Журналюга (СИ) - "товарищ Морозов" - Страница 5

— Привет! — поздоровались с Катей Сашка и Вовка и сели за стол сзади. «Хорошо, что мы рядом, — подумал Паша, если что, буду спрашивать у них».

В это время в класс вошла Галина Ивановна, все встали и дружно поздоровались с ней. Учительница, оглядела ребят, не спеша села за свой стол и открыла классный журнал.

— Кого сегодня нет?

Поднялась худенькая, невзрачная девочка из среднего ряда, тоже оглядела класс:

— Все есть, Галина Ивановна!

— Прекрасно! — бодро произнесла учительница. — В кои-то веки! Тогда начнем урок. Тема: «Спор о человеке в рассказе Максима Горького 'Старуха Изергиль». Так, кого бы мне спросить?

Галина Ивановна заскользила взглядом по фамилиям в журнале, класс напряженно замер. Похоже, что отвечать никто не рвался.

— Так… Матвеев!

Павел Иванович вздохнул (вот повезло, в первый же урок!), поднялся со своего места и вышел к доске. Встал у стола Галины Ивановны. Сашка ему печально улыбнулся и подмигнул: мол, держись, парень, сейчас она тебя… Катя Мелумян подбадривающее кивнула: ты сможешь!

— Ты вроде бы говорил, что читал Горького? — повернулась к Паше Галина Ивановна. — Давай, рассказывай! Начни с того, как Алексей Максимович изобразил своих героев и почему именно так…

— Собственно, если отвлечься от общей концепции и структуры произведения, — бодро начал Паша (Горького он действительно хорошо знал и даже любил), — мы видим в рассказе три четко выраженных варианта развития личности. Три, так сказать, психологических типа и три судьбы. Первый тип и, соответственно, первая судьба — это личность жертвенная, живущая для других. Это, несомненно, герой первой части рассказа Данко, пожертвовавший самой своею жизнью ради людей, чтобы его соплеменники смогли найти путь к свободе…

Дальше пошло легко и гладко: Паша говорил так, словно читает лекцию у себя на журфаке (он недолгое время преподавал — как раз вел советскую и русскую литературу первой половины двадцатого века). Развил и углубил идею о трех типах личности у Горького, дополнил цитатами из самого произведения. И постепенно увлекся так, что не сразу заметил, что в классе стоит какая-то странная, можно сказать, гробовая тишина, а Галина Ивановна изумленно смотрит на него. При этом глаза ее сделались невероятно большими и почти квадратными…

«Кажется, я заехал куда-то не туда, — запоздало подумал Паша. — Ладно, отступать уже поздно» И несколькими ударными фразами закончил свое выступление.

— Ма-а… Матвеев… — с трудом произнесла Галина Ивановна. — И что это сейчас было? Ты где таких знаний нахватался? Когда успел такие слова-то сложные выучить?

— Так я книжки умные читал! — с невинным видом произнес Павел Иванович. — Попросил родителей принести какую-нибудь хорошую критику по Горькому и, пока дома отлеживался после травмы, читал. Вот и запомнил.

— Ну да, у тебя мама, кажется, в клубной библиотеке работает? — понимающе кивнула Галина Ивановна. — Верно? Она тебе и нашла книжку критических статей по творчеству Горького? Так? А автор кто? Не запомнил? Не Харченко, случайно? Я его статьи тоже читала… Ну что же, на вопрос ты ответил. Не уверена, правда, что ты все понял из того, что прочитал, но запомнил ты хорошо. И ответил, в принципе, достаточно верно. Молодец, ставлю тебе «четыре».

— А почему не «пять»? — нагло посмотрел на учительницу Павел Матвеевич. — Вы же сами сказали, что всё правильно сказал и верно ответил.

В классе глухо зашумели (особенно на задних партах), поддерживая справедливое требование ученика.

— Тихо! — строго прикрикнула на «камчатку» Галина Ивановна. — Не «пять» потому, что ты не сам до этого дошел, а лишь повторил чужие слова. Пока для тебя и «четыре» — как «отлично»… Посмотрим, как напишешь сочинение. Тогда и будет ясно, понял ты по-настоящему Горького или нет. Или только можешь чужие слова повторять…

«Напишу, будьте уверены — напишу! — подумал Паша. — Да так, что еще больше удивитесь!»

Несмотря на явную несправедливость со стороны учительницы, он был доволен — ответил вполне достойно. И возвратился на свое место с видом победителя. Сашка поднял вверх большой палец — молодец, уделал Галинку! А соседка Катя восторженно шепнула: «Ты, Пашка, сегодня просто герой! Считай, „четверка“ в четверти по литературе тебе обеспечена!»

Два урока по Горькому (разбирали еще пьесу «На дне») пролетели незаметно, следующей была физика. Паша шел на нее в приподнятом настроении. И, как выяснилось, совершенно зря: злая судьба подготовила ему коварный удар.

Кабинет физики, как и во многих школах, располагался на пятом этаже — перед актовым залом. И тоже выглядел вполне стандартно: вдоль стен — высокие стеллажи, плотно заставленные какими-то приборами и учебными пособиями, выше — портреты бородатых (и не очень) деятелей физической науки. Вместо Ленина над доской красовался портрет Ломоносова — тоже вполне длогично.

Физик Петр Алексеевич (бодрый, говорливый мужчина лет сорока-сорока пяти) быстро проверил у трех учеников домашнее задание (к счастью, Паша в их числе на попал) и стал объяснять тему, связанную с оптикой и оптическими эффектами. Соседка Катя тщательно всё записывала в очередную толстую тетрадь, Паша делал вид, что внимательно слушает. На самом же деле мысли его были очень далеко…

Он вспоминал свои школьные годы — когда точно так же сидел за партой и слушал практически аналогичный урок. Только преподавала у них женщина, Вера Николаевна, неплохо к нему относившаяся… Даже учебник по физике показался ему очень знакомым — явно читал его когда-то. Впрочем, это было неудивительно — все школьные учебники в СССР были одинаково-стандартными и переиздавались из года в год почти что без изменений.

Интересно, подумал Паша, а есть ли в этой новой-старой жизни сам я? Молодой, бестолковый Пашка Мальцев, студент журфака МГУ? Прикинул по годам: он должен сейчас учиться на втором курсе университета, значит, в городе отсутствует — весь второй курс по традиции осенью отправляли на картошку, Практически на полтора месяца, до начала-середины октября.

«А интересно было бы посмотреть на самого себя в молодости, — подумал Паша. — Может, даже поговорить с собой, поделиться кое-чем, предупредить о чем-то, чтобы не наделал глупых ошибок». Как он сам когда-то… Но возможно ли это? Вот в чем вопрос.

Паша настолько погрузился в свои размышления и воспоминания, что очнулся только тогда, когда почувствовал, что его настойчиво пихают в бок. Удивленно посмотрел на Катю: ты это чего? Та показала глазами на учителя — тебя вызывают.

— Матвеев, — повторил (уже, видимо, во второй или третий раз) физик, — О чем ты там замечтался? А ну-ка, быстро давай к доске!

Паша снова вздохнул: вот не везет, опять его вызывают! Выходить и отвечать совсем не хотелось. Но что делать, придется!

Поднялся, вышел к доске. Как оказалось, Петр Алексеевич нарисовал схему падения солнечного луча на вертикальную поверхность и просил рассчитать, какой же будет угол отражения. Паша взял в руки мел и замер у доски: совершенно не понимал, как и с чего начинать.

— Ну, что же ты, Матвеев? — недовольно протянул физик. — Задачка же простая! Для тебя на две минуты! Какой здесь должен быть угол отражения?

— Угол падения равен углу отражения, — мрачно произнес Паша и снова уставился на доску.

Потом сказал:

— Простите, Петр Алексеевич, что-то я себя плохо чувствую — голова сильно болит. Это после недавнего падения с велосипеда…

— И что, ты теперь ничего не помнишь? — удивился учитель.

— Ну, кое-что помню… — протянул Паша. — Местами.

— Здесь помню, а здесь — нет? — хохотнул, повторяя известную фразу из популярного советского фильма «Джентльмены удачи» Павел Алексеевич. — Ладно, Паша, садись! Хотел, чтобы ты «пятерку» лишнюю заработал, да видно — на судьба. Сагина, давай к доске!

Гордость класса, комсомолка и будущая золотая медалистка Вера тут же вылета из-за первой парты (а где еще сидеть круглой отличнице?). Она свысока глянула на Пашу и принялась что-то быстро чертить мелом на доске. Ей, похоже, хотелось непременно всем доказать, что и в сложной физике — она лучше всех в классе…