След «Семи Звезд» - Лещенко Владимир - Страница 2

Зайцев очередной раз потыкал пальцами в клавиатуру:

– Черт, запаролен, сволочь. Везти в управление придется!

Вошедший следом за Савельевым Казанский, бросив лишь мимолетный взгляд на сейф, принялся изучать содержимое обычной, стоявшей на столе, шкатулки. Куча разных старых удостоверений, дипломов, аттестатов – судя по всему, не очень ценных.

Леша вытаскивал то одно, то другое… Паспорт покойника, военный билет («годен ограниченно»), несколько дипломов об окончании курсов магии и гипноза каких-то затертых годов. Удостоверение об окончании неких железнодорожных курсов. Удостоверение инвалида третьей группы – «по общему заболеванию». Удостоверение кандидата в мастера спорта по вольной борьбе. А также корочки с лаконичным внутренним содержимым «Карате. Школа киокушинкай. Первый Дан. Присвоен КГБ СССР» – явная лажа, конечно. На нем, впрочем, имелась и печать, и дата, кажущаяся уже невероятной – 01.02.91. (Как раз через год он пришел в милицию: молодой, глупый, лишь только-только отслуживший в ВДВ и успевший повоевать в Карабахе.)

Всхлипывая, вошла Нина-Алена. Ее осторожно поддерживал под оголенные пышные руки Хасикян.

– Вот… даже и не знаю, кто это мог бы сделать, говорю я вам…

– Хорошо, – кивнул старлей. – Тогда скажите, вы знали, что находилось в сейфе?

Секс-магичка выдохнула:

– Денег, тысяч сто… В рублях и в валюте… Всякие украшения – для ритуалов… Немного, тысяч, может, на восемь… долларов… Несколько старых книг – совсем потрепанных… О, еще были документы на недвижимость и на фирму! – радостно вспомнила бабенка.

– Кто еще знал о содержимом сейфа? – строго осведомился Армен.

– Лидка… То есть Смотрительница Ночных Залов леди Ровена… То есть… Господи, неужели это она Гришу?!.. – разрыдалась дамочка.

– Короче, – с нажимом произнес Хасикян. – Не отвлекайтесь!

– Лидия Романова, – утирая обильные слезы, произнесла «жрица». – Вот…

Она протянула мобильник, извлеченный из выреза роскошного, черного с серебром платья.

– Позвоните сами, я не могу… Третий в списке.

Лейтенант взял телефон, не преминув подержаться чуть дольше, чем нужно, за изящную женскую ручку в дорогих кольцах. Модель была из самых дорогих и навороченных (борясь с уличными грабителями, поневоле научишься разбираться в марках подобных игрушек…).

Пока Хасикян вызванивал означенную «Лидку», пока объяснял той ситуацию, за разработку свидетельницы взялся Борисыч.

Савельев тем временем обратил внимание на шкаф, подобный картотечному в библиотеке. На верхнем ящике – наклейка с короткой и лаконичной надписью от руки: «Про меня». Ниже: «Про нас». Третий – «Тайны мира». Четвертый ящик помечен – «Почта». И, наконец, самый нижний, пятый – «Свежая почта».

В первом, как тут же убедился майор, находились три пухлых альбома, сплошь заполненных газетными вырезками о деятельности покойного мага. Их Савельев же передал Зайцеву, приобщив к делу.

В третьем лежали груды каких-то папок, но Савельев не успел обратить на них внимания, потому что Борисыч уже выдвинул нижний ящик.

– Так, – бросил он Савельеву, – взгляни-ка: тут пусто.

Майор понял старого сыскаря с полуслова.

– Скажите, – обратился он ко вновь было начавшей всхлипывать «жрице», – а вы обычно много писем получали?

– Да как когда, – сообщила Нина. – Все больше на фирму писали, то есть на адрес Высшей Школы Магии.

– А в последние дни?

– Вроде ничего… А, нет, – вдруг спохватилась Вещунья Алена. – Вчера как раз на наш адрес бандероль пришла. Вот ее и нет. Как сейчас помню, Григорий посылку в этот ящик положил! И еще так довольно подмигнул мне – прямо облизнулся. Что странно: именно сюда, на домашний адрес прислали, а не на фирму…

– Он что-нибудь говорил?

– Нет будто бы, – дама призадумалась. – Или вроде сказал? Как бы про себя. Ну, дескать, теперь мы всем покажем… Или что-то такое…

– Обратного адреса не помните? – встрял с вопросом Казанский.

Нина отрицательно помотала головой.

– Там не по-русски было написано…

В кармане Савельева захрипела рация.

– Товарищ майор, к дому идет кто-то, – сообщил оставшийся снаружи водитель.

Как по команде, Зайцев и Казанский сунули руки за пазуху.

– Отставить, – бросил им Савельев.

И в самом деле: кем бы ни были убийцы мага, и как бы ни были наглы, но не станут же они являться на место преступления спустя считанные часы после того, как сделали дело. Зато, вероятно, гость сможет вполне рассказать что-нибудь интересное.

Майор подошел к окну. По дорожке к особняку шагала девушка. Джинсовый костюм, темные волосы, небольшая сумочка, открытый взор… На представительницу столь размножившегося племени магов и чародеев решительно не похожа. Скорее просительница. Хотя на лице не заметно ни волнения, ни груза проблем.

– Быстро же эта ваша Лида примчалась! – деловито пробормотал Хасикян.

– Это не Лидка, – бросила взгляд в окно старшая жрица-наложница. – Эту лахудру я вообще знать не знаю.

«А чародей, видать, разнообразие любил!» – промелькнуло у Савельева.

– Нет! – вдруг встрепенулась Вещунья Алена, – Вспомнила! Точно! Была она здесь пару раз. И три дня назад к Грише… Григорию Ефимовичу подходила – вроде интервью просить! Из какой-то занюханной газетки: то ли «Тайные знания», то ли еще что-то такое… Слу-ушайте!! – прошипела «жрица» – Так это ведь она наверняка и убила Гришу! Истинно!

Санкт-Петербург, зима 1758 г.

Поутру хотелось водки. Прямо мочи не было терпеть муки адские.

Голова звенела, словно там поселился рой диких пчел. Сохло во рту. Руки мелко дрожали. Да что там руки – все тело ныло, как после доброй порции розог.

А в карманах, как на грех, пусто. Впрочем, как всегда. На последние деньги вчера устроил разгуляй-поле с академической братией. Теперь вот мучайся. Еще целых пять дней, покамест не подоспеет Прохоров пенсион.

Что бы он делал без «птичьих» денег на свои-то пятьдесят целковых в год – жалованье копииста? Хорошо, хоть еще Михайла Василич, добрая душа, не обижает. Даром, что профессор и академик, а нужду молодых знает. Сам через это прошел. Поддерживает своего помощника, чем может.

Сходить к нему, что ли? Нет, совестно. Уже дважды в сей месяц наведывался к благодетелю.

Но пять дней! Этак и с голодухи окочуриться можно.

Гос-споди! Как же затылок-то ломит. Ударил бы кто кулаком, право. Прочистил мозги грешнику.

Пять ден! Но потом рай-житье: шутка ли – двадцать семь, а то и все тридцать рубликов!

Год на год не припадало. Поначалу, двенадцать годков тому, как в отцовский дом принесли клетку с ученым вороном, на содержание птицы было положено двадцать рублей в год. Так решил покойный граф Яков Вилимович Брюс, с которым поэт, будучи четырех лет отроду, случайно познакомился в церкви, где правил службу его батюшка. (Царствие небесное им обоим.)

Но уже на следующий год прислано было двадцать с полтиной. Отец Семен еще удивился. Вот ведь как – жизнь вздорожала, и денег стало больше. Словно кто-то прикинул убыль.

Так и пошло. Двадцать два, двадцать три с гривенником, двадцать четыре с четвертачком. А то снова двадцать три… Последние две выплаты, ровно с начала войны с пруссаками, оказались особенно щедры: двадцать семь и двадцать восемь рублев!

– Кормилец ты мой! – умиленно взирал на Прохора поэт.

Ворон скромно отмалчивался. Что есть, то есть. Он обычно в молчанку не играл, так и сыпал чеканными фразами. Все больше латинскими, к которым его приохотил еще приснопамятный отец Семен. Но особенно любила вражья птица распевать похабные песенки сочинения своего молодого и непутевого хозяина. Ох, и пакостница!

Как-то поэт решил похвастаться питомцем самому профессору Ломоносову. Приволок клетку с Прохором в дом Михайлы Василича.

Отобедали, чем Бог послал. Перешли в гостиную.

– Нуте-с, – ласково прищурился на Прохора академик. – Чем порадуешь старика?