Журналюга (СИ) - "товарищ Морозов" - Страница 32

Но попасть к «Ванде» удалось только в четверг вечером — раньше никак не получалось. И уроков было много, и домашние задания стали труднее и объемнее, требовали всё больше времени. И только в четверг, после шестого урока, Паша наконец смог заняться своими личными делами.

У магазина на том же самом месте тусовались всё те же «толкачи». Паша подошел к ним, спросил, где Колян. Ему сказали: «Скоро будет, жди». И действительно, через десять минут Колян появился, причем чрезвычайно довольный собой — видимо, только что провернул очень выгодную сделку. Паша поздоровался с ним за руку — уже как с хорошим знакомым. Колян сразу же перешел к делу:

— Я узнал у наших, у одного чувака точно есть. Двести — сам магнитофон, десятка — за любую фирм о вую кассету, причем уже с записью.

— Двести? — удивился Паша. — Странно — как-то больно дешево. В чем подвох?

«Весна» стоила сто восемьдесят рублей в магазине, у перекупщика она должна быть, по идее, гораздо дороже…

— Никакого подвоха нет, «Весна» просто немного юзаная, — признался Колян. — Но вполне нормальная, работающая — не сломанная, ничего такого. Сам убедишься — погоняешь, посмотришь. А кассеты — это натуральные «соньки», сто двадцать минут, как ты и хотел.

— Ладно, давай телефон.

— Трешка, — нагло сказал Колян. — Я же старался, узнавал… Сам понимаешь!

Паша молча отдал три рубля и получил бумажку с номером телефона. Позвонил из ближайшего автомата, сказал, что он от Коляна по поводу магнитофона. Договорился встретиться в субботу днем.

Через день после школы Павел снова был в пути-дороге. Ехать предстояло довольно далеко — в Матвеевское. Это был не самый окраинный район Москвы, но с точки зрения транспорта крайне неудобный — ни одной станции метро рядом. Поэтому потратил на дорогу больше полутора часов: сначала на троллейбусе — до «Войковской», потом на метро — до «Площади Свердлова», пересадка на «Проспект Маркса», а далее — до «Университета». И уже оттуда — двадцать минут на автобусе до цели поездки.

Переполненный пассажирами «ЛиАЗ» долго полз по Ломоносовскому проспекту (слева — унылый серый забор завода железобетонных изделий, справа — корпуса МГУ на Ленинских горах, в том числе — и знаменитая высотка, его Главное здание), потом свернул на Малую Филевскую улицу, сделал разворот и вскоре покатился по Староволынской. Миновали какую-то районную больницу, а потом начался густой лесопарк. Это место когда-то называлось Матвеевским лесом, и в глубине него располагалась знаменитая Ближняя дача Сталина.

Но увидеть ее из автобуса было совершенно невозможно: глухой трехметровый забор и высокие деревья надежно скрывали любимое место жизни и отдыха вождя от любопытных глаз. Плюс колючая проволока поверху и еще один, внутренний забор дальше — уже у самой дачи. Паша знал, что небольшой двухэтажный домик Сталина прятался в самой гуще леса, и основной поворот к нему был со стороны Кунцева. Объект считался строго закрытым, режимным, правительственным (хотя там давно уже никто не жил), и осмотреть его не представлялось вообще никакой возможности. Да, собственно, не очень-то и хотелось…

Автобус прополз вдоль леса, а потом свернул налево, проехал мимо знаменитого жилого дома-кольца (чьи девятиэтажные корпуса образовывали большой замкнутый круг) и выкатился, наконец, на улицу Веерная. С ней у Паши было связано очень много воспоминаний, как хороших, так и не очень…

Здесь жила его первая жена, Марина. С ней он познакомился в середине восьмидесятых годов, когда уже закончил журфак и приступил к самостоятельной работе — начал трудиться в одной столичной молодежной газете. Работа была веселая (как и само то время — перестройка, гласность, демократия и все такое прочее), и он часто по заданию редакции бывал на музыкальных тусовках, главным образом — неформальных, в том числе — и на полуподпольных концертах новых отечественных рок-, металл-, панк-, трэш- и прочих групп, только начинающих входить в моду среди столичной молодежной тусовки.

Он в то славное очень время увлекался современной музыкой, считал ее чем-то вроде бунта против затхлости и застоя предыдущих эпох и охотно бегал по районным ДК и клубам, где обычно и проходили такие вот выступления. На одном таком из этих мероприятий он и познакомился с Мариной — она с подругами тоже пришла насладиться безудержным «духом свободы, протеста и бунта».

Между ними быстро вспыхнула любовь, которая вскоре переросшая в весьма бурный роман. С частыми встречами и близкими отношениями, само собой. Марина училась на экономиста и жила как раз в Матвеевском. Паша (тогда просто Пашка Мальцев) обычно приезжал к ней днем, когда в ее квартире никого не было. Марина грызла гранит экономической науки совсем неподалеку, в новом корпусе МЭСИ, и бывала у себя дома уже в три часа дня. А он, в свою очередь, быстренько выполнив редакционное задание и скинув в номер очередную (почти гениальную!) статью, спешил к своей возлюбленной. По-тихому сматывался с работы (благо, в газете не нужно было отсиживать положенные часы, требовалось лишь вовремя сдать материал) и мчался в Матвеевку. Хотелось успеть сделать многое до того, как вернутся с работы ее родители…

До Матвеевки можно было, по идее, быстро добраться на электричке от Киевского вокзала — всего две остановки, десять минут, но вот беда — пригородные поезда днем не ходили, пропуская пассажирские дальнего следования. Поэтому приходилось долго и нудно тащиться сначала на метро, а потом от «Университета» — на автобусе, теряя драгоценное время.

Примерно через год они поженились, а еще через два расстались навсегда. Любовная лодка, как сказал революционный поэт Маяковский, разбилась о банальный быт. Оба были тогда еще слишком молоды, горячи, не умели уступать и подстраиваться друг под друга. Сначала возникло некое непонимание, пошли размолвки, потом начались претензии, которые со временем переросли в серьезные ссоры… Ну, а дальше — опять в районный загс (но уже в совсем другой отдел) и заявление с просьбой расторгнут брак. Причина — самая стандартная: не сошлись характером.

К счастью, расстались они тихо-мирно — без нервотрепки, скандалов и дележа общего имущества (которого, по сути, нажить просто не успели). Детей тоже не было… А еще через некоторое время он встретил Нину, с которой прожил бок о бок более тридцати лет, до самой ее смерти…

Паша тяжело вздохнул — столько старых воспоминаний навеял ему знакомый вид серых матвеевских пятиэтажек! И чуть было не пропустил нужную остановку. Выскочил из автобуса в самый последний момент, осмотрелся, сориентировался — кажется, ему надо вон в тот новый высотный дом, что возвышается на горке.

Продавец (как понял по телефону Паша, молодой парень) жил в недавно построенной двадцатиэтажной башне. Дом, судя по всему, считался престижным — у лифта сидела консьержка. Бдительная старушка подозрительно посмотрела на школьника (он был в форме) и спросила, к кому он идет. Паша назвал квартиру и имя.

Поднялся на лифте на самый верх, позвонил в звонок. Дверь открыл темноволосый парень лет двадцати пяти. Он тоже недоверчиво осмотрел юного гостя и спросил: «Сколько чего стоит, знаешь?»

Паша уверенно кивнул:

— Колян мне сказал. Двести сам мафон и по червонцу кассеты.

— Ладно, тогда проходи, — пригласил хозяин квартиры.

Паша разделся, вошел в большую комнату, осмотрелся. Квартира была упакована, что называется, по высшему советскому разряду: хрустальная люстра под потолком, мебель — модная венгерская «стенка» темно-вишневого цвета, а в ней — дорогой фарфоровый сервиз (любимая советскими гражданами «Мадонна»), на книжных полках — полные собрания сочинений русских и зарубежных классиков (это тоже важный показатель состоятельности человека и его реальных возможностей), цветной телевизор, в углу — новенький музыкальный центр, судя по всему — японский. Вместо традиционного темно-красного ковра над широкой, низкой тахтой с мягкими, удобными подушками — какие-то абстрактные картины (они только недавно стали входить в моду, вытеснив привычные скучные пейзажи с елочками и русскими березками).