А смерть подождет - Барабашов Валерий Михайлович - Страница 15

Разговор с Марьям сложился как-то сам собой — с чеченкой этой говорить было легко и просто, она и слушать умела, и сама спрашивала о житейском: как, мол, устроились у нас, как самочувствие, подходит ли наш климат, надолго ли к нам? Или как все — на полтора месяца?

Любой человек, пусть и офицер милиции, и даже чекист, у которого ушки всегда на макушке, ничего бы в этой женщине и в их бесхитростной беседе не заподозрил. Да и что можно заподозрить в её обычных вопросах?! Марьям ни о чем таком и не спрашивала, вопросы были женские, материнские: кто дома у тебя, Олег, остался? Здоровы ли родители? Переживают, наверное, что сын поехал в Чечню, на войну?

Как не переживать, отвечал Олег, любые родители места себе не находят. И ваши, чеченские матери, и наши, русские…

«Да, да», — кивала Марьям, и глаза её были в слезах.

Ещё она спросила, глянув на сидящую у ног Олега Линду, — мол, красивая какая собака, и глаза у неё умные. Служебная, наверное?

Олег ответил суховато — да, служебная. На этом их разговор кончился. Он взял у женщины булочек свежих, мягких, конфет, ну и «Лезгинку», коньяк.

Марьям сказала ему вслед, что приезжает сюда по утрам, если что нужно — она достанет, были бы деньги. Олег ответил, полуобернувшись, что пока больше ничего не нужно, спасибо.

На том они и расстались.

Линда трусила рядом с Олегом, всё отчего-то принюхивалась к полиэтиленовому пакету с покупками, а он поощрительно поглядывал на неё — пусть запоминает и эти новые запахи, может, пригодится.

От знакомства с Марьям у него осталось какое-то странное чувство — то ли тревоги, то ли лёгкого недоумения. С чего бы это? Она — тихая, забитая с виду женщина… Но она — вспомни! — осторожно и умело расспрашивала его! О том, кто приехал в этот раз в их Гудермес, какой срок командировки, дежурят ли они по ночам, служебная ли у него собака?…

Ничего такого существенного он, разумеется, ей не сказал. Да и разговор старался вести так, чтобы не ляпнуть чего ненужного постороннему человеку, да ещё чеченке. Но она вроде бы и не особо прислушивалась к его ответам, а больше говорила сама — что знакома с ребятами и из Череповецкого, и из Саранского ОМОНа, они тоже берут у неё продукты и вино, что у них скоро смена, приедут другие люди… ещё она по доброй воле (Олег её об этом и не спрашивал) говорила, что любит Россию, русских, Дудаев зря развязал войну, страдают от этого простые мирные жители, такие, как она сама и её соседи…

Такая подкупающая откровенность тронет душу кого хочешь, даже подозрительного, специально обученного недоверию фээсбэшника, а что уж там говорить про рядового милицейского кинолога!

Однако у младшего лейтенанта милиции Александрова ушки тоже были на макушке — Марьям он сказал разве что собака у него действительно служебного назначения. Ну, и отец с матерью волнуются за него там, дома, в Придонске. Что тут секретного?

Ближе к ночи этих суток рация в комнате опергруппы прохрипела:

— Смирнов! С собакой — на выезд! Блокпост на шоссе, подозрение на фугас, телефонный звонок был. Быстро!

— Понял!

Капитан положил трубку, скомандовал:

— Подъем, гренадёры! Работёнка есть. Рыжков, заводи свою «антилопу»! Александров, с Линдой, в машину!

Собрались в минуту. Спать ещё никто не спал, лежали поверх одеял в одежде. Вскочили, накинули куртки да фуражки, автоматы в руки и — во двор, к машине, в которой уже сидел Рыжков и крутил стартер.

Вскочила в распахнутую заднюю дверцу Линда, прыгнул на переднее сидение Смирнов.

Тут и «антилопа» завелась, не подвела.

Помчались по притихшему, ночному уже Гудермесу.

… Блокпост, куда они прикатили, — в тревоге. Омоновцы, дежурная смена, встретили их строгим окриком:

— Стой! Стреляем на поражение!

— Свои! — крикнул Смирнов. — По вызову.

— А-а… Давай сюда! Вы что так далеко машину поставили? Не видно ни хрена.

— Заглохла!

Опергруппа в полном составе торопливо перебежала к блокпосту — нагромождению бетонных блоков с щелями-бойницами для кругового обстрела, тут же, сбоку, стоял и БТР.

— Ну, что тут у нас?

— Да что… — стал рассказывать рослый сержант в каске и с автоматом наизготовку. — Позвонили, точнее, передали по рации из Грозного: ждите со стороны Аргуна машина должна пройти, «Жигуль» зеленый, со взрывчаткой. Оперативные данные. Вот ждем. И вас с кобелем этим вызвали.

— Сука это, Линда… А нам сказали, что фугас где-то поблизости заложили, на дороге.

— Фугас уже нашли, его подорвали.

— Понятно. А «Жигуля» зеленого не было ещё?

— Мы бы остановили… А Линда эта хорошо работает?

— Она много уже кой-чего нашла. — Олег отвечал скупо.

— Ладно, поглядим как она у нас сработает. Машины бензином воняют, не каждая собака сыщет то, что надо. Вон, кстати, катит какой-то абрек, тормози его, Федя!

Машину с блескучими яркими фарами остановили. «Жигули» шестой модели, но синего, блеклого цвета. В салоне — трое чеченцев, один совсем старый, ворчливый. Дедок этот сразу же взвился, атаковал омоновцев:

— Зачем останавливаешь, командир? Спешим домой, поздно уже, ночь. А нам ещё тридцать километров ехать.

— Откуда едете? Кто такие? — сержант был невозмутим.

— Из Аргуна. Дочку проведывал, родила она, внук у меня, теперь ещё один. А это сын мой, Руслан. Это сосед, его машина, он нас возил.

— Документы предъявите. Выйдите все из машины. Багажник, капот открыть! — теперь уже командовал Смирнов. Говорил он при этом спокойно, но строго, и чеченцы подчинились его голосу, вышли из «Жигулей».

— Олег, давай!

Линда с Олегом взялись за работу. Все четыре дверцы распахнуты, открыт багажник, капот, вынуто заднее сидение. Лучи двух ручных фонарей шарят по салону, в закоулках багажника.

— Ищи, Линда, ищи!

Но Линду можно было и не понукать: с большим старанием, вертя хвостом, она бегала вокруг машины, совала нос и под крылья, и под передние сидения, а в багажник просто запрыгнула и всё там дотошно вынюхала.

Собаку ничего не насторожило.

Чеченцы с некоторым страхом, стоя в сторонке, наблюдали за ней. Чувствовалось, что они её боятся.

Омоновцы, да и вся опергруппа капитана Смирнова, в свою очередь, не спускали глаз с пассажиров синих «Жигулей»: от ночных, этих «мирных жителей» можно было ждать любой пакости.