Мир Печатей. Аристократ по обмену (СИ) - Батаев Владимир Петрович - Страница 48

Наверное, нет — признался я сам себе. А раз нет, нечего и сокрушаться. Надо думать, как сбежать и куда. Помереть спокойно мне не дали. А помирать неспокойно мне как-то резко расхотелось. Минута слабости и малодушия прошла. И надо было быстро решать, как выбраться.

— Э, долго ещё? Я жрать хочу!

Третий голос раздался так близко, что я вздрогнул от неожиданности. И задержал дыхание, в надежде, что не заметили. Только сейчас я понял, что левый бок не мёрзнет. И прижат к чему-то относительно тёплому и мягкому. До этого я настолько погряз в размышлениях, что не обратил на такую мелочь внимания. Идиот.

— Калик, не ной. Мы рулим, рулим. Попыхти там пока. Покумекай, как этого дуреня аристократского оживить, — ответил один из «водил».

— А шо его оживлять? Он живой.

— Тпру-у-у-у-у-у, — подал голос второй. Повозка дёрнулась и остановилась.

— Как живой? Хто сказал? Давно живой?

Третий, что лежал рядом, зашевелился. Запыхтел. И попытался повернуться.

— Дим, мать твою. Ты можешь мягче тормозить? Чай не гарбузы тут, а я! А мне, как ты понимаешь, самому… Вот доберусь до тебя.

— Прости, Калик. Все время забываю, что без рук, без ног, а круглый — это ты. А не гарбуз.

В ответ раздались отборные ругательства. Ну, я так думаю, что отборные. Хотя система и не переводила устное народное творчество.

— А шо ж ты раньше молчал, шо оно живое, а?

— Так вы не спрашивали!

— А мы тут едем, не знаем, как сиру на глаза явиться. А оно, оказывается, гнать надо!

— Ты гони, да не гони! Давай в Избу поворачивай. Там ночь перебудем, а по светлому помчим. Один черт, ночью все равно сира от девок не оторвём. Хоть белобрысый, хоть сам император. А так хоть поспим, да пожрём!

— Калик, а тебе все одно, лишь бы пожрать!

Я не стал говорить, что в словах моего соседа по повозке есть доля здравого смысла. Куда больше меня заинтересовало сообщение о том, что на ночь мы куда-то заедем. А уже из этого куда-то надо будет свалить в закат. Всего-то.

Заскрипел борт. Потом повозка прогнулась.

— Подъем, спящая красавица. Ну-ка, покажись. Ты или не ты?

Я скосил глаза и изобразил, как мог, полную умственную отсталость.

— Ну-ка, говори!

— Э-э-а, — промычал я в ответ.

— Бур, подойди! — скомандовал у меня за спиной Калик.

Повозка снова прогнулась — второй товарищ залез к нам и подошёл к инвалиду. Я расслышал шёпот за спиной, пока сам мычал и ковырял в носу.

— Говори, патлатая башка. Как звать?

— У-у-э-э-э-а, — снова промычал я в ответ.

В этот миг что-то острое ткнулось мне в бедро.

— Ох ты ж лысая ехидна!

Я закричал раньше, чем смог сообразить, что это подстава.

— Ну вот, ехидна, — подал голос Калик. — А теперь поговорим по-взрослому. Как звать?

— Эрик.

Снова укол.

— Да твою ж орочью бабку драть, Эрик я! — я взвыл, потирая уколотое бедро.

— Значит, Эрик. Хорошо. А что тогда у тебя делает медальон лорда Хармеса?

— Кого? — протянул я.

Укол.

Моё ругательство.

— Понятия не имею, про кого вы. Я его стянул на рынке у одного пацанёнка. Тот зевал. А я утащил.

— И одежду? — продолжил свой допрос Калик.

— А? А, не. Одежду я стянул у любовника Эллы. Захаживает к ней периодически фраер такой. Ну и остаётся. Вот я подгадал и утащил.

— А зачем? — вкрадчиво поинтересовался Калик. Остальные почему-то не принимали участия в допросе. То ли мозгом этой троицы был этот калека. То ли просто остальным было все равно.

— Шо зачем? — я постарался перенять их манеру разговора.

— Украл зачем?

— Шоб на Вольгу впечатленье произвесть. Ну, это. Любовь у нас там, все дела. А батя её не жалует меня, ну.

— С такими-то волосами, ещё бы, — фыркнул кто-то. То ли Дим. То ли этот, как его, Бор? Как-то так. Я не стал отвечать, сосредоточившись на общении с главным.

— На Вольгу, значит, — пробормотал тот, о чем-то задумавшись.

— Калик, ну так шо? Мы мчим, али куды?

— Мчим. В Избу. Там ночуем. А дальше к сиру. А этого свяжите. Это он.

Не успел Калик договорить, как две пары рук скрутили меня и замотали в какие-то тряпки.

— Эй! Вы чего, парни! Я ж ваш!

Меня связали в несколько слоёв и снова кинули на дно повозки. Я пару раз дёрнулся и оказался вновь прижатым к Калику.

— Видишь ли, мой друг, — тихо заговорил он над ухом. — Вольгой звали малютку-дочь Эмили-матери. Она была красивой женщиной. Держала бордель. И души не чаяла в малышке. Пока однажды к ней в гости не зашёл глава Гильдии. Толстый, безобразный Сэмьюил. Он был вором. И так давно возглавлял Гильдию, что разжирел, утратил юркость и вёрткость. Было у него три слабости — деньги, жратва и красивые бабы.

Я сглотнул, не понимая, к чему он клонит.

— Но, как оказалось, чем старше становился дядя Сэм, тем моложе нравились ему бабы. Пока дело до девчушек не дошло.

Я похолодел.

Калик сделал паузу, давая мне понять, что дело кончилось плохо.

— В общем, в тот год дядю Сэма нашли с отрезанными причиндалами, заткнутыми в рот вместо кляпа. И Эмили пообещала, что так будет с каждым, кто осмелиться назвать девочку именем её малышки. Так с какой Вольгой ты, говоришь, сошёлся в Вейсбурге?

Я засопел. Таких поражений не знала земля. Проколоться на имени. Ну почему нельзя было выбрать какую-нибудь Марфу? Или кто у них тут на каждом шагу встречается? Ладно. Проигранная битва — ещё не война. Доберёмся до избы, я непременно придумаю, что делать.

Калик какое-то время молчал, видимо, ждал ответа. А потом засопел. Наверняка заснул, так и не дождавшись от меня никакой реакции. Я облегчённо выдохнул. Вызвал в системе все, что было про печати, и принялся просматривать информацию с учётом моих обновлений.

Избой оказалась бревенчатая халупа посреди леса. Она стояла, прислонившись к сосне. Окна были наглухо заколочены деревянными щитами. Крыша местами зияла темными дырами. По стенам ползла то ли плесень, то ли какой-то местный её аналог.

Я смотрел на это пристанище с печалью во взгляде.

— Чай, не твои хоромы, сударь, — усмехнулся Калик, которого мимо на руках проносил Дим.

— Я не сударь, — огрызнулся я в ответ. И снова с грустью и тоской посмотрел на избу. Особняк Хармесов не нравился? Получите-распишитесь. Не зря говорят, что имеем — не храним. Я бы сейчас отдал целое перо паулина, лишь бы оказаться в своей библиотеке рядом с орками. Даже со служанками. И с Мелорией заодно. Да я бы с ящеруном отужинал, чего там.

На краткий миг я решил было подкупить эту троицу. Предложить им перо паулина. Но быстро оставил эту идею. Перо утянут, меня прихлопнут — и поминай, как звали. А в моем случае — и поминать-то особо некому. И как звали, никто так и не узнает.

Так. Стоп. Такими темпами и с такими мыслями, я снова брошусь под повозку в данном случае. Пора прекратить распускать сопли. Попал-выжил-выживаем дальше. Новый уровень. Все дела.

Я пытался надавать себе мысленных пинков, чтобы не раскиснуть. То, что я насмерть не замёрз, и меня не переехал какой-нибудь настоящий аристократ, отрезвило меня. Надеюсь, что надолго. Но, по крайней мере, прямо сейчас помирать мне расхотелось. Кончено, это было бы не мироздание, если бы не упаковало моё воскрешение в такую вот форму. Помереть не помер, но в лапы к бандитам попал. А дальше, как говорят, хочешь жить — вертись.

Значит, буду вертеться.

В халупу я заходил уже более приободрённым.

Но, когда увидел внутренности, собрал всю волю в кулак, чтобы не застонать. Как оказалось, вид снаружи был просто лухари-стайл. Внутри там, где не было плесени — сидели жуки-точильщики и подъедали остатки здоровой древесины. Полы прогнили. То там, то тут, торчали обломанные доски. В углах и вовсе провалились. А там, где чудом уцелели — красовались лужи от подтаявшего снега.

Во второй комнате ситуация была чуть получше — тут хотя бы не было дыр в полу. Посреди комнаты стоял грубо сколоченный стол и две лавки. Тут же, у стены, красовалась полуразвалившаяся печь с грязными котелками. Сколько лет они не видали щётки и порошка — оставалось только догадываться.