Чужой портрет (СИ) - Зайцева Мария - Страница 9

— Воду тут набирать? — интересуюсь на всякий случай, а то мало ли…

— Да фиг ее знает, — честно отвечает зашедший следом Витек, — наверно, тут, раз все подключено… Смотри сама. И, короче, сейчас быстро надо протереть рядом с рингом. Само покрытие не трогай, оно уже подготовлено. От тебя вообще только поверхностная уборка, это вначале, а потом, если вдруг кто стакан опрокинет или еще чего, быстро убрать по факту. Ну, и когда все уже разойдутся, помыть душевые и все тут вокруг.

Киваю.

Витек еще пару мгновений смотрит на меня, словно прикидывая, говорить что-то, или нет, затем решает, что и без того достаточно на меня потрачено времени, бросает:

— Бывай.

И выходит из помещения.

Первым делом еще раз, уже основательней, поправляю маску и косынку.

Набираю воды, натягиваю перчатки, наливаю средства для мытья полов в воду.

И, выдохнув для обрететения храбости, толкаю дверь в зал.

Останавливаюсь пугливо, стараясь не обращать внимание на происходящее вокруг, прикидываю, что в первую очередь делать.

Судя по всему, бои еще не начались, значит, ринг. И те скамьи рядом с рингом.

Иду туда, мимо стоящих рядом мужчин самой брутальной внешности, серьезных таких, массивных. Это бойцы, что ли, будущие?

Страшно, сердце замирает, словно у мышонка, крадущегося мимо спящего кота…

Когда миную их, двигаясь к другой стороне ринга, прямо выдыхаю и расслабляюсь. На меня никто не обращает внимания. Косынка, маска и безразмерный халат делают из меня невидимку. Отлично!

С воодушевлением принимаюсь за работу и постепенно, как это и всегда бывает, физический труд помогает прийти в себя и успокоиться.

Первые нервные движения вскоре сменяются на экономично-плавные, я уже никуда не тороплюсь, спокойно работая, методично освежая пол везде. Не только там, куда указал до этого Витек, но и там, где считаю нужным.

Машинально прислушиваюсь к разговорам мужчин у ринга.

Бои начнутся , когда прибудет Хазар и его друзья.

Интересно, какие друзья у такого человека? Наверно, такие же властные и серьезные мужчины, как и те, что тут собрались…

Домываю уже места возле лавок, когда в зале начинается оживление.

— Хазар приехал! — говорит кто-то, — с Казом!

— А Ар где? — спрашивают у него.

— Дома, наверно, каблучара, блин…

— Да с такой девочкой я бы и сам каблучарой стал…

— Меньше болтай, а то Ар тебе этот каблук в задницу вгонит…

Мужчины еще что-то говорят, шутят, переходя на мат и совершенно не стесняясь того, что я рядом и все слышу. Невидимка в халате их не интересует и не напрягает.

Понимаю, что надо как можно скорее все завершать, потому что скоро тут станет тесно, торопливо бросаю тряпку в ведро и двигаюсь в сторону подсобки, как назло, находящейся рядом со входной дверью.

И ровно в тот момент, когда дергаю ручку двери подсобки, на пороге зала появляются двое мужчин.

Я смотрю на них и замираю.

Почему-то сразу становится понятно, кто из вошедших Хазар, а кто Каз.

Хазар — это явно вот этот серьезный мужчина, с невероятно тяжелым взглядом и чуть наклоненным вперед подбородком. Словно неосознанно на таран идет, угрожает… Пожалуй, встреть я такого человека где-то в толпе, то обежала бы его десятой дорогой. Внутреннее чутье , атавистическое, отвечающее за безопасность, указывает на то, что это хищник. Причем, из тех, что не будут предупреждать о нападении…

Лицо этого Хазара я бы написала, если б когда-нибудь решилась вообще заговорить с ним… Невероятно харизматичный, замкнутый, и в то же время глаза транслируют внутренний яростный огонь, просто бешеной силы…

Тем удивительней, что при такой, затмевающей все и всех харизматичности, я смотрю на его спутника… И больше не могу оторвать взгляда. От него.

Высокого, гибкого по-кошачьи, черноволосого, улыбчивого. Он как раз с кем-то здоровается за руку, обмениваясь шуткой…

Чуть поворачивается в мою сторону, и я, внутренне обмирая, вижу белоснежный оскал зубов, хищный, ослепительный…

Его оскал.

Надо уйти, надо спрятаться, сбежать, забиться в нору, в самый темный угол!

В этот момент он, очень тонко, по-звериному чувствуя, что на него смотрят, поднимает взгляд. Прямо на меня.

Меня прошибает волной жуткого, животного практически, ослепляющего, затмевающего все мысли страха, и сил хватает только на то, чтоб качнуться вглубь подсобки.

Дверь закрывается следом, и я остаюсь в полной темноте, ошалело слушая, как бьется в груди, силясь вырваться, птица-сердце.

Это он…

Это точно он!

Но как? Как?

Ведь он… умер…

Спасибо, что вы со мной, мои хорошие!

Погнали!

Дверь в подсобку уборщицы, кажется, сотрясается и вот-вот рухнет на пол от грохота, и я вздрагиваю каждый раз, когда по полотну проходит вибрация звука.

Это там, снаружи, в зале, начались бои.

Я не видела, просто поняла по усиливающемуся шуму, а после — по скандированию какого-то прозвища, не разобрала, какого именно, и по радостному реву чуть ли не полсотни мужских здоровых глоток.

Они там очень заняты все… И у меня есть возможность незаметно выскользнуть из своего укрытия и ползком пробраться к двери.

И прочь, прочь отсюда!

И, вот честно, давно бы так сделала, если бы не две причины: внезапный упадок сил, потому что ноги просто не держат, проверяла уже это несколько раз, пытаясь подняться и придерживаясь за дверь. Но, гораздо серьезнее первой причины, вторая — понимание, что, если сейчас уйду, сильно подведу Ланку.

Вместе это выливается как раз в положение, в котором сейчас и нахожусь.

Я сижу в подсобке, тараща слепые глаза в темноту с едва различимыми очертаниями ведер и швабр, и пугливо вздрагиваю от каждого глухого удара, каждого падения тяжелого мужского тела на ринге и следующего за этим яростного рева зрителей.

Вздрагиваю, жмурюсь, но тут же распахиваю ресницы, ведь закрывать глаза тоже опасно…

Потому что мгновенно флешбеки отбрасывают в прошлое…

— Ты — моя девочка, — говорил он… И я смотрела в его глаза, мягкие, красивые до безумия.

А еще он улыбался. Настолько хищной, собственнической улыбкой, что все внутри сладко замирало от предвкушения и обреченности. Потому что он смотрел и улыбался так, словно я уже ему принадлежу. И все, что будет дальше — вопрос времени.

От этой , очень мужской определенности, уверенности, я трепетала, словно птичка, еще не подозревающая, что попала в силок. И что больше у нее не будет ни полетов, ни возможности петь то, что ей хочется…

Он трогал меня за волосы и шептал:

— Красивая… Самая красивая…

Я несмело улыбалась и постоянно тормозила себя, чтоб не начать оглядываться по сторонам, в поисках той, о ком он говорит. Ведь не обо мне же? Или… Обо мне?

Я?

Я — самая красивая?

Правда?

В этот момент казалось совершенно неважным, что на мне нет ни грамма косметики, ее никогда не было, что кроссовки, старые, китайские, порвались еще три года назад, и я носила их к дяде Гарику на рынок, чтоб он прошил по подошве толстой ниткой… Что кофта на мне мамина, старая, вытянутая…

Я была красивая. Он так говорил, что я не могла не поверить…

И не могла поверить потом, когда он привел меня к себе домой…

Нет, я не хотела, и не планировала.

У меня был запланирован пленэр наутро, с моими ребятами из Дворца молодежи, а еще мама просила помочь… И потому я согласилась просто погулять… Недолго. А ему надо было что-то дома взять, срочно… И мы зашли на минутку… Всего на минутку, он же обещал…

У него в квартире неприятно пахло. Сигаретами, дешевым пивом, которым оказался залит стол в кухне.

А еще несвежим постельным бельем.

Этот запах ударил в голову сильнее всего, когда он без разговоров просто опрокинул меня на кровать.

Я все еще не понимала, да.

Обескураженная такой резкой переменой в его поведении и, особенно, в его лице, с которого вдруг в один момент пропали ласковая усмешка и мягкий, тягучий взгляд, я даже не сопротивлялась.