Остров Робинзона - Фидлер Аркадий - Страница 23

• Предыдущая
• 23/48
• Следующая

Зато кукуруза моя разрасталась на славу! Однако, когда она вытянулась выше человеческого роста и початки ее, плотно набитые множеством зерен, стали созревать, на нас свалились новые заботы. Многочисленное пернатое, да и четвероногое племя стало точить клювы и зубы на мое поле, с необычайной прожорливостью разворовывая урожай. Поочередно сменяя друг Друга, мы бдительно караулили поле с рассвета дотемна, а потом и круглые сутки, поскольку обнаружилось, что любители полакомиться кукурузой наведываются и по ночам.

Я караулил наравне с индейцами. В один из дней в часы моего дежурства мне понадобилось проверить участки леса, где я расставил новый вид силков на зайцев. Арнаку, ничем в тот момент не занятому, я поручил меня подменить.

— Пятница! — окликнул я его. — Мне надо идти в лес проверить силки. А ты покарауль пока кукурузу.

Уверенный, что он понял меня, я ушел. Каково же было мое изумление, когда, вернувшись из джунглей, я застал его сидящим на том же месте, где я его оставил.

— Ты почему здесь, а не на кукурузном поле? — возмутился я.

Бросив на меня косой взгляд, он ничего не ответил.

— А Вагура на поле? — спросил я.

— Не знаю.

— Кукуруза осталась без надзора?

— Может быть.

Меня охватил дикий гнев.

— Что это значит? Я велел тебе идти на поле!

— Нет, господин.

— Что? Нет? Вдобавок ко всему ты еще и лжешь? — вскипел я и занес руку, чтобы влепить ему затрещину. В ожидании удара он даже не шелохнулся.

Я не ударил. В его взгляде наряду с упрямством я прочел испуг и что-то похожее на мольбу. Это была немая мольба пощадить его достоинство. Рука у меня опустилась. Я опомнился.

— Арнак, — проговорил юноша сдавленным голосом, — Арнак не лжет.

— Не лжешь? — стиснул я кулаки. — Разве я не тебе велел караулить поле?

— Нет, господин. Не мне.

— Кому же, черт побери?

— Пятнице. — И тише добавил: — Я не Пятница, я — Арнак.

Я стал прозревать. Мне открылись дотоле скрытые тайники его души: это не было простое упрямство дикого индейца.

Проходили недели нашей совместной жизни. Я обретал все большую уверенность, что индейцы не вынашивают против меня враждебных замыслов. Во всяком случае, я не замечал в их поведении ничего подозрительного. Скорее наоборот: это я все еще вызывал у них какие-то опасения. Нередко я подмечал, как они украдкой бросали на меня пугливые взгляды. Я не мог найти этому объяснения, поскольку жили мы довольно дружно, а от мысли навязать им новые имена я быстро отказался, натолкнувшись на столь упорное с их стороны сопротивление.

— Почему вы боитесь меня? — спросил я их как-то без обиняков.

Они переглянулись и ничего не ответили. Молчание их служило лучшим доказательством того, что я не ошибался.

Я всегда относился к ним справедливо, разными способами выказывая свое расположение. Поэтому недоверчивость их меня удивляла.

— Арнак! — допытывался я. — Ты старше и разумнее! Я требую ответить мне, отчего вы меня боитесь! Потому что я белый, да?

Арнак медлил с ответом. Он был явно смущен.

— Причина в том, что я белый? — настаивал я.

— Нет, господин, — ответил он наконец, — не только…

— Да говори же толком, черт побери…

— Ты был на корабле…

— На корабле?

— Да, господин.

— Ну и что из этого? Ведь это я на корабле пришел тебе на помощь. Разве ты забыл об этом?

— Нет, господин. Но корабль был плохой… Он грабил наши деревни, убивал индейцев, увозил людей в рабство, издевался над ними… А ты был с ними…

— Значит, ты считаешь, что я такой же злодей и пират, как и все остальные на корабле?

— Не совсем, но…

— Но все-таки пират, да?

— Да, господин! — ответил индеец с подкупающей откровенностью.

— Ты ошибаешься, Арнак! Я не пират и не злодей! Я попал на пиратский корабль по жестокой необходимости, а не по своей воле… Вы боитесь, что я могу продать вас в рабство?

— Нет, господин! Продать нас нельзя, мы будем драться до последнего вздоха.

— Ты напрасно все это говоришь. До этого дело никогда не дойдет. Я ни за что не применю против вас силы… Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, а ведь рано или поздно это случится, вы поплывете в свою деревню, а я — на свою родину, на север.

Для придания этим словам вящей убедительности я рассказал им в доступной для их понимания форме о своих последних злоключениях в Вирджинии, объяснив, как и почему я совершенно случайно оказался на пиратском корабле.

Индейцы слушали меня с напряженным вниманием, но, когда я закончил рассказ, по их замкнутым лицам невозможно было понять, удалось ли мне развеять их сомнения. Хотя казалось, что да.

По вечерам у костра беседы наши нередко обращались к одной и той же теме: как нам вырваться из нашего островного заключения. Я решил, что мне лучше всего было бы добраться вместе с юношами до их родного селения, местоположение которого мы предполагали где-то недалеко к востоку от нас, на побережье материка. Я знал, что шторм, до того как бросить на скалы «Добрую Надежду», нес нас много дней кряду на юго-запад, и, значит, теперь устье реки Ориноко и родную деревню моих новых друзей следовало искать где-то на востоке. Попав в их деревню, я сумел бы затем с помощью индейцев добраться до заселенных англичанами Антильских островов.

В один из дней я отправился с Арнаком — Вагура оставался караулить кукурузу — на южную оконечность нашего острова, чтобы еще раз осмотреть пролив между островом и материком. Пролив был неширок, миль восемь-девять, однако морское течение, как уверял Арнак, было здесь очень сильным и устремлялось сначала с востока на запад, а потом поворачивало на север, в открытое море. Мы нашли место, с которого удобнее всего было бы отчалить от острова, но на чем?

— В том-то и дело — на чем? — произнес я вслух, скорее сам для себя, чем для своего спутника. — Вернее, всего было бы на лодке. Но сколько понадобится времени, чтобы изготовить лодку с помощью одного-единственного небольшого ножа?

— Можно выжечь дерево, господин, — подсказал идею Арнак.

— Выжечь можно, но это тоже потребует многих месяцев. Я думаю, надо еще раз попробовать на плоту. Как ты считаешь?

— Сильное течение…

— Плот построим попрочнее и с хорошим рулем, а кроме того, выстругаем три прочных весла. Поставим парус и пустимся в путь, когда ветер будет с севера в сторону земли. Я думаю, преодолеем течение.

— Парус? — переспросил индеец.

— Да, простой небольшой парус. У нас нет для этого парусины, но зато вокруг щедрая природа. Сплетем из тонких лиан плотную циновку, легкую и прочную, как полотно. Покроем ее широкими листьями, и получится парус — лучше не надо…

Я был исполнен уверенности в успехе, и вера эта передалась Арнаку. Переплыть втроем пролив с тремя веслами и под парусом представлялось нам теперь предприятием вполне осуществимым. Я не сомневался, что в самом скором времени нам удастся выбраться с острова. К строительству плота мы решили приступить сразу же после сбора кукурузы.

На южную оконечность острова мы добрались довольно быстро: до полудня оставалось еще немало времени. День, довольно пасмурный и не слишком жаркий, давал возможность идти сравнительно быстро, и, воспользовавшись этим, мы направились берегом дальше, на западную оконечность острова, которую я до сих пор совсем не знал. Подтвердились рассказы юношей: по пути мы встретили много следов черепах, выходивших по ночам из моря на сушу. Настоящее черепашье царство разместилось на выступающей в море песчаной косе. Здесь на каждом шагу встречались панцири черепах, нашедших на суше свою гибель.

— Сколько панцирей, — заметил я. — Много дохнет черепах…

— Это его работа! — пояснил Арнак. — Он любит есть черепах.

— Ягуар?

— Да, господин.

— Значит, правда, что ягуар переплывает пролив, как ты однажды рассказывал?

— Конечно, правда.

— Несмотря на течение?

• Предыдущая
• 23/48
• Следующая