Выбери любимый жанр

Чародеи (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Золушке должно быть ещё страшнее и безнадёжнее, чем самой Юльке. Хорошо ещё, что она только пауков видит.

— Пойдём, э! — Золушка тянет Юльку за руку, и Юлька, улыбаясь, подчиняется.

— А почему ты Золушка? — спрашивает Юлька по дороге.

— Имя такой, — удивляется Золушка. — Золушка Жанклодовна Халаши. В документы написано. У меня документы был, только их на вокзале украли.

Юлька поднимается за Золушкой по узенькой лестнице. Золушка открывает дверь в маленькую, невероятно уютную комнатку: две кровати, прикроватные столики с лампами под розовыми колпачками, два рабочих стола, крутящиеся кресла, книжный шкаф… Над одной кроватью — ярчайшая картинка, изображающая невероятно радостного Христа в осиянном райским солнцем поле, среди улыбающихся ватных овечек, а вокруг — календарики с весёлыми тигрятками, китайский веер с журавлями, нитяная пёстрая куколка на верёвочном бантике… Юлька чуть улыбается:

— Твоя кровать, Золушка?

— Моя, — сияет Золушка. — Картинки красивая?

Юлька улыбается веселее, кивает. Золушка вроде бы ей почти ровесница, а кажется совсем ребёнком… Меньше ушиблена своим ясновидением? Или просто характер более лёгкий?

— А на картах ты не гадаешь? — спрашивает Юлька, присев к рабочему столу.

На столе компьютер, пачка тетрадей, электронная читалка. Над столом, в горшке, растёт папоротник, свешивает пышные свои зелёные перья к самому монитору, а рядом с системным блоком — серебряная искусственная ёлочка в мигающих огоньках. Под ёлочкой — затрёпанная колода карт.

— Гадаешь, — с готовностью соглашается Золушка и берёт карты в руки. — Все рома могут гадать. Я всю правду говорю, э!

Ну да, думает Юлька. Позолоти ручку, яхонтовая. Все рома могут гадать, а настоящее будущее видишь только ты… Поэтому ты здесь.

— А в интернате много ребят? — спрашивает Юлька снова.

— Немного, — с некоторым даже огорчением говорит Золушка и кладёт карты на место. — Старший группа — пять, младший группа — восемь. Теперь старший группа — шесть, с тобой.

Правда немного, думает Юлька. Не слишком-то это часто встречается — ясновидение.

— Ты, наверное, одна жила, — говорит она вслух. — А теперь я буду тебя стеснять.

— Там есть ещё два комната, — говорит Золушка. — Но давай живём вместе, а? Вместе лучше! Ночью спать вместе — лучше, если приснится плохо — вместе лучше.

И смотрит умоляюще… Эх, думает Юлька, кошмары, значит, снятся и тебе? Всё ясно… всё ясно. Будем жить вместе.

* * *

Юлька расстилает постель. Её уже клонит в сон — но тут в дверь стучат.

— Уходи! — сердито говорит Золушка. — День тебе мало? Ночь тебе надо? Ходишь ночь, как кот! Ночь спать надо!

Действительно ясновидящая, думает Юлька и улыбается про себя, а из-за двери говорят:

— Я хотел с новенькой познакомиться. Мне о ней рассказывали.

Парень, думает Юлька с отвращением.

Парни — идиоты по определению. У них мозги набекрень на сексуальной почве, а если они вдруг, по ошибке, не думают о чьих-то сиськах — выясняют, кто из них круче. Парень — это неприятно.

Юлька думала, что все в интернате — девочки. Это девичья беда — ясновидение и все эти отвратительные штуки. Недаром же именно бедных женщин сжигали на кострах за то, что они ведьмы.

— Мы спать ложимся, — говорит Юлька тому, за дверью.

— На минутку, — говорит тот, и Юлька слышит в голосе улыбку. — Интересно же.

— Рудольф, — шепчет Золушка и делает странное лицо: то ли неодобрительное, то ли сострадающее.

Юлька открывает дверь.

Рудольф — не старше её самой, тощий, невысокий. На бледном лице зажившие шрамы: рубец идёт от виска к носу через всю щёку, а ниже — будто вырвали кусок, кожа зашита и стянута.

— Кто тебя так? — спрашивает Юлька.

— Потрогай, — чуть ухмыляется Рудольф.

Юлька почему-то послушно тянет пальцы к изуродованной щеке, дотрагивается — и в тот же миг безжалостный луч мёртвого света врезается в мозг! Юлька отшатывается — но уже видит, видит!

Хуже того — ощущает!

Но на сей раз наваждение сходит быстро. Легче, чем обычно.

— Тебя везли в багажнике, — говорит Юлька с досадой, потирая ноющий висок. — Убивать. Но что-то случилось с машиной… с шофёром… как шарахнуло… как ты вообще уцелел, не пойму. Тебя спасла Зоя?

Рудольф мотает головой:

— Ванечка. Неважно. Ты вправду ясновидящая, да ещё какая. Впечатлён. Рудольф Ланков.

— Юля Проскудинова. Раньше так не было… — задумчиво говорит Юлька.

— Раньше ты до некромантов не дотрагивалась, — усмехается Рудольф.

— Как это — некромантов? — Юлька хмыкает.

Некромант — это мертвяк в капюшоне из компьютерной игры. Он поднимает армию скелетов — ну или просто труп врага. Юлька давно смирилась со своими приступами, с тем, что внезапно может накатить жестокий припадок понимания, но уж некромантии точно не бывает! Как Бабы Яги не бывает. Это же сказки для деток, для кино! Фэнтезень!

— Это когда можешь убить сильным желанием убить, — говорит Рудольф без выражения.

— Юля, — говорит Золушка, морщась, — скажи, пусть он уйдёт, э! Здесь комната для девочки, мальчик ночью не ходит сюда.

— Золушка меня не любит, — бледно улыбается Рудольф. — Я уйду, но можно мы поговорим минутку? Я слышал, Зоя кое-что сказала Ванечке… а я хочу сказать тебе.

— Может, уж прямо убить меня хочешь? — Юлька щурится, кривит губы — всем видом показывает, насколько ей безразлично.

— Поговорить, — повторяет Рудольф.

— Не уходи, э! — Золушка хочет взять Юльку за руку, смущается, не берёт.

— Сейчас приду, — говорит Юлька.

Выходит с Рудольфом в коридор, спускается по лестнице. Рудольф снимает с вешалки у входа широкий плащ, накидывает на Юльку:

— Ночь холодная, а ты куртку там оставила…

— Ты говорить хотел, — напоминает Юлька.

Над крыльцом горит фонарь, освещает белые стволы берёз, а звёзды глушит, но небо всё равно бездонное. Юлька смотрит на луну и чувствует, как луна далеко и какая она громадная. Ощущает себя стоящей под открытым космосом, космос дышит сверху свежим ледяным холодом.

А земля пахнет тепло: деревом, лошадью, дымом.

Юлька — между.

Рудольф стоит рядом, смотрит в небо. Глаза влажные.

— Я слышал, Зоя говорила Ванечке, что ты самоубиться хотела, — говорит Рудольф вверх и вбок. — Потому что тебе кажется, будто ты беду не предсказываешь, а накликаешь.

— Не твоё дело, — хмуро говорит Юлька.

— Моё, — говорит Рудольф. — Вот Золушке это в голову не приходит. И Жеке не приходит… ну, у Жеки проявляется иначе, она видит прошлое, не будущее… Но всё равно. Другие предсказательницы не заморачиваются, а ты психуешь, и у тебя чувство вины.

— Не твоё дело вообще, — говорит Юлька уже с нажимом.

— Моё, моё, — говорит Рудольф. — Потому что ты страдаешь фигнёй.

Юлька поворачивается к нему.

— С чего ты взял?

— Я точно знаю, — говорит Рудольф медленно, больше не отводя глаз. — Если ты делаешь… меняешь что-то… ну во всём этом механизме вселенной меняешь что-то — ты это чувствуешь. Чувствуешь, как меняешь. Как смерть выходит из тебя… как пуля.

Юлька содрогается.

— Ты хочешь сказать…

— Я. Убил. Пять. Человек, — говорит Рудольф. — Ты можешь случайно это увидеть, так что лучше я скажу.

Слеза переливается через нижнее веко, ползёт по изуродованной щеке.

Юлька прижимается спиной к стене. Смотрит во все глаза.

— Не бойся, — говорит Рудольф. — Он под контролем.

— Кто? — бормочет Юлька, не понимая.

— Дар.

Юлька вдыхает и выдыхает. Ей не страшно, у неё в горле комом стоит жалость. До неё начинает доходить.

— Ты ко мне пришёл…

— Потому что у тебя дикий талант — и тёмный очень, — говорит Рудольф. — Я подумал, ты поймёшь. Тут все, в общем, с тёмным талантом, но у тебя, похоже, совсем… вроде моего.

— А почему все — с тёмным? — спрашивает Юлька.

— Со светлым — могут дома жить, — говорит Рудольф. — Здесь только на каникулах тусят, слушают профильные лекции. А некоторые даже не знают, что за ними присматривают чародеи…

3
Перейти на страницу:
Мир литературы