Притяжение. Будь рядом, когда я умру - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 1

Это случилось в конце февраля, а именно, двадцать девятого числа. Впрочем, произойди оно в любой другой день, Ива и его бы запомнила на всю оставшуюся жизнь.

Она возвращалась от пациента по кличке Туни, и на душе у неё было тяжело: лечение не помогало, и теперь любимицу её друга Бена наверняка придётся усыпить, потому что лошадь без ноги – это всё равно что мёртвая лошадь.

У Ивы зазвонил телефон.

– Ива, что ты сегодня ела? – донеслось из трубки вместо приветствия.

– Мама!

– Что?

Спустя заполненное отдалённым гулом двигателя время, голос на том конце продолжил:

– Да-да, я помню: «так я делаю только хуже, твой вес уже давно в пределах нормы, хоть и в крайне нижних её границах, невзирая даже на то, что ты делаешь всё возможное, а ты, моя взрослая дочь, уже давно созрела нести ответственность за свою жизнь самостоятельно, а моё нытьё только добавляет тебе желания на всё забить». Но хочу тебе напомнить, моя дорогая, что понять меня тебе было бы проще, стань ты сама матерью. А какой, скажи на милость, здравомыслящий здоровый самец глянет в твою сторону? Нам ли с тобой не знать, людям, изучавшим так досконально биологию, что ему, этому самцу, как и тебе самой, интуитивно понятно: выносить и родить с таким весом ты не способна!

– Мой гинеколог придерживается иного мнения.

Из динамика донёсся усталый вздох.

– Ива, девочка, просто расскажи, что ты сегодня съела, если не хочешь, чтобы на моей смене сегодня кто-нибудь умер.

Ива тоже вздохнула, и не менее устало, хотя в её сожалениях о жизни было больше надежды, чем обречённости, в отличие от матери.

Было около четырёх часов вечера, до сумерек ещё оставалось время, но пейзажи, проплывающие мимо окон её новенькой Теслы уже приняли тот унылый вид, который свидетельствует о скором приближении ночи.

– Яблоко и круассан, – ответила она.

Мать, помолчав, скрипнула зубами. Ива это отчётливо услышала.

– Ива… ты издеваешься?

– Круассан был щедро смазан Филадельфией, мам. Ты знаешь, сколько это калорий? Кроме того, было ещё как минимум парочку латте, а в них, помнится, по сто пятьдесят в каждом. Это куда как больше, чем получают нормальные люди.

Да, Ива признавала себя ненормальной. Она не отрицала диагноз и не противилась лечению, но её раздражали вопросы матери о том, сколько калорий она съела за день. К раздражению добавлялся ещё и неуютный пейзаж за окном – Ива всей душой стремилась поскорее проехать это место.

Ей не нравились лиственные деревья, точнее не они сами, а торчащие из земли или талого снега серые стволы и ветки. Они навевали на неё тоску. А вот ели, пихты, лиственницы, высоченные североамериканские кедры определённо были её стихией. Всякий раз, проезжая по улице, усаженной еловыми великанами, она неосознанно замедляла ход, а бывало даже, что и вовсе останавливалась. Если удавалось найти свободное парковочное место, она выходила из машины и всей грудью вдыхала холодный, прозрачный, хвойный воздух Британской Колумбии: она никогда больше не уедет отсюда. Никуда и никогда.

В этой части Порта Кокуитлама елей не было вовсе. Даже домов, которые всегда действовали на неё успокаивающе, не было. Объездная дорога петляла вдоль ручья и лесополосы, уродливо заросшей дикой ежевикой и рубусом. Машина сама собой набирала скорость, и ей приходилось то и дело бросать взгляд на спидометр, чтобы не превысить лимит. Здесь он, кстати, был чуть выше, чем в городе, но новенькая машина ползла, как улитка – так, по крайней мере, казалось Иве.

– Как тебе машина, кстати? Ты довольна?

Ива улыбнулась, скользнув взглядом по ещё пахнущей новым пластиком торпеде и вмонтированному в неё монитору. Она ещё даже толком не разобралась во всех функциях, опциях и настройках, и именно предвкушение этого наполняло её воодушевлением и таким чувством, с каким дети распаковывают Рождественские подарки.

– Да, отличная, – не без удовольствия заявила она.

– Ренди утверждает, будто бы они не такие уж и надёжные… в долгосрочной перспективе.

Не считая вопросов о наболевшем, её мать никогда не была занудой, они прекрасно понимали друг друга, а потому на взаимоотношения с ней было грех жаловаться. А вот, у Ренди – нового бойфренда матери – имелась невыносимая привычка всё критиковать.

– Ладно, мам. Давай. У меня трубка садится. Да… почти села уже.

Иконка батареи на экране и в самом деле показывала один процент заряда.

– Лучше бы ты новый телефон купила, – упрекнула мать и не без оснований. – Ну, хорошо. Береги себя. И серьёзно поешь, когда доберёшься до дома. И перед сном ещё разок!

Ива в очередной раз вздохнула и отключила звонок.

Мимо пролетел большой внедорожник, чёрный, словно катафалк. Вот он уж точно превышал скорость. Ива, как человек искренне удивлённый и возмущённый, даже автоматически взглянула в зеркало заднего вида.

Дорога была непрямая, поэтому взгляд её быстро вернулся к петляющему впереди машины дорожному покрытию. Она только покачала головой, но осудить безрассудность водителя не успела – позади послышался звук, напоминающий нечто среднее между хлопком и скрежетом. Он был настолько громким и зловещим, что Ива вздрогнула и снова посмотрела в зеркало.

Дорога хоть и не была прямой, машина ещё не успела скрыться за очередным поворотом, и перед взором Ивы отчётливо предстала картина только что произошедшей автокатастрофы: поперек дороги лежал небольшой белый грузовик – один из тех, на которых особенно экономные граждане, переселяясь, перевозят свои вещи, а в кювете виднелась та самая чёрная машина. Она стояла, точнее, лежала вверх тормашками, перевернувшись, очевидно после столкновения с грузовиком, и все её четыре колеса продолжали бешено крутиться.

Нога Ивы автоматически выжала тормоз.

Ива не была врачом, но она всю свою жизнь лечила животных. И как человек, привыкший помогать и спасать, бороться с болью, болезнью и увечьем, не могла просто позвонить в 911 и уехать по своим делам.

Пока одна её рука разворачивала машину в направлении аварии, другая набирала заветные цифры. Впоследствии Ива очень ругала себя за то, что всегда пренебрегала новшествами, и не попросила позвонить в службу спасения Сири. Эта функция и вовсе была отключена на её устройстве.

Послышались длинные гудки, за ними женский голос на том конце провода, однако экран телефона вначале замер, потускнел, а затем и вовсе потух.

Ива не могла поверить своим глазам. Именно в тот момент нелепость и абсурдность произошедшего вызвали в ней такую бурю разочарования, что на глаза, которые никогда не плакали, внезапно накатили слёзы. Она понимала, что их причина – беспомощность. А где беспомощность, там всегда неуправляемый страх.

Едва её машина поравнялась с чёрным внедорожником, Ива выскочила и устремилась в кювет. Колючие ветки рубуса обжигали шипами её ноги, но она этого не замечала, потому что неудача с телефоном пробудила в ней вулкан сопротивления всему, что мир собрался ей противопоставить. И ей даже было наплевать на то, что сидящий у обочины водитель грузовика постепенно приходил в себя после произошедшего и самое важное, что ей нужно было бы сделать, это попросить его позвонить в службу спасения.

Колёса перевёрнутого вверх ногами внедорожника неистово крутились, издавая скрежещущий по нервам звук. На долю секунды Ива задумалась, может ли машина взорваться, и насколько опасна ситуация для неё самой. Где-то на задворках памяти вспыхнули и быстро исчезли слова Ренди о том, что машины взрываются только в кино. Ива чаще не верила тому, что он говорит, чем верила, но продолжила вприпрыжку приближаться к машине.

И уже метрах в пяти от внедорожника она отчётливо услышала детский плач. Это был даже не плач, а, скорее, его обрывки, как если бы младенец до такой степени заходился в истерике, что его спазмированные мышцы гортани препятствовали связкам как положено делать свою работу.