Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь - Абанов Виталий - Страница 12

– Синдзи… – тихонько прошипела за спиной Ая, и я понял, что с этим надо что-то делать. А именно – с Изаму-саном, склонившимся передо мной прямо на улице в глубоком поклоне.

– Э… да? – сказал я, соглашаясь «раскрыть секрет своего преображения» и прекрасно понимая, что вру. Даже если бы я и рассказал свой настоящий секрет о том, что в тело Синдзи-куна вселился я, отживший свое мужчина из другого мира и времени, что бы это изменило? Мне бы никто не поверил, хотя вот этот Изаму, может, и поверил бы, у него точно голова мангой забита, этот во что угодно поверит.

– Большое спасибо! – выпрямился и улыбнулся Изаму. – Я ценю ваше доверие и рассчитываю на вас, сенсей!

– Да ладно. В общем и целом секрета-то никакого нет, – сказал я, поймав его вопросительный взгляд. – Это… просто влюбился я, вот. И Сила Любви, и все такое, и вот тут-то во мне и пробудилась сила невиданная и…

– Погоди, – нахмурился Изаму, – ты же про бокс и про дядю говорил в первый раз…

– Ах да. Сила невиданная и техника диковинная проснулись во мне.

– А дядя?

– И дядя тоже проснулся.

– Где проснулся? – не понял Изаму.

– Да рядом. Недалеко живет, хочешь – покажу?

– Что-то мне кажется, что ты надо мной издеваешься… – снова нахмурился Изаму, – что за история такая, какой еще дядя, какая любовь?

– Вот именно! – вмешалась Ая-чан, встав между нами и уперев руки в бедра. – Что это еще за любовь? К кому? И как давно? И почему мне не сказал, я тут, понимаешь, хожу с ним туда и сюда, а у него любовь есть…

– Слишком много вопросов! – поднял я руки, сдаваясь. – Я не могу отвечать на все одновременно. Можно же задавать вопросы по одному? Один вопрос – один ответ.

– Научи меня технике бокса!

– Говори, кто твоя любовь! – выпалили одновременно Изуми и Ая-чан, переглянулись и покачали головой.

– Хорошо, – сказал я, трусливо выбрав из двух вопросов тот, который сулил меньшие неприятности. – Хорошо, я покажу что-нибудь, покажу, что умею сам. Но многого от меня не жди, я не профессионал и, наверное, даже не любитель. Так, нахватался по верхам.

– Отлично. Надеюсь на тебя! – и Изаму снова склонился в своем поклоне, выпрямился и кивнул. – До встречи в школе!

– Ага! До свидания, – я махнул ему рукой вслед, стараясь не замечать замершую в молчаливом упреке Аю-чан.

– Итак? – спросила она меня, когда Изаму скрылся за углом.

Я подобрал свой портфель, укоризненно поцокал языком, стряхивая пыль и изучая царапины на потрепанном кожзаменителе. (Мы с Нанасэ-онээсан против живодерства. А еще у нас слишком мало денег для покупки изделий из натуральной кожи.)

– Ну вот, – сказал я, – опять весь поцарапался. Как ты думаешь, Ая-чан, имеет смысл попросить Изаму-сана купить мне новый портфель, ну или хотя бы восстановить стоимость краски? Или как это – амортизация? Вообще непонятно, имеет ли портфель амортизацию? Должен иметь, как всякое имущество, которое подвержено износу. С другой стороны, все подвержено износу, даже моральные ценности. – Краем глаза я видел, что Ая-чан начинает закипать.

– Да, в какие времена мы живем, Ая-чан, во времена, когда моральные ценности и традиционные устои начинают изнашиваться, словно старый портфель. И это в славной стране Ямато, где скромность и отсутствие излишнего любопытства, а также желания влезть в чужие дела у девушек ценились испокон веку… – грустно покачал головою я.

– Р-р-p… – прорычала Ая-чан. – Ямасита-кун, ты испытываешь свою судьбу. И мое терпение.

– Которое, как я надеюсь, безгранично, как у всякой настоящей дочери Ямато, истинной Ямато Надешико, и не позволит перейти границы дозволенного и начать вести себя… не как подобает дочери Ямато и…

– Вот ты у меня допросишься, Синдзи-бака!! – Ая-чан начала багроветь, и я поднял руки, сдаваясь.

– Хорошо, хорошо. Что ты хотела узнать, Ая-чан?

– Что у тебя за любовь? – Ая определенно не стала ходить кругом да около.

– Да нет у меня никакой любви, Ая-чан. Просто так сказал, сам сейчас жалею. Думал хоть немного Изаму отвлечь. А что, любопытно? – я прищурил глаза, и Ая фыркнула.

– Вот ещё! Глупости. Ни капельки не любопытно. Пусть у тебя хоть с кем будет любовь. Мне-то какое дело. – Она решительно отвернулась и зашагала прочь.

Я посмотрел ей вслед и покачал головой. Судя по всему, сегодня Ая-чан до дому меня провожать не будет. Я вздохнул и направился домой. Заходить в магазинчик Тамагавы по пути не стал, продуктов было достаточно, и обычно Нанасэ-онээсан просила меня что-нибудь купить, но не сегодня. Да, сегодня она не ночевала дома, наверное, сейчас уже готовит что-нибудь, например, любимый Синдзи мисо-супчик или рис с карри. Я ускорил шаг, предвкушая тихий семейный вечер с Нанасэ-онээсан. На перилах тихо сопел Поно-кун, соседский рыжий кот, который в ответ на мое «Конничива, Поно-кун!» удостоил меня равнодушным взглядом и лениво махнул хвостом – дескать, ходят тут всякие. Оно и понятно, сегодня, как и вчера, я забыл отдариться рыбьим хвостиком. Надо бы не забыть завтра заскочить к Тамагаве за лакомством для Поно-куна.

Дом встретил меня пустотой и холодом. Не пахло мисо-супом, не горел свет, не булькала в кастрюле рыжеватая смесь карри, не стояли в прихожей любимые туфли-лодочки Нанасэ-онээсан. Ее не было. Не было ее сумочки, не было ее легкого пальто на вешалке, не было даже ее запаха, едва уловимого сладкого аромата кокосового масла. Словно бы и не было никогда.

Я помотал головой. Так. Надо собраться. В конце концов, я не брошенный одинокий подросток, а мудрый старый змей в шкуре этого самого подростка. И если обстоятельства вокруг могут быть разными, то внутреннее «я» у меня остается прежним, да и выбрать, как относиться к этим самым обстоятельствам, я могу самостоятельно. Найти плюсы в отсутствии сестренки дома и наличии на работе. В конце концов она взрослая девушка и в состоянии позаботиться о себе сама, так? А у тебя, Синдзи-кун, целый вечер в одиночестве, так что ты вполне можешь сразу расстелить футон и валяться на нем, рассматривая свои журналы с полуголыми красотками, поедая креветочные чипсы прямо из пакета (Нанасэ-онээсан настаивала, чтобы чипсы перекладывали в прозрачную чашку с изображением цветущей сакуры) и включив телевизор на полную громкость. Хорошо, может, не на полную, но хотя бы наполовину. Стены в квартирке были чисто символические, и, если лежать в тишине и немного напрячь слух, можно было запросто услышать, как у соседей глуховато ворчит радио и даже тикают механические часы. Что уж тут говорить о разговорах.

Японцы – удивительные люди, они настолько уважают личное пространство каждого, а при этом, как правило, этого личного пространства тут практически нет. Стены чуть ли не из бумаги, на улицах и в общественном транспорте все битком, в кафе столики впритык. В результате японцы научились, как это – «не лезть не в свое дело», заниматься своим и не замечать чужого. Тут есть и перегибы: что бы ни происходило за стенкой – соседи предпочтут этого не замечать. Потому что их это не касается. Или обилие извращенцев в общественном транспорте в час пик, так и норовящих прижаться к упругим попам школьниц или студенток, тоже все старательно делают вид, что не видят. В свою очередь школьница или студентка, подавленная этой культурой всеобщего игнорирования, тоже изо всех сил делает вид, что не чувствует и не видит ничего. Но вот если на это будет обращено внимание, тогда да, заработает полиция и найдутся свидетели, потому что это правильно. А вот спросите у них – вы же видели, так почему ничего не предприняли? – будет ступор. Потому что общепринято же не замечать того, что тебя не касается. По-моему, у некоторых тут это просто на уровне подсознания, эдакое туннельное зрение. Ладно, решение принято – не буду паниковать, а если и завтра Нанасэ-онээсан не будет дома с утра, пойду ее искать, да.

Поиски Нанасэ-нээсан я начал с магазинчика Тамагавы. За прилавком на этот раз стоял сам Тамагава-сан, сухой и крепкий японец неопределенного возраста. То есть вполне себе определенного, конечно. Тамагаве-сану недавно исполнилось семьдесят, но по его внешнему виду никто не дал бы ему и пятидесяти лет. Он хмурился, сбивая пыль с верхних полок полотенцем, обмотанным вокруг какой-то палки.