Сень (СИ) - Номен Квинтус - Страница 39

Владимир Николаевич, после того как дверь за гостьей закрылась, еще с минуту постоял, пытаясь понять, а что же это такое было, но так ничего и не понял. Вышел в приемную и поинтересовался у секретаря:

— Это кто это ко мне сейчас приходил?

Секретарша — немолодая женщина, носящая, по мнению Владимира Николаевича, под платьем погоны минимум майорские, посмотрела на свои записи:

— Генерал-лейтенант Серова, директор «Фармацевтики».

— А при чем тут фармацевтика?

— Так ВНИПИ «Фармацевтика» ведет все атомные проекты. Я же вам еще весной под роспись приказ товарища Берии доводила, что все распоряжения «Фармацевтики» должны приниматься наравне с приказами Спецкомитета… Что, новый приказ вам принесла?

— Ну да… лодку велела резиной обклеивать… Да, точно… соедините меня с начальником склада….

Глава 15

Лето пятьдесят первого заканчивалось довольно безрадостно: засуха на юге, причем включая южную Сибирь, привела к серьезному недобору сельхозпродукции, и в первую очередь зерна. С овощами и фруктами на половине территории СССР тоже было не очень хорошо — и руководство страны начало впадать в уныние. Но некоторые, хотя и относительно локальные, достижения мешали ему впасть в уныние окончательно. В Белоруссии, вопреки прогнозам, был собран довольно неплохой урожай картошки, да и с зерном республика заметно выделилась на фоне южного соседа, а в отдельных областях России…

В отдельной Владимирской области колхозы побили все рекорды по заготовке сельхозпродукции. Хотя лето и было не очень дождливым, все же засухи не случилось, и урожаи полей оказались вполне достойными. К тому же, по сравнению, скажем, с сороковым годом, общие посевные площади увеличились почти на четверть. На самом деле практически весь «прирост» состоял из старых залежей, не обрабатываемых чуть ли не со времени революции, но ровно столько же было засеяно люпином «в порядке севооборота» для хотя бы минимального восстановления давно утраченного плодородия. Но залежи дали (вполне ожидаемо, впрочем) рекордный для этой местности урожай, что было вдобавок обусловлено использованием новых сортов яровой пшеницы, да и изрядная часть «старых» полей была перед посевной неплохо удобрена, так что и там урожай не подкачал. Но больше всего не подкачали личные огороды колхозников, которые традиционно давали три четверти урожая овощей: таких урожаев даже старожилы не помнили. Впрочем, основная работа старожилов как раз в том и состоит, чтобы ничего не помнить, но именно в пятьдесят первом эти самые личные огороды были «удобрены по науке» и любой колхозник, засадивший картошкой хотя бы двадцать соток, собрал по десять и больше тонн вполне съедобного корнеплода. А с пары соток морковки мужик собрал уже тонну, с пяти соток капусты — до пятнадцати тонн кочанов…

Такие урожаи еще в позапрошлом году резко повысили интерес колхозного народонаселения к разведению червяков, и в пятьдесят первом результат этого повального увлечения «выстрелил». Очень даже неплохо выстрелил, так как подобные огороды не завел себе разве что самый ленивый колхозник. Еще товарищ Пальцев выдал распоряжение, что в колхозе под личное хозяйство «целесообразно выделять по половине гектара на домохозяйство», а кое-кто дополнительно распорядился распашку личных огородов проводить наравне с колхозными полями. Ну а наличие на всех областных МТС маленьких тракторов, как будто специально «под огороды» и изготовленных, сделало исполнение этого распоряжения делом вовсе не обременительным.

Ну да, за эту пахоту нужно было платить, но ведь не сразу и деньгами, а долей с убранного урожая, причем долей скромной… Результат по овощам Иосифа Виссарионовича тронул до глубины души: Владимирское крестьянство продало государству (по цене тридцать копеек за кило против восьмидесяти магазинных, зато везти в город и торговать не надо) около миллиона тонн одной картошки. Продало большей частью потому, что ее мужикам просто хранить было негде. Впрочем, и государству (в области только, к глубокому сожалению) ее тоже негде было хранить, и владимирская «частная» картошка заполняла овощехранилища Москвы, Подмосковья, даже Ленинграда, туда же шла и «частная» морковь, капуста и свекла.

На колхозных полях урожаи, конечно, были заметно меньше — буквально в разы меньше, точнее, раза в два-три — но полей-то было гораздо больше, так что товарищ Егоров (все еще занимающий пост Первого секретаря обкома) буквально наизнанку выворачивался в попытках распихать урожай. То есть взять его хотели многие, но вот с транспортом урожая туда, где его хотели заполучить, было хреновато. Настолько хреновато, что Федор Савельевич обратился к Сталину за помощью…

В ситуации, когда «основные производящие районы страны» мелко обделались, не помочь с вывозом урожая тем, кто работу выполнил на «отлично», было бы крайне неразумно — и в дело вступила Советская армия. А еще к работе подключилось МГК — на предмет тщательного выяснения «кто виноват в засухе». Причем речь шла совсем не о природных катаклизмах…

В шести колхозах села Новый Егорлык, в полном соответствии со «Сталинским планом преобразования природы» были проведены серьезные мелиоративные работы, высажены многочисленные лесополосы. А так как засуха для Сальского района была делом, в общем-то, обыкновенным, то для сохранения лесопосадок до тех пор, пока деревья не вырастут достаточно большими, чтобы воду добывать из глубоких слоев земли, вдоль них были выстроены «временные водопроводы», в которые воду подавали в основном ветряки. Ну а если ветра долго не было, то могли подключаться и электрические насосы. С ветром (причем периодически вообще суховеем) летом пятьдесят первого в Сальском районе было неплохо, настолько неплохо, что река Егорлык выкачивалась практически полностью начиная с конца апреля и до середины августа. Но на восьми тысячах гектаров полей колхозы смогли вырастить и собрать урожай почти в двадцать семь центнеров с гектара — в то время как средний урожай по Ставрополью приближался к семи центнерам. Поэтому вопрос в Министерстве Государственного контроля стоял так: какая сволочь не дала возможности колхозникам позаботиться о посевах?

Петр Михайлович Раздобудько с войны вернулся с двумя медалями: «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией». Очень неплохо для сержанта, за всю войну и выстрелившего всего один раз, причем из пушки. Потому что в войну (на самом деле с осени сорок второго) он работал в рембате, а выстрелить ему пришлось когда он перегонял танк из рембата в часть, а венгры как раз в этот день решили перейти в контрнаступление. И, как назло, из экипажа в тот момент оказались рядом лишь механик-водитель и заряжающий — а Петр Михайлович уже знал, как из пушки стрелять: пару раз ему и орудия ремонтировать приходилось. Ну и выстрелил… никуда, естественно, не попал, но тогда это и не очень нужно было: венгры почти сразу же и откатились.

Вообще-то по имени-отчеству Петра Михайловича называла лишь теща, да и то, когда хотела послать его на какую-то работу по дому, а все окружающие его иначе, как Петькой и не называли. Что механика Раздобудько сильно злило, хотя он и старался злость свою не демонстрировать. Но все же — и со стороны односельчан уважения никакого, и теща все время командует… Командует потому, что жить пришлось в ее доме — ну не было в селе другого жилья.

И, вероятно, именно поэтому Петр Михайлович согласился с предложением однополчанина записаться в «летучую МТС», организованную аж в Павлодарской области. Далековато, но и зарплата была обещана неплохая, и — что показалось ему важнее — появился шанс обзавестись собственным жильем и покинуть склочную тёщу: по словам однополчанина, в тех краях намечалось создание новых колхозов и поэтому вроде «летучая МТС» будет преобразована в районную, причем размещаться она будет в совершенно новом селе. В котором и МТСовцы смогут свой дом выстроить, а уж если работать на МТС бригадиром, то и дом может оказаться очень даже неплохим.