Агитбригада (СИ) - Фонд А. - Страница 44

— Ничего, — «утешил» меня Енох, — будешь жить и дальше, как жил. А книгу эту нужно уничтожить…

— Ну уж нет! — нахмурился я и сунул книгу за пазуху.

— Ты всё равно не знаешь латыни, читать не сможешь, а, следовательно, она бесполезна для тебя, — поддел меня Енох. — А вот попадёт к кому-то нехорошему в руки, и будет как с Лазарем.

— Не попадёт, — буркнул я, — теперь она моя.

— Получается, Лазарь-то знал эту вашу латынь? — подал слово ранее молчавший Серафим Кузьмич.

— Угу, — мрачно кивнул я.

— А что это за язык такой? — не унимался старик.

— Это нынче мертвый язык, — снисходительно пояснил Енох, — но у них там, в Европах, все службы католические на этом языке происходят.

— А Лазарь откуда мог знать мёртвый язык? — удивился Серафим Кузьмич. — вряд ли он бывал в Европах, на него глянешь — обычный сиволапый селянин.

— Скорей всего именно поэтому он и поступил в институт на агронома, — задумался я, — в некоторых вузах не только названия растений и животных по латыни студентам зубрить надо, но и краткий курс латинского языка есть. А даже если и нет, то в библиотеке учебники и словари по любому должны быть.

— И где ты эти словари и учебники возьмешь? — подколол меня Енох, — в Европу в ближайшее время ты не попадёшь, в институт тоже не поступишь, сперва хоть двойки свои исправь. В магазинах вряд ли книги на мёртвых языках имеются, сейчас там всё больше «Капиталы» да «Антидюринги».

Я задумался. А ведь он, чертяка такой, прав.

И вот что мне делать? Я, конечно, поищу словари в магазинах, но не думаю, что там что-то есть. В городской библиотеке тоже ловить нечего — там все старые книги сожгли, а новодел не представлял для меня интереса.

— Буду, значит, искать учителя латыни, — неуверенно сказал я. — Сейчас этот предмет в школах не ведется, но раньше в гимназиях, говорят, был. Так что мог остаться какой-нибудь старый учитель.

— Сомневаюсь, — не разделил мой оптимизм Енох, — их всех во время Революции перестреляли, а кто успел — тот за границу сбежал. А пролетариат латынь точно не знает. Незачем.

— Для начала спрошу у священника, — решил я.

— Ага, и книгу ему ещё покажи, — хихикнул Енох.

— Книгу никому показывать не буду, — не повелся на примитивный троллинг я, — а вдруг он латынь знает. Он же стопроцентно в семинарии учился, там должны были изучать.

— Не факт, — не согласился Енох, но я уже всё решил. Кроме того, больше спросить было не у кого, а начинать поиск надо.

Эх, как же я жалел, что в этом времени нет Интернета, взял бы сейчас и зафигачил через гугл-переводчик! За пару часов у меня весь текст на русском был бы. Но что толку сожалеть, надо пользоваться тем, что есть. Зато здесь еда вкусная и экологически чистая. На сомовских разносолах Генка отъелся, раздался в плечах. Я видел себя в зеркале (у Марии было) — так Генка вымахал хорошо так. Куртка, которую дала Клара, раньше болталась на вырост, а теперь стала как раз впору. Если так и дальше пойдёт, то через месяц надо искать новую одежду, на размер больше.

По поводу одежды я особо не парился. Денег, что дал мне Сомов за клад, хватит и на одежду, и на полгода безбедного существования. В деревне я их не тратил, экономил, все равно столовался у Сомовых, а больше мне ничего и не надо было. Один раз только не удержался — купил в местной лавке огромный сахарный леденец на палочке, уж больно сладкого хотелось: организм молодой, быстро растёт, энергии надо много.

— Ты можешь отвести всем глаза, я выйду? — спросил я Еноха.

Тот недовольно крякнул, но кивнул.

Вот и ладненько. Наше взаимодействие хоть и со скрипом, но продвигалось вперёд. Да уж, не так просто заставить служить себе многовекового призрака. В своё время я много перечитал всевозможной фэнтезийной литературы, в основном, электронные книги, так вот там любой попаданец сразу и легко приобретал себе сторонников и питомцев. Видимо, они были какие-то везучие, не то, что я. Или, может, это мне Енох такой вредный попался (хотя тот дедок был тоже вредный, так что это не случайность уже, а тенденция).

Никем не замеченный, я вернулся обратно к нам во двор. Наших никого ещё не было, одна лишь Клара с задумчивым видим чинно гуляла по двору. Увидев меня, она обрадовалась:

— А где все наши? — шмыгнув покрасневшим носом, спросила она и зябко закуталась поглубже в шаль крупной вязки.

— Возле сельсовета, — ответил я, — не вернулись ещё, видимо.

— А ты не с ними разве? — удивилась она и намотала ещё один край шали на плечи.

— Был сперва с ними, но замёрз и вернулся, — отмазался я, — всё равно там уже всё понятно.

— А что там случилось? — заинтересовалась Клара и даже терзать свою шаль забыла.

Я кратко, в двух словах, рассказал о бабке Фросе и о Лазаре.

— Да нет, этого не может быть! — убеждённо заявила Клара, — никакого волшебства не существует, это давно научно доказано!

— Согласен! — кивнул я, — не существует. Но вербовцы — народ тёмный, мракобесный, верят во всё это. Вот старухе и поверили. Вот Зубатов считает, что она с ним личные счёты сводит. За капусту. А Гудков думает, что это у нее после удара голова повредилась. Старенькая ведь уже, череп хрупкий, остеопороз опять же. Да многие на селе так думают.

— Всё правильно Виктор говорит! — убеждённо заявила Клара (ну кто бы сомневался!), — эта старуха ещё до всего этого приходила нас против Лазаря настраивать. Ох и тёмные же люди, в любую чепуху поверить готовы и хорошему человеку жизнь испортить!

— Это потому, что он прогрессивный комсомолец и выращивает урожаи на научной основе, — толерантно поддакнул я и ушел к себе.

Расстались мы с Кларой абсолютно довольные мнением друг друга.

Я, конечно, знал правду, но мне нужно было алиби. В том, что Лазаря не сегодня — завтра выпустят, я даже и не сомневался. И первое что он сделает — пойдёт проверять свою книгу. А её уже нету. И он сразу начнёт искать. И очень может быть, что кто-то проболтается, что я ушел от сельсовета раньше. А так у меня есть свидетель, что я замёрз и вернулся домой. А лишних полчаса, которые я провёл во дворе Сомова, никто не вычислит.

В избе, в которой я проживал, как уже мной неоднократно упоминалось, было крайне аскетично. Кроме полатей и хлипкой печи, больше из мебели ничего и не было. В углу лишь сиротливо стояла колченогая лавчонка, но сидеть на ней было невозможно, так как из-за разной длины ножек она постоянно заваливалась на бок. Я от поленницы притащил чурбак, на котором мог сидеть. Но в основном тусовался на полатях, которые заменяли мне и кровать, и обеденный стол, и диван. В такой обстановке прятать книгу было некуда. В балку под потолком были вбиты несколько больших гвоздей, на которые предыдущие хозяева помещения вешали свои вещи. На одном из них висела моя торба с остатками харчей. Именно в ней Зубатов когда-то нашел свой самогон, когда Енох не отвёл ему взгляд. Поэтому прятать книгу в доме было опасно. Я более, чем уверен, что Лазарь, когда вернется, хватится своей книги, и начнет выискивать вора — то Зубатов не преминет воспользоваться этим, чтобы пошариться у меня в доме. И вот будет хохма, если он найдёт эту книгу. Даже представить не хочу, что со мной в этом случае будет. Уж и Зубатов, и Гудков отыграются за все свои неприятности, которые я им доставил.

Но спрятать куда-то надо.

Вот только куда?

Существует мнение, что лучше всего прятать на виду. Но случай с торбой и самогоном это мнение опровергает, можно сказать, на практике.

Поэтому я снял торбу, намотал её на книгу, постаравшись поплотнее завернуть и вышел во двор (предварительно убедившись, что Клара уже там не гуляет, а наши ещё не вернулись). Я тенью скользнул в курятник, растревожив моего старого «друга» петуха и какие-то две заполошные курицы. Курицы вежливо вышли во двор, а петух взглянул на меня налитым кровью глазом и попытался напасть. Я изо всей дури пнул его под жирный зад, и лишенный возможности летать представитель орнитофауны решительно опроверг горьковский тезис о том, что рождённый ползать летать не сможет, да и всю теорию эволюции, пожалуй. Доказав на практике, что простой советский поджопник может сотворить то, что не смогли тысячелетия естественного отбора. Старик Дарвин бы точно прослезился от умиления.