Чужой портрет (СИ) - Зайцева Мария - Страница 23

— Да не за что извиняться, — Каз, хоть и отходит чуть дальше, все равно еще угрожающе близок, оглядывает меня, внимательно опять, хотя вообще не понимаю, что ему так интересно в моем нелепом халатике и старых кроксах, — я тоже не особо осторожен был… Сейчас. Так что мы квиты.

— Хорошо, — киваю я послушно, стараясь не смотреть на него и прикидывая, как добраться до двери. Шансы на освобождение возрастают! Каз — не Алекс, ему, похоже, не нравится насиловать плачущих женщин… И это, конечно, хорошо… Может, на этом все и завершится?

— После работы поехали поедим чего-нибудь…

Не завершится…

— Спасибо, но я не могу. У меня работа.

— Какая еще работа? — он хмурится, брови съезжаются к переносице.

— В больнице, ночная смена.

— Так у тебя же в эту ночь была?

— У меня каждую ночь ночная…

— Это чего за график такой?

— Обычный… — пожимаю плечами, натягиваю перчатки, старательно избегая взгляда Каза, — можно мне… Идти?

— Иди…

Боже… Неужели?

Тихонько, двигаясь по дуге, иду в сторону выхода, Каз мрачно наблюдает за мной. Стараюсь не ускоряться, чтоб это не выглядело побегом, стремлюсь к цели. Близкой, такой близкой! Вот она, дверь…

— Погоди!

Ох, черт…

Поворачиваюсь, поднимаю взгляд на Каза. Он с неудовольствием опять осматривает маску, которую я успеваю нацепить на лицо, руки в желтых перчатках…

— Слушай… — он делает паузу, словно раздумывая, продолжать или нет, — а ты… Почему не хочешь? Тебе же понравилось…

Я сначала даже не понимаю, о чем он, а когда доходит… Боже… Мужчины такие самоуверенные…

— Нет, не понравилось… — отвечаю тихо, но уверенно, чтоб вообще сомнений не возникало. Это, конечно, чревато, и, будь на его месте Алекс… Но Алекс в могиле. Слава богу. А Каз… Я уже понимаю, что Каз не станет унижать и обижать за правду. Ведь это же правда? — Простите.

Киваю и дергаю ручку двери, не желая наблюдать за тем, какой эффект произвели мои слова.

Вырываюсь на свободу и тут же замираю под взглядами не менее двадцати мужиков!

Они стоят неподалеку от кабинета, переговариваясь негромко и, при моем появлении, застывают и смотрят так, словно не ожидали снова увидеть. Живой, по крайней мере.

Бросает в жар, наклоняю голову и прохожу мимо, пробегаю практически.

Мужики в полном молчании наблюдают за мной, а затем кто-то из них тянет задумчиво:

— Надо же… Целая… Каз теряет хватку?

— Пасти закрыли, — плетью хлещет в спину холодный голос Каза, — глаза убрали от нее.

Перед тем, как юркнуть в подсобку для уборщиц, не могу сдержаться и оборачиваюсь.

На меня смотрят. Молча. Внимательно, с удивлением.

— Убрали глаза! — снова щелкает плеть приказа, и все находящиеся здесь мужчины, большие, сильные, наверно, очень даже брутальные… Как по команде перестают на меня смотреть.

Каз ловит мой взгляд, держит на расстоянии даже, да так, что отвести невозможно.

Так, не умея отвернуться, и захожу в подсобку. Спиной вперед.

И последнее, что слышу, перед тем, как захлопнуть дверь за собой, еще один удар хлыстом:

— Все поняли?

И, судя по гробовому молчанию снаружи, все поняли. Все всё поняли.

А вот я, похоже, нет…

— В машину садитесь, — командует Каз, предупредительно открывая дверь своего низкого, мощно рычащего зверя неизвестной мне породы перед нами.

Сам он не выходит, дверцу распахивает толчком руки с водительского сиденья.

Мы с Ланой переглядываемся, и я едва сдерживаю вздох, видя понимание и легкую усмешку в усталых глазах сестры.

Я не успела ей ничего рассказать про недавнее происшествие, много работы было после завершения боев. Да и Ланка выглядела настолько отрешенной и одновременно загруженной, что я не решилась ее тревожить еще и своими проблемами. Новыми, которые я, оказывается, с удивительной скоростью умудряюсь наживать. Тут бы со старыми разобраться…

В итоге, мы молча отмыли все помещение клуба, включая санузлы и душевые, а это — та еще работка, скажу я вам.

Ланка, с остервенением орудуя тряпкой, не обратила внимания на мои огромные глаза перепуганного мышонка и постоянные вздрагивания и оглядывания. А я все никак не могла угомониться, периодами почему-то остро ощущая чужое присутствие за спиной, внимательный взгляд… Каза я больше не видела в этот вечер, и даже услышала обрывки разговора кого-то из посетителей, что он уехал… Но все равно пугалась.

И лишь к концу рабочего дня немного пришла в себя, перестала бесконечно облизывать ноющие искусанные губы и подпрыгивать на любой резкий звук. Порадовалась, что сегодняшний жуткий день завершился…

И вот, на тебе…

Не с моей удачей, как говорится…

Я беспомощно смотрю на открытую дверь, сжимаюсь и невольно отшагиваю назад, а Ланка, нахмурившись, наблюдает за моими телодвижениями и затем отвечает Казу громко и вежливо:

— Спасибо за предложение, Казимир Андрианович, но мы сами доберемся…

Сказав это, она подхватывает меня под локоть и разворачивается в сторону остановки.

— Так и знала, что не закончится на этом, Марусь, блин… — шипит она с досадой, таща меня по тротуару, — надо же, вцепился как… Может, отвалит, а?

За нашими спинами хлопает дверца машины, и мое глупое сердце, ухнувшее в пятки от этого звука, очень четко сигнализирует, что не отвалит…

— Стоять, — голос Каза негромкий, но настолько жесткий и командный, что мы с сестрой тут же замираем, словно пугливые козы, даже дышать, кажется, забываем.

Теперь только на спину упасть с вытянутыми ногами, и сходство будет абсолютным…

Каз возникает перед нами, перегораживает путь, стоит, засунув руки в карманы и чуть опустив плечи. И вся поза его, неуступчивая, угрожающая даже, говорит о том, что мы сегодня никуда от него не денемся. Я не денусь.

Ну что же… Я и не думала, что это будет просто, да? Или думала, наивная коза? Надеялась.

Не могу смотреть на него, сильнее вцепляюсь в локоть сестры, безмолвно ища защиты и поддержки. И Ланка бесстрашно выпрямляется и смотрит в лицо моему кошмару. Возможному кошмару. Будущему. Все к тому идет… Чем я их привлекаю? Аурой жертвы, наверно… Я читала, что это возможно.

Конечно, Каз не стал меня мучить, как Алекс… Но и не отступает почему-то… Может, любит поиграть?

От этих разрозненных панических мыслей накрывает опять страхом, прикусываю губу, чтоб совладать с собой и не рвануть прочь отсюда, оставляя сестру на растерзание зверю.

А Ланка, между тем, спокойно смотрит на Каза, ожидая продолжения.

— В машину сели, — Каз резко ведет подбородком в сторону машины.

— Казимир Андрианович, — начинает Ланка опять, но Каз ее перебивает:

— Светлана, я хочу довести вас до дома. В конце концов, вы задержались по моей просьбе и сейчас уже поздно. На улицах много опасности для двух беззащитных женщин. В конце концов, чем я так сильно вас напугал?

— Меня — ничем, — отвечает Ланка, — но моя сестра… Недоверчива. И опасается незнакомых мужчин.

— Так мы знакомы, — на губах Каза появляется легкая ухмылка, понятная только нам с ним. Словно намек на произошедшее.

И я задыхаюсь от жара, заполонившего грудь. Еще ниже наклоняю голову, чувствую его взгляд на себе, и так остро это, так страшно и волнительно!

Не хочу опять! Не хочу же!

— Короче говоря, я настаиваю, — обрубает Каз, и, неожиданно оказавшись между нами, легко отцепляет меня от Ланки, перехватывает за локти нас обеих и ведет к машине!

И до того у него это щустро выходит, что мы не успеваем ничего сказать против!

Возле машины Каз мешкает, потому что машина у него двухдверная, откидывает переднее сиденье и усаживает Ланку на заднее.

Он явно рассчитывает, что я сяду рядом с водителем, но я, наконец-то проявив зачатки разума, торопливо бормочу:

— Я боюсь на переднем…

И скольжу назад, к Ланке.

Каз пару мгновений стоит, мрачно глядя на меня и словно раздумывая, не вытащить ли силой к себе поближе, и, в итоге, решает не затевать ненужной возни, захлопывает дверь и идет к водительскому.