Кабинет доктора Ленга - Чайлд Линкольн - Страница 17

– Кто это так тебя? – спросила Констанс, показывая на почерневший, заплывший глаз Джо.

Сначала он ничего не ответил. И вдруг…

– Это повар, – прозвучал его голос.

Голос из самых глубин памяти Констанс.

На пару мгновений она застыла, словно парализованная. По лестнице эхом прокатился топот шагов, а голоса слились в единый рев. Констанс схватила Джо за руку, крикнула: «Идем!» – и потащила его к двери в подвал, опередив толпу, что собиралась у нее за спиной.

Констанс мчалась вниз по лестнице, держа Джо за руку. Они уже добрались до подвальной площадки; сверху по-прежнему доносился стук железных дверей, крики и топот ног. Констанс уловила также приглушенные удары и вопли из подвального коридора: это очнувшийся повар бился в заблокированную дверь. Взглянув еще раз на синяк, расплывшийся по пепельно-бледному в свете лампы лицу Джо, Констанс на миг задумалась, не поквитаться ли с негодяем. Но времени не было. Она крепче сжала руку Джо и выскочила в ночную темноту.

Пока они сломя голову неслись по подвалу, Джо сопротивлялся и вырывался, но, выскочив наружу, уже по своей воле добежал через лужайку до лавровой рощи, где оба остановились и спрятались. Через мгновение людской поток хлынул в подвальную дверь. Кто-то ковылял в кандалах, кто-то бежал налегке, многие кричали, радуясь нежданному избавлению.

Из Октагона раздался заунывный вой сирены. Столпившиеся возле двери заключенные с третьего этажа обезумели и принялись расталкивать друг друга, спеша вырваться на свободу.

Констанс заметила среди них Мёрфи, выпрямилась и помахала ему. Тяжело дыша, он юркнул в заросли лавра.

– Такое зрелище вовек не забудешь, – заявил он с возбужденной усмешкой. – Весь этот сброд вылетел из камер, словно осы из гнезда, если по нему поддать ногой… простите мою вольность, мэм.

Констанс обернулась к Джо:

– Это Пэдди Мёрфи. Он помогает мне забрать тебя с острова. – Она замолчала, испытывая непривычное ощущение: не находилось нужных слов. – Я понимаю, как странно это все выглядит. Но прошу тебя, доверься мне. Когда мы благополучно выберемся из этого ужасного места, я все объясню.

Джо инстинктивно съежился при появлении дюжего извозчика, но не стал сопротивляться, когда Констанс снова взяла его за руку. Все трое пробрались сквозь самую гущу лавровых зарослей, а потом понеслись к безлюдному берегу, где была спрятана лодка.

Они спешили к реке, выбирая места потемней. Джо все так же молчал. К работному дому сбегались охранники из Октагона и исправительного дома, хватая отставших заключенных. До Констанс долетали звуки борьбы, крики и проклятия. Над Октагоном продолжала выть сирена, повсюду загорались керосиновые факелы – светлячки на бархате ночи.

Они спустились с небольшого обрыва к спрятанной лодке. Заливистый лай собак добавил новую нотку в многоголосый сумбур.

– Быстрее! – сказала Констанс, обращаясь к Джо. – Вот наша лодка.

Она отпустила его руку, чтобы он смог запрыгнуть, но мальчик развернулся и побежал по берегу на север. Мёрфи с проклятием бросил весла обратно в лодку и пустился в погоню. Констанс, куда более проворная, тоже кинулась следом за Джо, но не прямо, а по дуге, стараясь отрезать его от обрыва. Быстро обогнав подрастерявшего силы и сноровку мальчика, она повернула ему навстречу.

Джо удивленно посмотрел на нее и попытался уйти вглубь острова, но Мёрфи разгадал его намерение и преградил ему дорогу. Джо остановился и затравленно огляделся. От берега в черную воду уходил подгнивший, покосившийся пирс. Мальчик рванулся к нему, перескакивая через сломанные сваи и просевшие доски, пока не очутился на самом краю причала. Здесь ему пришлось остановиться.

Констанс испугалась, что Джо прыгнет в воду. Но он этого не сделал. Она знаком велела Мёрфи не подходить ближе.

– Джо, – крикнула Констанс, стоя на другом конце разрушенного причала, – вернись! Дай мне увезти тебя отсюда. Я… твоя тетя. Я приехала, чтобы помочь Мэри и Констанс. Мне пришлось через многое пройти, чтобы освободить тебя, в память о твоих покойных родителях. Если ты останешься здесь, то скоро погибнешь. Прошу тебя, Джо, доверься мне, пока мы не уплывем в место, где тебе не будет грозить беда. И если после этого ты захочешь покинуть меня, я не стану тебя удерживать.

Может быть, ее слова произвели впечатление на мальчишку, но он не подал вида… и ничем не показал, что признал в ней родственницу. Он оглянулся на административные здания, где уже зажглись газовые фонари. Потом повернулся обратно к воде и шагнул на крайнюю доску пирса.

– Не надо, Джо! – крикнула Констанс. – Течение очень сильное. Мне придется прыгнуть за тобой. Я ведь знаю, что ты не умеешь плавать.

Мальчик обернулся. Констанс сделала шаг прочь от причала, потом еще один. Джо медленно направился к ней по сломанным доскам. Констанс снова протянула ему руку. Он помедлил немного, а потом, с отчаянием человека, цепляющегося за последний шанс – будь что будет! – взял ее руку и крепко сжал.

Через несколько минут, меж тем как лай собак приближался, они уже сидели в лодке. А вскоре превратились в крохотную точку посреди Ист-Ривер, направляясь под покровом темноты к Манхэттену.

2 декабря 1880 года, воскресенье

По каменному коридору больницы Бельвью, окруженный привычными запахами хлорки, нашатыря и фекалий, шел выдающийся хирург. Он размеренно шагал мимо суетящихся сестер милосердия, санитаров, стажеров из врачебно-хирургического колледжа Колумбийского университета и подсобных рабочих. Сам хирург, занимавший почетную должность консультанта, никуда не спешил, сполна наслаждаясь атмосферой болезни и страдания.

Многие больницы и частные клиники боролись за него, но он выбрал Бельвью. Старейшее в Соединенных Штатах медицинское учреждение ввело в обиход такие прогрессивные нововведения, как санитарные нормы и регулярные прививки, но это не сыграло особой роли в его выборе. Куда важнее был размер больницы, обеспечивающий практически неограниченное разнообразие пациентов со всевозможными недугами. Хирург шагал по коридору деловито, как повар прохаживается по овощной лавке, готовый воспользоваться любой возможностью.

Долгие годы он обучался врачебному искусству в медицинских школах Гейдельберга и Оксфорда. Поначалу занимался общей медициной, но потом увлекся проблемами рассудка. Он чувствовал, что именно здесь отыщутся достойные внимания загадки, ведь больше всего его увлекала тайна безумия. В Гейдельберге он сосредоточился на диагностике и лечении душевных болезней – на том, что позже получило название «психиатрия». Особый интерес у него вызывала хирургия мозга, ослабляющая симптомы безумия, сексуальных отклонений и психозов. За время обучения и клинической практики у него сформировались свои представления о нервной системе человека, о ее взаимосвязи с душевным здоровьем и особенно с процессом старения.

В этот час он как раз направлялся в психиатрическую лечебницу Бельвью. С первого этажа спустился на несколько пролетов лестницы к железной двери. За ней, еще ниже, располагалась другая. Здесь, в подземных этажах Бельвью, запахи и шум донимали еще сильнее. Миновав комнату санитаров и пост охраны, он вошел в лучше всего защищенное отделение больницы, где обитали самые буйные и опасные пациенты.

Он свернул в другой коридор, зарешеченные двери которого мало отличались от тюремных.

– Доброе утро, доктор! – обратился к нему студент-медик. – Пришли на воскресный обход?

– Просто хочу взглянуть на результаты процедур за последнюю неделю, Норкросс. Не желаете составить мне компанию?

Зардевшись от оказанной ему чести, студент повел хирурга по коридору, временами останавливаясь возле запертых дверей, за которыми содержались закованные в цепи или связанные пациенты. Не заходя внутрь, хирург выслушивал доклад Норкросса о том, как они перенесли операцию, и об изменениях жизненно важных показателей. У двух пациентов наметилось улучшение. Одному хирург порекомендовал продолжать гидротерапию с применением ледяной воды, другому – давать микстуру из спорыньи и йодистого железа bis in die[36]. Состояние третьего не изменилось, четвертый был на последнем издыхании. Хирург велел студенту, как только пациент умрет, отправить тело в колледж: в анатомических классах вечно не хватало свежих трупов.