Агитбригада (СИ) - Фонд А. - Страница 46

— А как ты боролся… с мракобесием среди крестьян? — передразнил он меня.

— Путем культурной агитации и пропаганды атеизма, — не остался в долгу я.

— Между прочим, у него ведомость по возмещению ущерба за порчу станка лежит. Погашенная, — сообщил Енох, заглядывая в лежащие на столе документы из-за плеча зава. — Так вот, может тебе будет интересно, и если ты не понял, то твой долг закрыт.

Я изрядно удивился, ведь пробыл в агитбригаде всего каких-то две недели и в любом случае зарплата младшего помощника по реквизиту не перекрывает цену импортного станка.

— Похвально, — кивнул заведующий и потерял ко мне интерес, — можешь быть свободен.

Вместо того, чтобы, красиво вскинув руку в салюте, промаршировать прочь, я задал вопрос:

— А что там по станку, Пётр Захарович? На сколько я уже возместил так называемый долг?

— Что значит «так называемый»⁈ — аж возмутился заведующий, — ты как это разговариваешь со старшими, Капустин⁈ Совсем там, в агитбригаде распустился⁈ И тебя это не должно касаться!

— Как это не должно меня касаться⁈ — в ответ тоже возмутился я, — Пётр Захарович, что происходит? Мне незаконно, без всякого расследования, впаяли какой-то мифический долг, основанный на претензии пьяного человека. Сдали меня в какое-то рабство в эту агитбригаду! Отчисляли на ремонт всю мою зарплату! Я жил впроголодь! А теперь вы мне вот это говорите? Я вас не понимаю, Пётр Захарович! Конечно, мне обязательно, я подчёркиваю — обязательно, нужно знать, сколько на меня ещё денег в долг повесили! Может, я до теперь смерти не рассчитаюсь! А, может, пока я пахал в агитбригаде, ваш этот пьяный специалист еще что-то придумал на меня взвалить!

Я выпалил всё это на одном дыхании. По мере моего монолога лицо заведующего меняло окраску словно мимический индонезийский осьминог при виде креветки: сначала он порозовел, затем покраснел, потом стал багровым и, наконец, резко побледнел, аж до синевы.

— Ты что, сволочь⁈ Ты что это позволяешь⁈ — сиплым от возмущения голосом прошипел он и, уже громко, заорал, — эй, кто там⁈ Дежурный!

В кабинет вбежал парень лет семнадцати.

— В изолятор его!

— Есть! — вскинул руку в салюте парень и толкнул меня в спину, — пошли, Капустин!

— Погоди, мы с Петром Захаровичем ещё не закончили, — дёрнул плечом я и повернулся к заведующему.

Тот от удивления стал похож на офигевшего долгопята.

— Пётр Захарович, — спокойно продолжил я, — я хочу получить ответ на мой вопрос. Вопрос повторю, специально для вас — сколько денег из моей зарплаты ушло в счет закрытия моего долга за порчу станка? И сколько я ещё должен?

— Ты что, не слышал⁈ — заверещал заведующий дежурному, — в изолятор! Живо!

Дежурный толкнул меня сильнее. Пришлось идти, иначе началась бы драка. Этого я не планировал. По дороге я сказал Еноху:

— Останься, послушай.

Енох замерцал и исчез, а мы пошли дальше по коридору.

— Заткнись, Капустин, и иди, — проворчал дежурный, решив, что это я говорю ему, и опять больно толкнул меня в спину.

— Ещё раз толкнешь — я тебе глаза выдавлю, — мрачно пообещал я дежурному.

Дальше шли молча. Но хоть толкаться тот перестал.

Навстречу нам показались ребята в спецовках. Парни и девушка. Парней я не знал, а девушка была Смена. Она вытаращилась на меня, как на привидение, и язвительно сказала:

— Что ты уже опять натворил, Капустин?

— Танцевал фокстрот в Красном уголке, — в тон ей ответил я, получил замечание от дежурного, и мы двинулись дальше.

Мы вышли из центрального здания, прошли по дорожке среди цветников, которые уже практически отцвели, и направились к отдельно стоящему одноэтажному зданию.

Дежурный отпер дверь и буркнул:

— Входи давай!

Я вошел, дверь со стуком захлопнулась и послышался звук проворачиваемого ключа в замке. Скрип шагов на посыпанной песком дорожке отдалился, и я остался один в тишине.

Комната была достаточно большой, но чистой. Пахло хлоркой и хозяйственным мылом. Там стояла заправленная серым одеялом кровать, стул, стол и два старых рассохшихся шкафа. Я открыл их и заглянул — пусто. Непонятно, зачем они здесь. Ну да ладно.

Я сел на стул и задумался.

Ситуация получилась дурацкая. Не надо было заедаться с заведующим. Но, с другой стороны, я же имею право знать, что там с долгом. И вообще — как-то странно всё это. И долг мне как-то чересчур быстро впаяли, и меня в агитбригаду эту спровадили, отношение тоже какое-то странное. В общем, мутно всё как-то.

Мысли переключились на позавчерашнее:

Анфиса появилась, слабо мерцая зелёным. По ней было видно, что при жизни она относилась ко мне лучше.

— Осторожно! — воскликнул Енох.

— Анфиса, — сказал я, — ты знаешь, что Василия убили?

Анфиса, которая уже направилась ко мне, остановилась и растерянно замерцала.

— А знаешь кто убил?

Призрак девушки поднял на меня наполненный тьмой взгляд и у меня мурашки пошли по коже. Но тем не менее я продолжил:

— Тот, кто и тебя. Тебя же Лазарь убил?

Анфиса замерцала, задрожала, а затем кивнула, словно через силу.

— Вот и Василия Лазарь убил. Камнем пробил череп. Василий ходил к Лазарю за тебя говорить, и тот его убил.

При этих словах Анфиса завибрировала сильнее, дрогнула, и цвет её сменился на синеватый, а затем обратно — на зелёный.

— А ты знаешь, Анфиса, что Лазаря поймали? Его бабка Фрося опознала.

Анфиса опять помотала головой.

Я мысленно радовался — диалог, хоть какой-то потихоньку налаживался. Да. Я не льстил себе надеждой, что смогу отвести от себя Анфису, уж слишком она злая и агрессивная, но у меня возникла небольшая идейка.

— Но комсомольцы верят ему, а не бабке Фросе. Я боюсь, что он выкрутится и его отпустят.

На Анфису было страшно смотреть — она буквально распылилась в воздухе, словно марево, и стала опять призрачно-зелёной.

— Знаешь, Анфиса, — продолжил я, — ведь если Лазаря отпустят, то он ещё кого-то убьет. Он сейчас сидит, запертый в сельсовете. Один. И его книги с ним нету. Она у меня.

При этих словах Анфиса вновь приняла свой облик, замерцала и вдруг исчезла.

— Уф! — выдохнул Енох.

— Ушла, — сказал я и почувствовал, как напряжение меня отпускает.

— Ловко ты её! — похвалил меня Енох.

— Это ненадолго, — ответил я. — Сейчас она слетает к Лазарю, разберется с ним и вернется обратно.

— Ты натравил её на живого человека⁈ — обличительно ткнул в меня призрачным пальцем (точнее костяшкой) Енох.

— Ага, — кивнул я.

Ко мне на полати запрыгнул Барсик и толкнул лбом мою ладонь, мол, давай гладь меня, человек, чего ты всякой ерундой занимаешься. Кто мы такие, чтобы игнорировать котиков? И я принялся поглаживать мурлыкающего, как трактор, кота.

— И ты так спокоен⁈ — заверещал Енох, и заметался по комнате, — она вернется и тебе конец! Это же погруженная во тьму! Они беспощадны к людям!

— А вот с этого места поподробней, — я аккуратно чесал пузико Барсика, а потом за ушком.

Енох пробормотал что-то невнятное.

— Анфиса сейчас вернется и убьет меня, — сказал я призраку. — А ты останешься здесь сам. Ещё на много лет. Как ты думаешь, какова вероятность, что именно в эту деревню, именно в эту избу войдёт человек с такими же способностями, как у меня и заберёт тебя отсюда?

Енох тоскливо и обреченно замерцал в ответ.

— Вот! — назидательно сказал я и аж перестал гладить кота. От возмущения Барсик легонько куснул меня за ладонь, показывая, что ситуацию он контролирует и мои попытки схалурить он прекрасно видит. Для дополнительной аргументации он поскрёб задними лапами мне по руке. Я намёк понял, покорился и возобновил поглаживание.

— Я слушаю, — мотивировал я Еноха.

— Души бывают разные, — сообщил Енох после небольшой паузы.

— Это я уже понял, — сказал я.

— Не перебивай! — возмутился Енох.

— Не буду, — перебил призрака я.

Тот возмущённо померцал, но так как я молчал, то продолжил.