Восхождение Примарха 3 (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 4

В ночь перед взрывом мне очень хотелось спать. Пришлось буквально за волосы себя вытаскивать из царства Морфея.

«Архос, — позвал я. — Мне нужно научиться противостоять ментальной магии».

«За одну ночь? — поинтересовался мой наставник. — Не думаю, что это возможно».

«Судя по тому количеству магий, которые ты в меня запихал, мне жизни не хватит, чтобы их все изучить», — заметил я на это.

«У тебя будет долгая жизнь, — пообещал Архос. — И интересная».

«Если сегодня не научусь ставить блоки, — проговорил я. — То, возможно, очень короткая. Хотя и не менее интересная».

«Хорошо, — сдался Архос. — Закрой глаза. Я буду тебе рассказывать, что ты должен делать, а ты старайся повторять. Фактически, самый действенный ментальный блок — это второй слой сознания, в котором нет ни единой мысли. Такой вакуум вокруг мышления. Но любой менталист сразу же поймёт, в чём дело. Поэтому в вакуум разума-обманки нужно поместить ничего не значащие мысли, и вот это уже сложнее. А ещё более сложно управлять этими мыслями в зависимости от окружающей ситуации, не забывая, что они лишь обманка».

«Сложно, — согласился я. — Но я буду стараться».

И я старался до самого утра, пока у меня, наконец, не начало получаться. Для этого пришлось представить, что моя голова находится в центре аквариума, в котором плавают мысли-обманки.

Так мне этот аквариум и снился до тех пор, пока не разбудил будильник и не позвал специально для общественности взорваться вместе со всем родом.

Две самых больших проблемы заключались в том, чтобы защитить тело Ростика от грядущего взрыва. А вторая — уговорить деда, что, в целом, ничего страшного не происходит и, когда всё закончится, мы обязательно починим небоскрёб и крематорий.

Третья проблема вырисовалась сама собой и стала откровенным испытанием. Утром мы обнаружили, что дом деда осаждён репортёрами. Пара съёмочных групп паслась и возле нашей башни, но те были совсем отчаянные. Основная масса знала, что мы все соберёмся тут, в министерском небоскрёбе.

К нам их привело неожиданное убийство Виолетты Цыпочкиной. Если честно, мне было её жаль. Она была настоящим профессионалом своего дела. И, что характерно, погибла она после того, как связалась со мной. Однако это не моя вина.

— И что делать? — шепнул мне Николай, когда мы вышли из своих автомобилей. — Это же смертники! Шугануть их?

— Шугани, — согласился я. — Только вот не послушают они тебя. Подумают, что ты их свободы притесняешь.

Николай покачал головой, а затем попытался отогнать корреспондентов и остальных членов съёмочных групп, которые несли такую околесицу, что у меня за полминуты уши в трубочку свернулись. Ясное дело, ничего не вышло. Представители СМИ подняли вой и ещё теснее сгрудились вокруг башни и особенно крематория.

— Не берите в голову, — сказал дядя Слава. — Мы для них уже ничего не сможем сделать.

— Эх, надо было предвидеть, — проговорил я. — Мне ж ещё вчера позвонил Олег и предупредил.

— Всего не запланируешь, — отрезал дед. — Пойдёмте, пора парадно проходить на заклание.

В крематорий было два хода. Один, по прозрачному коридору, для скорбных торжеств. Второй — технический для чистки печки, сбора пепла и прочих санитарных процедур.

Войдя в крематорий у всех на виду, мы тут же повернули в технический вход и мгновенно ретировались от ста с лишним килограммов композитной взрывчатки. Прибавив шагу, мы спустились вниз и сели в вагон. Без одной минуты двенадцать мы покинули пределы небоскрёба на Воробьёвых горах.

Однако взрыв был такой силы, что свет в вагоне мигнул, нас немного тряхнуло. И это несмотря на расстояние в несколько километров.

— Мой дом, — шептал дед, закрыв лицо. — Мой любимый дом.

Вагон остановился в назначенном месте. Пока двое безопасников ходили выяснять, на месте ли машины, мы переоделись в неприметные костюмы рабочих. Сейчас в нас сложно было узнать аристократов. Лица мы закрыли лёгкими респираторами. Теперь нас можно было принять за канализационных техников или что-то вроде того.

Вернулись безопасники и доложили, что автомобили нас ожидают в условленном месте. Стараясь не привлекать ненужного внимания, мы погрузились и уже через пятнадцать минут были в усадьбе у Громовых.

По пути мы включили телевизор, по которому вовсю рассказывали, как нас взорвали.

— А ведь мы могли бы быть внутри, — задумчиво проговорил мой отец, который стал постепенно приходить в себя после вчерашнего посещения Вяземского.

— Почти для всего мира так оно и есть, — сказал дед.

Первой нас вышла встречать Катерина. Я буквально видел, как она себя сдерживает, чтобы не кинуться мне на шею. И всё-таки улучив момент, когда остальные были заняты приветствием друг друга, она крепко обняла меня и шепнула на ухо:

— Спасибо, ты — настоящий друг!

— Полагаю, так на моём месте поступил бы каждый, — ответил я с улыбкой.

Мне нравилось, что она в приподнятом настроении.

— Но не каждый способен был вернуть мне меня, — загадочно произнесла она, а затем запустила фонтан прозрачной воды из правой ладони.

Создав в воздухе полуметровую дугу, водный поток исчезал в её левой руке.

— О, — я почти искренне удивился, — ты снова можешь колдовать?

— Да, — ответила она, показывая всё своё удовольствие. — Я снова ведьма, а не чёртов нулевик!

— Но-но-но, — произнёс я потрясая указательным пальцем. — Нулевики тоже люди, не надо мне тут.

Она снова приблизилась ко мне и понизила голос до того, чтобы её никто, кроме меня не смог услышать.

— Ты-то уж точно не нулевик. Я больше на эту байку не поведусь.

— Хочешь, в академии проверим, когда… — я замялся, но достаточно быстро нашёлся. — Когда всё это закончится.

— Всё очень и очень серьёзно, да? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Ещё как, — я пытался сохранять ироничное настроение. — Даже пришлось дедову халупу разнести.

— Да не, — засмеявшись ответила Катерина. — Говорят, даже не покосился ваш небоскрёб. Стёкла, конечно, повыбивало, но при таком взрыве это не удивительно.

— Это ещё дядя Слава сообразил, — припомнил я. — Он как-то хитро развернул гроб так, чтобы небоскрёб пострадал меньше всего.

— Вы, конечно, молодцы, — Громова смотрела на меня с нескрываемым восторгом. — Мои вряд ли бы на такое решились.

— Дети, вы идёте? — позвал нас дед. — Потом ещё наговоритесь.

Мы переглянулись и поспешили внутрь.

Переговоры устроили в большом конференц-зале. Громовы сели с одной стороны, нас усадили с другой. У самого стола сидели с их стороны Арсений, Вадим Давыдович, Андрей Вадимович, младший брат Арсения, и Катерина. Остальные Громовы расселись вдоль стены чуть поодаль.

С нашей стороны за стол сели Игорь Всеволодович, дядя Слава, Николай и я. Леонид с женой и сыном, а также Карина с отцом расположились у стенки.

Первым взял слово Арсений. Он встал, ещё раз всем кивнул и сказал:

— Уважаемый род Державиных, вы просили у меня помощи, вы её получили. Как мы и обещали, мы сможем укрывать вас неделю или две. Ровно столько, сколько будет нужно. Отдельно подчеркну, что это вряд ли стало бы возможно без той помощи, что была оказана Никитой Державиным мне и моей дочери.

Проговорив официальную часть, он выпил воды и обратился к нам уже более раскованно.

— Прошу располагаться. Ваши комнаты вам покажут, как только мы закончим. На улицу, ясное дело, пока выходить не рекомендую, а так мой дом — ваш дом, пока всё не наладится.

— Само-то оно и не наладится, — взял слово Игорь Всеволодович. — Мы на самом деле очень благодарны вам за приём. Естественно, в долгу мы не останемся и эту помощь не забудем, а воздадим вам сторицей. Однако, — дед вышел из-за стола и принялся прохаживаться по конференц-залу, — на том, что мы сказались убитыми и бросили свой дом, наша война не заканчивается. Она только начинается. Наши враги — менталисты из собственной безопасности, довольно опасные соперники. Поэтому я хотел бы просить вас, Арсений, и тебя, Вадим Давыдович, встать с нами в этой войне плечом к плечу.