Жмурки (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 23

— Как не быть, — не глядя на меня, девчонка сдула с лица выбившуюся прядь.

— А где?..

— Всё тебе расскажи, — буркнула она себе под нос. Шея у Антигоны была розовая, маленькие руки крепко сжимали ручку швабры… Пахло от неё просто изумительно: здоровым девчоночьим потом, горячим телом и…

Белая обезьяна, белая обезьяна.

Никогда бы не подумал, что столько мыслей уделяю размышлениям о плотском.

Бедный шеф. Намучается он со мной.

— Алекс грибов просил принести, — я веско подкинул на ладони связку ключей.

— Грибов?.. — Антигона даже про полы забыла. Выпрямилась и вытаращилась на меня. А потом мотнула головой. — За дом пойди. Там рядом с гаражом увидишь такую будку…

Я кивнул.

Будку я знаю.

Всегда считал, что там запасной генератор — от крыши будки к особняку тянулись провода.

Подбрасывая на ладони связку ключей, я беззаботно соскочил с крыльца и обогнув угол дома, по тропинке направился к гаражу.

Будочка располагалась рядом. Низенькое бетонное сооружение, облицованное искусственным камнем — для придания пасторального колорита. Крыша у неё была островерхая, крытая красной глиняной черепицей, дверь — металлическая, «под старину», с коваными петлями и толстенным засовом.

До будочки я не дошел метров трёх.

С орешника, росшего возле тропинки, за шиворот мне обрушился водопад ледяной воды. Я даже вздрогнуть не успел: вслед за водой на плечи упало что-то тяжелое и схватив за шею, начало гнуть меня к земле…

Под ноги подкатился ещё кто-то, третий ударил в бок…

Падая, я обратил внимание на то, какие неестественно яркие на небе звёзды.

А потом меня накрыло.

Звёзды вспыхнули нестерпимо, их белый колючий свет залил весь двор, и дальше я помню только знакомый болотный дух, короткие взрёвывания и удары по чему-то плотному, больше всего напоминающему набитые камнями, ребристые покрышки.

В спину, рядом с почкой, воткнулось что-то острое, оно мешало двигаться и отвлекало неприятными ощущениями.

На голову обрушился цветочный горшок размером с мусорный бак — а может, это и был мусорный бак, уж больно характерно вдруг запахло.

Меня опрокинули на спину и принялись пинать ногами.

Всё это действо творилось в мёртвой, наполненной свистом и горячим дыханием, тишине.

А потом эту тишину прорезал грохот выстрела.

Эхо прокатилось по крышам домов, отразилось от кованых решеток заборов и утонуло в реке.

Пинки прекратились и я смог подняться.

Алекс, держа дымящийся револьвер в вытянутой руке, целился куда-то поверх забора.

Свет фонаря облекал его фигуру призрачным желтым светом, глаза сверкали азартным огнём.

— Что случилось? — спросил я, удивлённо оглядывая поле боя.

Вокруг, в разных интересных позах, распростёрлось четыре тела. Принадлежали они то-ли крокодилам, то-ли ещё каким-то рептилоидам, но быстро меняли очертания на человеческие. Воздух вокруг рябил от разрядов магии — я их чувствовал, как сухие удары электрического тока.

— Ты мне скажи, — сунув револьвер подмышку, Алекс принялся споро набрасывать на шеи оборотней кольца верёвки.

Те сразу переставали дёргаться и только скулили.

— Я не знаю, — ответ был честным, хотя и бессодержательным. — Судя по запаху, это дружки тех гопников из Краснодара, — потянув носом, сказал я. — Ещё тогда мне показалось: болотом пахнет.

А вервие у шефа непростое, — сообразил я. — Верёвка самоубийцы. Вымоченная в крепком настое полыни и заговоренная. Она удерживает их от метаморфозы.

На самом деле, я не верил, что это работает. Просто читал — у Геродота, кажется.

А вот поди ж ты.

— Допрашивать будем? — деловито спросил я. К своему удивлению, я опознал одного из гопников — того, что был на геленде, с убитым мною водителем. Мы его сунули в багажник, а теперь он здесь. И вновь нападает.

— Вестимо, — задумчиво кивнул шеф. — Тащи их в погреб.

И он указал подбородком на ту самую приземистую будочку.

Проснулась Маша в кровати.

По самый нос укрытая пуховым одеялом, на мягкой подушке. Она даже подумала, что трамвай, математик Теодор Палыч и очкастый ей приснились, и теперь она дома, под бдительным присмотром тётки.

Но пахло от одеяла совсем не так, как от домашнего.

Там все вещи, где бы они ни были, пропитал лёгкий, но неистребимый запах тёткиных сигарет.

Здесь же пахло странно: мочой, слезами и подгорелой кашей.

В детдоме так иногда пахло в младшей группе, и сначала Маша обрадовалась: а вдруг она волшебным образом оказалась в Севастополе?..

Но чудес не бывает — широко известный факт. Так что, объяснение запаху, скорее всего, совершенно прозаическое: у кого-то случилось незапланированное протекание.

На всякий случай она ощупала себя под одеялом.

Нет. Это не она: одежда совершенно сухая.

А ещё она мягкая и пушистая.

Пижама.

Но ведь она была в школьной форме!

С большой неохотой пришлось кон-статировать: план «Б» удался.

Маша потянулась, потёрла глаза кулачками и села.

Нет, на детдом всё-таки похоже.

В комнате стояли кровати — всего восемь. На них сидели и лежали дети… девочки.

Мишки не было.

Одна из девочек подошла к Маше и посмотрела в пустоту, поверх её головы.

— Проснулась, новенькая? — спросила она, словно это и так было не понятно. — Вставай.

Девочка была высокая — самая высокая из всех. И у неё был пронзительный громкий голос, но такой бесцветный, равнодушный — словно девочка говорила не с Машей, а с… растением. Или камнем.

Это было неприятно. Неприятно и чуть-чуть страшно.

И Маша не стала спорить. Откинула одеяло, спустила ноги на пол…

— Где моя одежда? — спросила она.

— Шкафчики в умывалке, — сказала, как автомат, взрослая девочка. — Твой — с самого края, со сломанной ручкой.

Пройдя босиком в указанную девочкой дверь, Маша поёжилась.

В умывалке было неуютно. Белый кафельный пол леденил ноги, от выстроившихся в ряд умывальников веяло холодной водой и зубной пастой.

У дальней стены темнело несколько туалетных кабинок, а вот душевой или ванны не было.

Маша оглядела шкафчики: они стояли вдоль стены сразу за дверью. И подошла к тому, у которого ручка болталась на одном шурупе. Открыла…

Интересно, — думала она, переодеваясь в противный, коричневого цвета комбинезон. — Почему они себя так ведут?

В детдомовских спальнях было не так. Дети без умолку болтали, смеялись, подкалывали друг друга, рассказывали анекдоты и страшилки. Девочки мастерили кукол из полотенец, мальчишки плевались бумагой…

Было весело. Иногда — сложно.