Верю, судьба! - Белецкая Екатерина - Страница 5

- На седьмом, - сообщил Леонид, вытряхивая снег из рукавов. - Пошли, я задубел уже.

- Ничего, сейчас погреемся, - пообещал Атис. - А красиво-то как!

- Не вижу ничего особенного, - проворчал Авдей. - Вот когда нас возили в Усладу, это было да! Там действительно красиво. А тут что? Развалины одни, гнилое все, старое. Поскорее бы новое здание достроили, что ли. И потом, чего тут смотреть? Ты днем не нагляделся?

- Днем не то, - подумав, сказал Атис. - Днем это склады. А ночью наружу вылезает монастырь. Вот ты сам подумай - сколько лет этому всему?

- Да хоть сколько, - отмахнулся Леонид. - Мужики, мы что сюда - на экскурсию пришли, что ли? Хватит трепаться, пойдемте.

Авдей и Леонид бодрым шагом двинулись по тропинке к седьмому корпусу (бывшая малая церковь), а Атис еще с минуту стоял, озираясь. Он видел - старые стены, полуразрушенный купол большого храма, утонувший в темноте, наглухо заколоченный вход. Открыта только колокольня, а вместо креста на ней (Атис много читал, поэтому знал, что должен быть крест) эмблема Ойлл-о - маслянисто черная капля нефти в ослепительно белой ладони. Эмблему подсвечивали с разных сторон четыре прожектора, широкий монастырский двор занесло снегом, только колеи в тех местах, где подъезжали грузовики, свидетельствовали о том, что тут идет какая-то жизнь. Освещения почти не было, лишь над входами горели дежурные слабенькие лампочки. На секунду картина показалась Атису неправильной, а затем он вдруг понял, что настоящий здесь - лишь монастырь. Монастырь и небо. Атис мысленно погасил все лампочки, убрал с колокольни эмблему, стер со снега следы грузовиков и картина встала перед ним такой, какой она должна была быть на самом деле - просторный монастырский двор, и сам монастырь, погруженный в леса, заметенный снегом.

Абсорбент высунул голову из-за пазухи, фыркнул. Мороз он не любил, предпочитал тепло. Атис аккуратно запихнул кота поглубже, и поспешил за приятелями.

Дверь склада была деревянной, обшарпанной. За ней находился предбанник, в котором хранились телогрейки и сапоги - нехитрая униформа грузчиков. Телогрейки висели на вбитых прямо в стену кривых гвоздях, сапоги валялись грудой в углу. Авдей зажег свет, потом подошел к следующей двери.

- Ключи у кого? - спросил он.

- Давай моими, - предложил Леонид.

Атис присел на корточки у стены. Почему-то никак не проходило ощущение нереальности происходящего, все это было словно и не с ним, все это было совершеннейшей глупостью, неправильно, нечетко, словно не в фокусе… Мультфильм. Дешевка. Зачем он затеял этот глупый поход? Для кого?

- Ты чего, уснул там, что ли? - позвали из коридора. - Идем, давай.

Он поднялся на ноги и последовал за Леонидом.

На складе было гулко и темно. Они не решились включить весь свет, ограничились аварийными лампочками, которые еле-еле рассеивали мрак. Монастырь был и здесь, и в этом приглушенном свете он словно бы становился ближе и понятней. Изнутри склад когда-то побелили, но теперь побелка местами слезла, словно старая змеиная кожа, и под ней обнаружились едва различимые фрагменты фресок. Пока Леонид и Авдей спорили перед пирамидой канистр, Атис с немым восхищением вглядывался в прекрасные неземные лики, на которые смотреть днем просто не было времени.

- Куда коньяк клали, не помнишь? - спросил Авдей. От неожиданности Атис вздрогнул и едва не выронил из-за пазухи Абсорбента.

- Сверху, - ответил он. - Сами стащите или помочь?

- Сами, сами, поищи на закусь что-нибудь, - попросил Авдей.

Атис пошел вдоль стены, заставленной кулями с мукой. Он помнил, что не так давно на склад завезли орехи, и счел, что орехи - это вариант. Марципан он брать не хотел, изюм не любил, яблочный джем тоже. Мешки с арахисом обнаружились именно там, где их сложили неделю назад - в неприметной нише у противоположной стены. Атис зажег спичку, полез в нишу…

И вдруг увидел ангела.

От неожиданности Атис отпрянул, оступился и сел на пол. Через секунду, приглядевшись, он понял, что перед ним очередная фреска, и удивился - почему он никогда не видел ее тут раньше? Впрочем, это скоро прояснилось - когда Атис, опомнившись, решил все же вытащить мешок с орехами из ниши, он обнаружил, что мешок весь обсыпан побелкой.

Атис присмотрелся. Фигура ангела была прорисована настолько реалистично, что казалось - сейчас он выйдет из темного простенка. Ангел был высок и строен, волосы его, вопреки канону, оказались не светлыми, а темными, крылья за спиной напоминали лебединые. Одежда его словно струилась по телу, ниспадая свободными широкими складками. "Как же она называется, хламида эта? - подумал Атис. - Тога, что ли? Или хитон?" В руках ангела находился меч, но меч этот не был сделан из железа - ангел сжимал в руке язык живого пламени. Создавалось ощущение, что ангел только что приземлился, да и то на секунду, посмотреть на нечто, замеченное с высоты, и что он вот-вот снова взлетит в вечернее небо. На заднем плане фрески Атис различил горы, а над горами… Атис прищурился. Да, над горами явно что-то летело. Что - он так и не понял. Было слишком темно, да и фреска сохранилась местами хорошо, а местами - неважно.

- Атис! Алкаш старый, чего с тобой сегодня? - заорал Авдей с другого конца зала. - Ты идешь, или где?!

- Иду, - отозвался Атис. Он снова посмотрел на фреску. Ангел глядел на него словно бы с пониманием и с интересом. "Что ты будешь делать? - спрашивал ангел. - Вот так и проживешь? Спирт и дружки, которых назвать друзьями не повернется язык? Опомнись, оглянись. Что ты забыл в мире, где единственное любящее тебя существо - кот со странной кличкой, а единственный советчик - я? Сколько раз ты вопрошал - что мне делать? Сотни, тысячи? Так делай, не стой как столб!"

"Но как? - так же немо вопросил Атис. - У меня ничего нет…"

"Нет?! А что у тебя в кармане?"

"Коробок спичек, - подумал Атис. - Я даже ключ от квартиры у Леонида оставил".

"И тебе этого мало, - проникновенно сказал ангел. - Будь у меня сейчас хоть одна спичка…"

Атис подхватил мешочек с орехами и пошел к обществу. Общество уже вскрыло канистру и успело к ней хорошенько приложиться, поэтому Атиса второй раз за сегодняшний вечер заставили пить штрафную. Он залпом осушил полкружки. Очень хотелось напиться, забыться, и… Атис автоматически говорил с Авдеем, произносил какие-то дежурные фразы, а сам в это время думал, - померещилось или нет? И что это вообще такое было? С кем он разговаривал? С картиной на стене? С самим собой?

Почему-то вместо опьянения к нему пришло совсем другое состояние - отрешенности, и, как это не странно, осознания. Мир словно распался на две неравные части. В одной из них, искаженной, Атис сейчас сидел на складе, пил паленый ворованный коньяк и рассуждал о том, что летом они все поедут в лес за галлюциногенными грибами, поскольку грибы эти зашибись, как действуют, никакая водка не сравнится, только надо их не есть, а курить. Во второй - потерянный и беспомощный Атис стоял на перекрестке и оглядывался в полном недоумении. Позади него было какое-то бессмысленное трепыхание: вся его прошлая жизнь по событийности укладывалась в несколько строк - вот маленького Атиса увозят от родителей, из деревни, и он плачет в первую ночь "не дома", плачет тихо, укрывшись серым казенным одеялом с вышитой в уголке эмблемой - черная капля на белой ладони. Громко плакать нельзя, потому что соседи по комнате, если их разбудить, вломят по первое число, да и не умеет Атис плакать громко - в свое время отец его драл нещадно и за меньшие прегрешения. Сейчас он попал в это мерзкое место, в детское отделение корпорации, тут все уныло, серо, и очень правильно. От правильности хочется выть. Вот он, молодой сотрудник, с огромным трудом загнавший себя в общие рамки, срывается, и говорит генеральному, что нехорошо оставлять за собой в кабинете такой бардак - уборщица тоже человек, ее жалеть надо, она пожилая. Вот кондитерская фабрика, и там такая же история - принципиальность Атиса и полное неприятие ее окружающими. Только Атису, по сути дела, было совершенно все равно. Внешние перипетии не вызывали у него ровным счетом никаких эмоций. Он больше ничему не расстраивался до слез - ни в детстве, ни в молодости. Смеяться мог, а расстраиваться не получалось. Все-таки расстройство и глухая тоска - две разные вещи. Тоска не мешает шутить и даже иногда радоваться.