Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 34

«Это почему?» — засмеялась Яна и немедленно принялась за дело, так что в маноре у Сварога стояло уже десятка два любимых книг — точные их копии, со всеми иллюстрациями.

Яна тоже попробовала читать. Почти все оказались ей неинтересны — она просто-напросто не понимала, о чем идет речь, а объяснять было бы лишком долго. Другое дело — «Три мушкетера» и «Одиссея капитана Влада». Вот тут пояснения потребовались минимальные — очень уж многое имело аналоги в прошлом Талара, а то и в настоящем, взять тех же пиратов Карибского моря.

Он мог позволить себе посторонние мысли, хоть ворох — пока что в замке ничего особенного не происходило, и не было никакой надобности включать инфра, чтобы разглядеть окружающее сквозь мутно-непроницаемый купол воды, залившей силовое поле, служившее десантному браганту вместо крыши. Ровным счетом ничего интересного в окружающем мире — ночь, нескончаемый дождь, брагант, повисший в паре уардов от одного из замковых окон, конечно же, невидимый для окружающих. Высокое аркообразное окно с красивым витражом, искусно сработанным лет двести назад хорошими мастерами. Чуточку жаль витража, от него ничего не останется, когда все скоро начнется — но не тот расклад, чтобы сокрушаться об изделиях старых мастеров, поневоле приходится быть варварами…

Чувства были знакомыми, с ним не раз такое случалось и прежде, в прошлой жизни. Привычное дело — долго и терпеливо ждать, когда грянет. Так что Сварог себя чувствовал, как рыба в воде — те, кто так и не научился терпеливо ждать, словно охотник в засаде, иногда срывали операцию, а то и гибли… Его десантура, еще по Гартвейну помнится, отлично овладела искусством терпеливо ждать — все шестеро застыли, как истуканы, ожидая команды. Сварог самую чуточку размяк душою — очень уж это напоминало прежние времена, когда он точно так же ждал сигнала (а то и сам должен был его подать, как сейчас и обстояло). Разве что форма была другая, и оружие — но суть оставалась той же: десант готов идти на рывок, а сопротивление противника окажется в тысячу раз слабее, нежели в прежние времена. Собственно, никакого противника и нет — всего лишь немаленькая орава приживальщиков и слуг, которых нетрудно будет после лихого броска согнать в кучу, как баранов. И оружия, способного бы причинить нападающим хоть малейший вред, в замке не сыщется — Сварог и его бравы ребятушки надежности ради надели те самые синие комбинезоны с глухими капюшонами, в которых когда-то люди Гаудина ворвались в замок герцогини Мораг: простенькие на вид, но защищают не только от таларских пуль, но и от многих видов лучевого оружия ларов, идеальная броня…

Он не сводил глаз с экрана, хотя там по-прежнему не происходило ничего, достойного внимания. В объективе главным образно оказывались блюда с яствами, кубок с вином, нож-вилка-ложка (вся утварь золотая, ага, герцог лопается от денег). Канилла (конечно, с необходимым дворянству изыском манер) уписывала за обе щеки богатое герцогское угощение, причем отнюдь не играла — для пущего правдоподобия она крошки в рот не брала с утра, так что все выглядело чертовски жизненно: изголодавшаяся за день странница так себя и будет вести.

Временами в объектив попадал и герцог, сидевший напротив, порой лениво поддевавший вычурной и тяжелой золотой вилкой маленький кусочек с одной из стоявших перед ним тарелок — он-то был сыт. И, судя по траекториям его взглядов, он откровенно разглядывал Каниллу, благо полюбоваться было на что: в замке ей дали, насколько можно судить, одно из старых платьев Вердианы, для Каниллы тесноватое и коротковатое — но именно из-за этого добавлявшее ей не просто прелести, что там, эротичности. Что и требовалось сейчас.

Сварог ухмыльнулся. Он был доволен собой. Все разыграно, как по нотам, и пока что, сплюнем через левое плечо (…ну да мы мысленно) проходило в точности по наработанному. С наступлением сумерек на землю, примерно радиусом в пару лиг, где центом круга служил замок, обрушили жуткий нескончаемый ливень с грозой и молниями — подобные мелкие воздействия на погоду в Империи давно изобретены. А через час к воротам замка в поисках приюта подъехала шагом промокшая насквозь молодая дворянка на заморенном коне — он и в самом деле вымотался, для пущего правдоподобия его долго гоняли галопом, изрядно утомив безвинную лошадку.

Когда герцогу доложили о нежданной гостье, он немедленно распорядился ее принять (наверняка еще и оттого, что мордовороты у ворот уточнили: гостья молода и красива). И встретил заплутавшую путницу крайне гостеприимно: горячая ванна, дворянское платье, роскошный ужин, продолжавшийся до сих пор.

Легенда была железная, не способная вызвать подозрений и у навидавшегося жизненных сложностей человека. Молодая дворянка, жившая лиг за триста отсюда, оказалась этакой песчинкой в неумолимых жерновах судьбы: убогое отцовское поместьице банкиры отобрали за долги — такое нельзя проделать только с «титульными» землями, при любых долгах хозяину полагается оставлять некий минимум. А имение погрязшего в долгах дворянина (не носившего никаких титулов) титульным не было. От страшного огорчения неисправный должник неожиданно застрелился, и девушка осталась одна-одинешенька на белом свете, без крыши над головой. Продала свои платья, драгоценности и всякие мелочи (конфискации это не подлежало, согласно законам о «личном имуществе детей должника»). Набралось с сотню золотых. С ними бедолажка и пустилась в долгое странствие, направляясь в Латерану в сопровождении одного-единственного слуги, согласившегося поехать с бывшей хозяйкой (остальные, скоты, попросту разбежались устраивать жизнь). В Латеране у нее имелся довольно дальний родственник, на чью помощь несчастная девушка и рассчитывала. Родственник этот в жизни не общался ни с ее отцом, ни с ней, надежды были зыбкими, но ничего другого попросту не оставалось в ее печальном положении. Ну, а потом всадники попали под жуткий ливень с грозой (кто бы в замке выяснял, что он представляет собой идеальный круг?), потеряли друг друга из виду, девушка сбилась с дороги, ехала наугад, куда глаза глядят — много ли разглядишь в такую непогоду? Конь, должно быть, почуявший жилье, привез ее к воротам замка…

Безупречная легенда, право. Пока что ничто в поведении герцога не показывало, что он что-то заподозрил. Наоборот, сразу видно: проявляет к очаровательной гостье самый живой интерес. И неудивительно: Сварог его с некоторых пор посадил на жесточайшую сексуальную диету. Герцог в этих делах обожает новизну — но совершенно лишен возможностей ее обеспечить. Проникнуть в замок люди Интагара в сжатые сроки никак не могли — зато могли обложить поместье плотным кольцом, что и сделали. Всего у герцога имелось под рукой одиннадцать охотников за юными красотками — и дворяне-приживальщики, и крепостные слуги. Когда они оказались за пределами неких невидимых большому миру рубежей, с ними стали чередой происходить крупные неприятности: так как-то получилось, что семеро угодили за решетку (поскольку все их действия попадали под те или иные статьи Карного кодекса. Обычно на подобные забавы благородных господ юстициарии и полиция смотрели сквозь пальцы, но на сей раз отчего-то проявили нешуточную принципиальность). Четверым пришлось и того хуже: с ними расправились самосудом крестьяне и жители маленьких городков. Такая вот полоса невезения, ага. Впрочем, и не она — в замок был заброшен слушок, что король Сварог вдруг озаботился вопросами нравственности и морали, издал парочку грозных секретных указов — и началась кампания борьбы с такими вот «покупателями». Ну, а в подобных случаях, когда грянет кампания, власти и полиция свирепствуют самым лютым образом, хватая направо и налево всех, кто хоть отдаленно напоминает подлежащий искоренению контингент…

Не похоже, чтобы герцог что-то заподозрил. Он сгоряча отправил с той же неблагородной миссией еще трех человек, проинструктированных на скорую руку, — но и те очень быстро оказались за решеткой. Герцог — точнее, его люди объехали пару-стройку ближайших деревень, пытаясь прельстить золотом бедных отцов и матерей красивых девочек, — но обломилось и там. Согласно старинной традиции на въезде в деревни, на оградах появились этакие венки из репейника и бурой колючки: мягкий ненавязчивый намек на то, что крестьяне готовы взбунтоваться. Все они были крепостными герцога, но времена нынче стоят, можно сказать, прогрессивные, и давненько уж владельцы крепостных душ не вольны силком увозить приглянувшихся красоток, особенно малолетних. Вообще-то в дальней глуши порой такое все же случается — но чересчур рискованно было бы таким баловаться всего-то в ста лигах от Латераны, да еще в разгар кампании, направленной против таких именно забав. И никто не связывал слаженный крестьянский отпор (золото есть золото, и порой находились родители, на него прельстившиеся, — но не в этот раз) с недавними гастролями по тем местам бродячего точильщика, любившего песенку «Любовь, как роза красная…». Гаржак, как обычно, справился отлично, намекнув сельской общественности, что теперь в подобных случаях власти посмотрят сквозь пальцы даже на легонький мятеж, если он пройдет без разрушений и членовредительства.