Волков. Апраксин двор - Пылаев Валерий - Страница 3

На мгновение я почувствовал себя запертым в клетке с крупным хищником. И не обычным животным, которое без необходимости не станет трогать человека. А то ли оголодавшим до потери разума, то ли больным, взбесившимся, способным напасть просто так, от захватившей разум злобы.

Впрочем, все это пряталось так глубоко внутри, что любой другой на моем месте вряд ли заметил бы хоть что-то: внешне господин из темно-синего авто выглядел более чем респектабельно. Тонкое весеннее пальто, дорогой костюм, породистое лицо, аккуратная рыжеватая бородка – такой человек вполне мог оказаться и серьезным дельцом, и чиновником.

И даже наследником какого-нибудь древнего рода.

– Доброго дня. – Незнакомец изобразил что-то отдаленно похожее на поклон. – Волков, Владимир Петрович, верно?

– И он тоже. – Дед Федор хлопнул дверцей и встал со мной рядом. – Вам чего надобно?

– Ходят слухи, что вы… скажем так, взяли то, что вам не принадлежит. И я считаю своим долгом предупредить, что подобное ни в коем случае не…

– Угрожать изволите, сударь?

Великосветский этикет, который старательно пытался изобразить незнакомец, требовал, пожалуй, иного ответа, но дед Федор – впрочем, как и всегда – не полез за словом в карман. Да еще и подкрепил его весьма недвусмысленным жестом: вложил здоровенный кулачище в левую ладонь и хрустнул костяшками так, что слышно было на той стороне улицы.

– Отошел бы ты в сторонку, любезный, – усмехнулся незнакомец. – Много чести – тебе угрожать. У меня с его благородием Владимиром Петровичем беседа, а с лапотниками разговоры вести незачем.

Я бы не удивился, вздумай дед Федор тут же схватиться за обрез. Или шагнуть вперед и одним ударом вбить зарвавшегося пижона в асфальт по самую шею. Но, на наше счастье, великан уже успел сообразить, что не все проблемы можно решить пудовыми кулаками – и особенно в столице. С его стороны раздалось сердитое сопение… и все.

Впрочем, оставлять такие слова без ответа уж точно не стоило.

– С лапотником? – Я нахмурился и чуть подался вперед. – А вы, вероятно, считаете себя человеком благородным, ведь так? А сами даже не потрудились назвать собственное имя.

Глаза незнакомца сверкнули от гнева. И не только в переносном смысле, но еще и в самом что ни на есть прямом. Дикий Талант рвался наружу, явно желая расколоть благообразную оболочку и выпустить что-то или кого-то весьма неприятного.

– Мое имя – Михаил Тимофеевич Грозин, – буркнул незнакомец. И с нажимом уточнил: – Барон Грозин.

Надо же, целый титул… хоть и не первого сорта. Если в этом мире дела обстояли так же, как и в моем старом, баронское достоинство появилось в России только при Петре Великом. Оно или переходило через границу вместе с иностранцами из знатных семей, или – по большей части – жаловалось промышленникам и банкирам из состоятельных и полезных обществу и короне граждан. Судя по фамилии, происхождения Грозин был местного, так что похвастать по-настоящему крутой и древней родословной определенно не мог.

Впрочем, делиться своими догадками вслух я не стал, иначе дело определенно бы закончилось стрельбой или по меньшей мере мордобоем.

– И что же нужно вашему благородию от простого гимназиста? – поинтересовался я. – Если уж вам зачем-то было угодно мчаться за нами от самого Казанского собора.

– Ничего особенного… – Грозин многозначительно скосился на сумку в руках деда Федора. – Просто хотел посоветовать осторожнее выбирать друзей. Даже с человеком ваших способностей может случиться беда… Особенно если этот человек перейдет дорогу по-настоящему влиятельным людям.

Завуалированные намеки и изящные фигуры речи давались Грозину на двойку с минусом – сказывались то ли пробелы в образовании, то ли буйный нрав, то ли самое обычное врожденное скудоумие. Зато выводы были яснее некуда: спалив «Каторгу» и обобрав покойного Прошку, мы с семейством Кудеяровых изрядно наступили на хвост кому-то из сильных мира сего. Похоже, какая-то часть криминальных денег в сумке деда Федора должна была идти наверх, прямиком в карманы титулованных аристократов… Или, скорее, кого-то из их окружения – лично замазываться в подобных делах их сиятельствам все-таки не с руки.

Прямо как в моем родном мире.

– Совет я услышал. Выводы сделал. – Я коротко кивнул. – Благодарить, уж извините, не буду. Ваше благородие.

– Уверяю, у вас еще будет такая возможность. А вот извиниться… извиниться, боюсь, может оказаться уже поздно. Доброго дня, судари.

Грозин снова изобразил поклон, тут же развернулся и зашагал обратно к машине. Дед Федор проводил его благородие барона таким взглядом, будто всерьез подумывал всадить ему заряд картечи между лопаток. И даже я сам… скажем так, задумался. Уж не знаю, был ли Грозин тем самым бенефициаром Прошкиных капиталов или только представлял интересы нечистого на руку аристократа рангом повыше, но чутье подсказывало: мы непременно еще увидимся.

И следующая встреча запросто может оказаться весьма… насыщенной.

– Ладно, Володька, пойдем, – проворчал дед Федор, поправляя полу пиджака. – Дела сами себя не сделают.

– «Левинзон и сыновья», – прочитал я здоровенную вывеску.

Темно-коричневые буквы на белом фоне растянулись чуть ли не на весь фасад здания. И не только бросались в глаза, но и загодя поддавливали возможных посетителей авторитетным масштабом. А вот с информативностью у вывески оказалось так себе: о точном количестве сыновей, равно как и о профиле солидной конторы, мне пока что приходилось только догадываться… Видимо, нужные люди все знали и так.

А ненужные сюда приходили нечасто.

– Милости прошу, сударь, – улыбнулся я, открывая дверь деду Федору с драгоценной сумкой.

Вопреки ожиданиям, никто не бросился встречать нас у порога. Ни сам уважаемый Соломон Рувимович, ни даже кто-то из его отпрысков. Контора явно работала с самого утра, но почему-то выглядела так, будто все внутри вдруг удрали через какой-нибудь запасной выход… Может, так оно и было. Сыновья и прочие служащие отсутствовали напрочь, а сам хозяин нашелся только в кабинете. Он скрючился у подоконника и до сих пор пытался разглядеть что-то сквозь щель в задернутых шторах, хотя на улице не происходило ровным счетом ничего интересного.

И вид при этом имел весьма и весьма испуганный.

Соломон Рувимович и в нашу первую встречу не воплощал собой отвагу и твердость духа, а теперь и вовсе напоминал замерзшего воробья: нахохлился и старательно втягивал голову в покатые плечи, а когда мы с дедом Федором зашли в кабинет – разве что не подпрыгнул, разворачиваясь.

– Хвала Господу, это вы! – прошипел он, так тихо, будто кто-то мог услышать нас с улицы. – Что там случилось?

– Просто один барон с дурными манерами. – Я пожал плечами. – Ничего особенного.

– Значит, мне не показалось… Это Грозин! – Соломон Рувимович снова полез лицом между штор. – Он здесь?!

– Подозреваю, его благородие уже уехал, – отозвался я. – Можете… Да поднимитесь уже, в конце то концов! Никто вас не тронет.

– Мне бы такую уверенность, юноша! Вот что я имею вам сказать: Михаил Грозин – весьма опасный человек! – Соломон Рувимович кое-как встал и тут же уперся руками в округлые бока. – И я бы не стал завидовать тому, кто с ним поссорится. Вы ведь не?..

– Нет, не думаю. – Я указал на сумку в руках деда Федора. – Но он явно намекнул, что мы взяли… кое-что чужое.

– И привезли это сюда, ко мне?!

Соломон Рувимович дернулся, подпрыгнул и выпучил глаза так, что я всерьез начал опасаться, как бы они не выскочили наружу окончательно. Видимо, Грозин и правда имел весьма однозначную репутацию – раз уж одно его имя заставило владыку финансовой конторы, матерого столичного дельца носиться по кабинету как перепуганный цыпленок по курятнику.

– О горе мне, горе! – Соломон Рувимович картинно схватился за седеющие черные кудри. – Нам всем конец, совсем конец, судари!

Уж не знаю, было ли это все спектаклем, разыгранным для нас специально, или бедняга страдал вполне искренне, но выглядело весьма убедительно. Всклокоченный вихрь в черном деловом костюме метался из стороны в сторону. Хватал что-то со стола или полок – и тут же швырял обратно. Ругался, стонал, хрипел, рвал и без того не слишком-то густые волосы на голове и бешено вращал глазами. То выглядывал в окно, то снова задергивал шторы, будто сквозь них мог пролезть страшный барон собственной персоной. В общем, вел себя как человек, который то ли готовится вот-вот сойти с ума…