Цесаревич Вася - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 19

– Помилуйте, Феликс Эдмундович, я же не волшебник. Голем живёт два часа, а после влитого опиума он вообще мало на что способен.

– Да это я так, из стариковской вредности ворчу, – улыбнулся Дзержинский. – Здесь информации столько, что можешь готовить грудь к ещё одному ордену. Сегодня же представление напишу и отвезу лично. Но учти, если попадёшься на глаза Николаю Ниловичу, то награждать придётся посмертно.

Красный криво усмехнулся, показывая, что оценил шутку, и поёжился:

– Да, с Бурденко неловко получилось. Он старался, а я сбежал.

– Я ему позвоню и объясню государственной необходимостью.

– Думаете, поверит?

– Нет, не поверит, но ругаться будет в два раза меньше. Советую заехать и извиниться, но не сегодня. Дай ему время остыть.

– Я сегодня и не могу, – ответил Красный. – Мне ещё перед семейством Бонч-Бруевичей за прогулянные Лизаветой занятия ответ держать.

– Вот в этом могу помочь, – Феликс Эдмундович достал из ящика стола официальный бланк с двуглавыми орлами и написал, проговаривая вслух: – То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Число, подпись, печать… Годится?

– Спасибо, – искренне поблагодарил Василий. – Дайте мне ещё одну такую же бумагу, и я заберу у графа Бронштейна его дирижаблестроительный завод.

– Бронштейн в розыске, – скривился Дзержинский. – Скрылся сегодня ночью, имитировав свой арест. Нарушение подписки о невыезде подразумевает конфискацию имущества, так что недели через две выкупишь завод у казны законным путём по остаточной стоимости. А с учётом наград можешь рассчитывать на беспроцентную рассрочку платежа. Вот только зачем тебе завод?

– Да так, есть у меня одна мечта.

– Ты не похож на мечтателя.

– Это почему же? – удивился Красный. – Мечты, Феликс Эдмундович, это то, чего можно добиться трудом, талантом, упорством. Остальное – пустые грёзы.

Дзержинский в очередной раз улыбнулся и посмотрел на зазвонивший телефон:

– Ладно, иди, философ. Бороду не забудь на место приклеить.

– Иду, – согласился Вася. – А у вас нет лишнего браунинга взаймы? А то ощущение, будто без штанов хожу.

Феликс Эдмундович на мгновение задумался и выдвинул нижний ящик стола:

– Лишнего нет, но возьми вот этот. Но с возвратом!

Красный посмотрел на серебряную табличку с дарственной надписью «Феликсу Дзержинскому от Александра Бенкендорфа» и кивнул:

– Обязательно верну.

В приёмной никто не обратил внимания на вышедшего из кабинета шефа жандармов хромающего старика с криво наклеенной бородой. Собравшиеся здесь люди повидали на своём веку всякое, а некоторые, как Дарья Христофоровна Ливен, смотрели на это куда больше века.

Старичок молча поклонился всем сразу, с благодарностью кивнул на слова адъютанта про ожидающий у седьмого подъезда автомобиль под номером восемьсот двенадцать, взял за руку сидевшую на диванчике гимназистку, и они вдвоём чинно удалились.

Автомобилем оказался маленький и неприметный «Форд Селигер» производства Серпуховского завода. Раньше Красному не приходилось на таких ездить из вполне обоснованного опасения, что дребезжащая жестянка развалится по дороге. Но к этой машине явно приложили руки и голову кудесники от жандармерии, и при внешней убогости «фордик» пофыркивал как бы ни стосильным двигателем, а слегка просевшие рессоры намекали на бронированный кузов. Стёкла тоже внушали уважение своей толщиной.

– Куда сейчас? – Лиза Бонч-Бруевич с опаской устроилась на заднем сиденье не отличающегося комфортом автомобиля. – Домой меня завезёшь?

– Завезу, – кивнул Василий. – Только вот сам переоденусь да театральный реквизит в гимназию вернём. Или ты хочешь похвастаться моей бородой перед родственниками?

Лизавета захихикала, а водитель тронул машину с места, на удивление быстро набирая скорость. Адреса он не спрашивал – инкогнито Василия на жандармерию не распространялось. Зато распространялась забота о безопасности, на что намекали закреплённые в держателях пистолеты-пулемёты.

– Интересно ты живёшь, Вася, – Лиза провела пальцем по воронёному стволу скорострельной машинки Фёдорова. – Дуэли, покушения, похищения, тайные операции.

– Это не я так живу, – вздохнул Красный. – Это меня так живут. Как будто напрашивался.

– Так не в укор, а с завистью говорю.

– Нашла чему завидовать, – Вася яростно почесал приклеенную бороду.

– Ну не скажи, – Лизавета с грустью покачала головой. – Вот у меня жизнь спокойная, размеренная и потому скучная до омерзения. Да ещё расписана на годы вперёд и правилами приличия огорожена, как флажками на волчьей охоте. А я, между прочим, летать хочу, а не в Ботаническом саду померанцы на берёзы прививать.

– В каком саду?

– В любом. У меня же к землепользованию природная предрасположенность.

– А что тебе в этом не нравится?

Василий действительно не понял суть проблемы. Одарённые со склонностью к землепользованию весьма уважаются в Российской империи, и знатнейшие фамилии не гнушаются работать над повышением плодородия или выведением высокоурожайных сортов. Да что говорить, если два года назад сам Пётр Аркадьевич Столыпин возглавил борьбу с нашествием саранчи в Туркестане и получил орден Андрея Первозванного за ядовитые для насекомых сорта пшеницы и хлопка.

И других примеров немало – до недавних пор никому не известные агрономы-одарённые Мичурин и Лысенко возведены в баронское достоинство за выдающиеся успехи в области сельского хозяйства, а знаменитый почвовед-геолог Обручев стал графом за изобретение недорогого и действенного метода предупреждения землетрясений.

Земледелие в империи не менее почётно, чем служба в армии, а о финансовой стороне вопроса и говорить не приходится – после Великой Октябрьской Реставрации на продовольственной безопасности государства не экономят.

– Лиза, а ты только с растениями работаешь?

– Не только, но девушкам в дорожники идти неприлично.

Ну да, кроме сельского хозяйства одарённые почвенники с успехом работают в строительстве, особенно в дорожном. Сделать насыпь под шестирядное шоссе? Не проблема, десять метров в день даже коллежский регистратор выдаёт, а пятый класс и выше уже на сотни метров счёт ведёт. Понятное дело, что на спекание высокопрочного износостойкого покрытия ещё столько же времени уходит, но там и слабосилков хватает. Как соберётся бригада – пыль, копоть, густой мат… Естественно, девушкам там не место.

А вот если взлётную полосу для будущих самолётов? Пока хотя бы одну.

– Нет, Лиза, в дорожники и правда не нужно. Но хочу сделать тебе предложение… – Лизавета после этих слов закашлялась, и Красный поспешил закончить фразу: – Предложение о совместной работе. Но не сейчас, а чуть позже, когда у меня появится…

– Приехали, господин Красный! – водитель остановил автомобиль прямо возле стоящего на тротуаре Алексея Максимовича Горького и не дал толком объясниться. – Машина в полном вашем распоряжении, так что подожду, сколько потребуется.

– Спасибо, – кивнул Василий. – Мы быстро.

Но быстро не получилось – Алексей Максимович узнал выбравшегося из «фордика» Васю даже с криво наклеенной бородой и пришёл в совершеннейший восторг:

– А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной! У вас в гимназиях нынче все так ходят?

Василий придержал дверку для Лизы, а шутку не поддержал:

– Максимыч, давай потом поговорим, а? Меня сразу в трёх местах ждут, а я неделю толком не жравши.

Знаменитый литератор с укором посмотрел на Лизавету:

– Как же так, сударыня, как вы могли это допустить? Вам, можно сказать, доверили человека, а вы его голодом морите. Вы умеете варить щи?

– Только борщ.

– Тогда что же стоите? Вперёд, на кухню, спасайте нашего героя!

– Борщ варить?

– Это долго, так что обойдётся омлетом. И вообще… – Алексей Максимович наклонился к Лизавете и на ухо пояснил: – Борщ, это еда женатого и оседлого человека, этому же кочевнику пока и яичница сойдёт.