рядом с гелендом и нырнул в него через пустой проём лобового стекла.

По запаху я уже знал, что там оборотни.

Не наши, чужие.

Пахло от них не псиной, а почему-то вазелином и ещё чем-то влажным, застойным.

Болотом?..

Было их всего двое, на передних сиденьях. Мне ничего не стоило поднырнуть под выстрелы и оказаться за их спинами.

В каждой руке у меня было по штык-ножу, и острия их упёрлись в ямки на шеях оборотней, в основании черепа.

Почувствовав, как по коже течёт кровь, чужаки перестали стрелять.

— Отлично, — я широко улыбнулся, показывая клыки. — Теперь поговорим. Что вам нужно?

Изо рта водителя полился такой поток брани, что показалось: слова оживают и чёрными жуками вгрызаются мне в лицо…

В следующий миг я понял: не показалось.

Жучки и впрямь были настоящими.

Огромных усилий стоило не бросить ножи и не вцепиться пальцами в собственную кожу, стараясь выдавить мерзких жучков, как фурункулы.

Вместо этого я чуть вытянул руку и один из штык-ножей вошел под череп водителя, перерезав позвоночный столб.

Тот сразу обмяк, изо рта вытекла струйка крови. По губам продолжали беспорядочно ползать жучки.

Жгло так, словно мне в лицо бросили горсть раскалённых углей.

Оставив нож под черепом мёртвого оборотня, я провёл кончиками пальцев по коже: жучки чувствовались, как маленькие бугорки. Зато они хотя бы перестали шевелиться — со смертью хозяина из них ушла жизнь.

Алекс покинул лимузин тем же манером, что и я, и уже подходил к гелендвагену.

— Осторожнее, шеф. У них какая-то дикая магия, — крикнул я из салона.

Лицо продолжало жечь. Казалось, жар уже добрался до костей и плавил костный мозг.