Наследник огня и пепла. Том IV (СИ) - Добрый Владислав - Страница 2

— Хорошо! — ответил я. — Даю своё слово, что не буду бежать.

Этот разговор произошёл пару дней назад. Суд состоялся тем же вечером, и это был явный фарс — пара десятков долгобородов и я со своей «свитой», исключая двух магов — вот и всё. Ан громким голосом объявил в никуда:

— Если есть тот, кто хочет обвинить этого человека, пусть выйдет и объявит свои обиды!

— Стойте! — вдруг крикнул кто-то слабым голосом. — Я!.. Я! Он украл у меня курицу!

И вперёд протиснулась старушка. На вид ей было лет шестьдесят, и она была согнута, как клюшка — смотрела буквально себе под ноги. А чтобы не упасть, как раз на эту самую клюшку и опиралась.

— Кто это?.. — вполголоса спросил Ан.

— Приблудилась на этой неделе, — также вполголоса ответил ему седобородый, видимо, исполняющий при Ане обязанности советника или помощника. — Постирать, похлебку сварить…

— Я бы никогда не стал воровать у старухи! — свирепо рявкнул Лардо. По случаю суда ему вынули кляп изо рта, но роскошь ходить самому он ещё не заслужил. Так и болтался между двух хмурых долгобородов.

— Так не у меня, а у моего сына. Он живет рядом с Воющим Камнем. Рожа ещё такая, глупая. И бородавка вот тут. Ты ж его ещё на куски обещал разрубить, если он шум поднимет! — зачастила старушка. — Нос отрезать, и в жопу засуну…

— А, вот теперь вспомнил! — кивнул Лардо, и затих.

— Ну так… Это… — старушка явно перепугалась, и уже была не рада, что высунулась.

— Ты требуешь виру, — подсказал ей Ан.

— А… Ну, как требую… Прошу… — кажется старушка попыталась изобразить поклон, но учитывая то, как её скрутило, никто не заметил разницы.

— Кто-то ещё? — крикнул Ан в толпу. Больше желающих заявить на горца не нашлось.

Я вышел вперёд и громко сказал:

— Я заплачу виру за этого человека.

Запустил руки в кошелек на поясе и достал оттуда серебряный сольдо. И положил в руку старушке. Та ловко прикусила монетку. И немедленно расцвела улыбкой, обнажая голые десны с парой чудом сохранившихся зубов.

— Сольдо за курицу! — взвизгнула она и оглянулась на стоящих позади. Толпа ответила одобрительным гулом. Старушка осмелела, повернулась к Лардо и крикнула: — В следующий раз бери две!..

— Ты удовлетворена вирой? — грозно пробасил Ан.

— Да-да-да, сеньор! — зачастила старушка, и попятилась, стараясь смешаться с толпой.

На этом суд и окончился. С Лардо верёвки снимали раза в четыре дольше, чем шло «судебное заседание». Я оценил ход Ана — он отдал мне то, что и так собирался отдать. И взял с меня слово.

После суда долгобороды нас будто стали меньше охранять. Да и за Сператом, когда он приходил ухаживать за лошадьми, перестали ходить, чуть ли не наступая на пятки. Трудно сказать, почему. Вариантов было два — самый очевидный, что Ан верил моему слову. Этот вариант я отмел сразу. И второй, более правдоподобный — это была хитрая ловушка. Ан меня провоцировал на побег. Трудно сказать, зачем ему это было нужно. Проверять я не стал.

Сейчас я сидел и смотрел на Ченти. Мы находились на небольшом холме рядом, где долгобороды возвели небольшое укрепление из земли и камней, чтобы прикрыть подходы к осажденному городку и не допустить поставки припасов. Тут сидело человек двадцать долгобородов. Ан пришёл сюда с инспекцией, а я его сопровождал. По дороге он расспрашивал о Караэне, а я о долгобородах. Очень дружеский разговор, давно у меня такого не было, даже обменялись парой шуток. А потом, как дошли до этого «блокпоста», я тактично приотстал, дав Ану возможность пообщаться со своими бородачами без моих посторонних ушей. И залип.

Эглантайн сказала, что Ченти, если смотреть на него сверху, похож на лежащего, раскинув руки, человека. Так ей сказал её ворон, который наконец-то отыскал нас, после нашего маленького приключения рядом с её домиком. Похоже, жуткий ужас, который вызывал Пожиратель, работал и на людей и на животных. Мне было интересно другое — как ворон нашёл Эглантайн? Я спросил ведьму об этом прямо, но она зашипела, и скрылась в своей каморке. Буквально зашипела — как змея! Она стала жутко раздражительной с тех пор, как мы оказались у долгобородов — как и Гвена. Но Гвена хотя бы не срывалась на нас, в отличие от Эглантайн. Дошло до того, что она только изредка показывалась из своей комнатушки, забирала еду и скрывалась снова. Я, конечно, с таким поведением мириться бы не стал, будь Эглантайн обычной девкой. Вот только она была ведьмой, и пригрозила страшным проклятьем тому, кто войдёт в её комнату. Потому что она творит там свое, женское, волшебство. И, судя по жутким звукам, ещё более ужасным запахам, и неожиданно весёлым разноцветным дымам, вылетающим из разбитого окна её комнаты, не врала. Мне один раз удалось заглянуть в приоткрытую дверь — Эглантайн раздобыла где-то глиняный горшок, поставила его на импровизированный очаг, а по всей комнате были раскиданы какие-то мешочки и просто подозрительные предметы. Что бы она там не творила, у неё не получалось. Мне ли не знать, как выглядит женщина, которая пытается сделать работу хорошо, и она умеет делать её хорошо, и ей нужно произвести впечатление — но у неё не получается. И не по её вине. Думаю,проблема в котле — ох, не зря старейшина горцев таскалась с ним даже по горам… Тот походный котёл, скорее всего, дожидается нас у семьи Дар. Элин большой котёл остался на Воющем Камне. Вот она и изворачивается, как может.

Гвена тоже была не в восторге от плена. Прямо скажем, она была в ярости. Как я подозреваю, это из-за того, что долгобороды не находили её привлекательной, и она не могла пользоваться своими обычными уловками. Однажды я прямо спросил про Гвену у Ана, и он долго хохотал, прежде чем объяснить — людские женщины кажутся долгобородам уродливыми. Но это только первые два месяца в походе. Я передал это Гвене, и сказал, что нужно всего лишь потерпеть. Это её не успокоило. А даже напротив. Впрочем, она не держала свою злость в себе, а яростно выплёскивала её в ругани, пинках по стенам, и тренировках.

Да, и я эти две недели снова регулярно тренировался, прямо как обычно. По паре часов в день.

Отчасти в этом был виноваты и Эфест с Кантамиром. Они обосновались на кухне выделенного нам домика, и колдовали над ворохом побрякушек, снятых с тела Ректора Фро. Колдовали в прямом смысле — чертили на столе окружности и треугольники, ставили в них свечи, нагревали что-то в очаге, кипятили в горшочках и смотрели пар на свет, и просто подолгу сидели, задумчиво лицезрея очередную штуковину, лежащую перед ними. Нельзя сказать, что это совсем не приносило свои плоды.

Помимо посоха, с которым Эфест теперь не расставался, следующим очевидно волшебным предметом стал красивый пояс, покрытый выдавленными узорами, и серебряными пластинками с камушками. Он делал своего обладателя бородатым. Вернее, он делал человека, который его наденет, более солидным и располагающим к себе. А в местной культуре стильная, солидная и ухоженная борода была непременным атрибутом солидности. Хотя аристократы её носили редко, либо коротко стригли — мешала под шлемом. Но вот купцы и, как выяснилось, волшебники, весьма ценили этот атрибут. Если пояс надевал Эфест — тут же превращался почти в директора Хогвартса. В смысле, выглядел как актер, которого только что причесали, почистили и подкрасили. Этакий фильтр на телефоне, только голографический и наяву.

Чтобы им пользоваться требовалась небольшая «настройка», которую, впрочем, с помощью Эфеста сделать было нетрудно. Пока я, недоумевая, допытывался, нет ли там ещё «+2» к силе, например, все остальные пребывали в восхищении от чудесного пояса. Гвене он добавил бакенбарды, выползшая из своего логова бледная ведьмочка осталась без растительности на лице, зато пояс «подровнял» ей брови и «причесал» лохматую гриву волос. А вот то, что он сделал со Сператом, заставило меня приложиться к кубку с вином, чтобы не заржать. На лице моего оруженосца появились крохотные усики и бородка, выглядящие максимально неестественно — как будто наклеенные, или даже нарисованные. Впрочем, Гвена пришла в полный восторг. В общем, пояс достался Сперату.