Королевские бастарды - Феваль Поль Анри - Страница 17
- Предыдущая
- 17/82
- Следующая
– С вашего места, – обратился к девушке начальник тюрьмы господин Бюэн, который как раз выкладывал последние новости, – вы можете увидеть его окно.
– Чье? – удивилась Клотильда. Бюэн с улыбкой погрозил ей пальцем.
– Вы совсем не слушали меня, мадемуазель, – воскликнул этот достойнейший господин. – Но сегодня вам, ясное дело, не до меня! Я рассказывал о нашем новом заключенном. Он сидит в угловой камере нового здания, по соседству с долговой тюрьмой. Вы можете взглянуть на его окно. Оно единственное со шторами.
Девушка навела бинокль на указанную часть тюрьмы, действительно находившуюся прямо напротив их дома, и стала искать среди множества окон то, о котором говорил господин Бюэн.
– С зелеными шторами? – спросила Клотильда.
– И даже шелковыми, представляете? – воскликнул начальник тюрьмы. – А узника видите? – полюбопытствовал он.
– Нет, – покачала головой девушка. – На окно падает тень от соседней стены… Стойте! А что, у вас и дамам позволено навещать преступников?
– Как дамам?! – вскричал Бюэн, вскакивая да ноги.
– Простите, – поправилась Клотильда, – это шевельнулась занавеска.
– Ки-ки-ки-рики, уик, уик! – рассыпался в любезностях перед своими снегирями добрейший Жафрэ.
– Господин граф, – обратилась Адель к Комейролю, – раз лентяй-нотариус задерживается, может, начнем вдвоем? Я не люблю сидеть без дела.
Граф Комейроль, видимо, был в молодости очень хорош собой. И как отставной гренадер хранит свой султан в память о блистательном прошлом, так граф сохранил несколько прядей крашеных волос на высоком покатом лбу. При тихой погоде они производили неотразимое впечатление, но малейший порыв ветра мгновенно развеивал как жидкие волосы графа, так и восторги дам. Комейроль был южанином и не утратил с годами ни своеобразного акцента, ни привычки жестикулировать, сопровождая резким движением каждое свое слово: брал в зубы трость, предлагая «перекусить», и высоко поднимал ноги, показывая, что юноша переступил порог совершеннолетия, – вот в чем обаяние красноречия Тараскона, вот почему мы не в силах перед ним устоять!
– Слушаю и повинуюсь, чаровница, – отозвался теперь Комейроль, сладко улыбаясь Адели. – Чем займемся: картами или домино?
И он тут же энергично перетасовал воображаемую колоду и с силой стукнул по столу воображаемой костяшкой. Нет, мы не выдаем этого дворянина за самый утонченный цветок Сен-Жерменского предместья, но считаем, что и у Комейроля был свой шарм.
Взволнованный господин Бюэн тем временем подошел к Клотильде и взял бинокль. Несколько минут начальник тюрьмы подстраивал бинокль к своим глазам, и когда наконец вперился взглядом в окно с двумя зелеными занавесками, то ничего не увидел.
– А что, несчастному уже вынесли приговор? – осведомилась Клотильда.
– Да, двадцать лет каторжных работ, – ответил господин Бюэн. – Суд был сегодня, так что приговор совсем свеженький.
– Да неужели? Но тогда человек этот – страшный злодей!.. – воскликнула Клотильда.
– Так, знаете ли, решили… – пробормотал начальник тюрьмы. – Мне казалось, что его можно оправдать…
– Негодяев нужно примерно наказывать! – строго заявила Адель, с шумом перемешивая костяшки домино. – Больно уж наши судьи мягкотелы!
– Суд присяжных! Какая огромная ответственность! – заметил Жафрэ. – Да если бы меня заставили подписать человеку смертный приговор…
Он невольно вздрогнул и тут же повернулся к своим снегирям:
– Уик! Уик! Рки-уик!
– Мой ход! – произнесла госпожа Жафрэ. – Шестерочка!
И быстрым шепотком добавила:
– А знаете, что не мы одни охотимся за золотым петушком?
– Если что, – тем же шепотком отозвался Комейроль, – тут же пущу дом на слом!
– А вдруг его заселили? – с горечью прошипела Адель. – А потом, вы что, думаете, остальные не сообразят, в чем дело? Так и умрем нищими под дверью сокровищницы!.. Рыба! Удачный ход! – воскликнула старуха.
– А мы, наверное, вспоминаем, – начал господин Бюэн, садясь рядом с Клотильдой на канапе, – о том, кто долго отсутствовал и должен вот-вот приехать?
– Конечно, – согласилась девушка. – А ваш узник, он молодой? – с любопытством спросила она.
– Молодой, лет тридцати, я думаю, – ответил начальник тюрьмы.
– И красивый? – быстро осведомилась Тильда.
– Нет, – покачал головой Бюэн, – он однорукий, с огромным шрамом, пересекающим лоб, правый глаз и щеку. Неужели вы и в самом деле не слышали моего рассказа?!
– Похоже, что так, – рассмеялась Клотильда. – Простите меня, я думала о своем…
– И вам есть о чем подумать, дитя мое! – воскликнул ее собеседник. – Как переменится вся ваша жизнь! Из предрассветных сумерек – в ослепительное сияние дня! Это как если бы меня, старого тюремщика, назначили директором театра… Ну так вот, – вернулся Бюэн к прежней теме, – речь идет о том пресловутом деле, которое так взволновало весь Париж: шайка Кадэ во главе со знаменитым Ле-Маншо…
– Клеманом Ле-Маншо, – прошептала девушка.
– Именно, – кивнул начальник тюрьмы.
– Он и есть ваш узник? – дрогнувшим голосом спросила Клотильда.
– Он это отрицает, – пожал плечами господин Бюэн. – И документы у него на другое имя. Но этого человека опознали двое свидетелей. Пять минут назад я рассказывал, что все три месяца, пока длилось следствие, Клеман Кадэ – или Пьер Тарденуа, как он изволит себя называть, – находился у нас в тюрьме, и мы обращались с ним просто прекрасно. У него отменные знакомства. Из самых высших сфер я получил настоятельный совет разместить этого господина со всем комфортом, какой только можно создать в тюрьме. А поскольку он – человек не бедный, то жил у нас великолепно, и был лишен разве что возможности покидать камеру… А так у него было, что душе угодно… И вот теперь все кончено… Завтра его отправят дальше.
– До завтра еще много времени, он вполне успеет сыграть с вами какую-нибудь шутку, – сказал добрейший Жафрэ. – Уик! Уик!
– Так и есть! И на одном конце пятерка, и на другом! Сейчас посчитаем, – пробормотала Адель. – Стоит вынести приговор, как безумцы превращаются в сущих дьяволов, – добавила она.
Господин Бюэн улыбнулся. Я уже говорил вам, что лицо у него было доброе и честное, лицо преданного и исполнительного служаки, и достоинства в его чертах было куда больше, чем в лице графа Комейроля.
– К несчастью для нашего подопечного, – отозвался тюремщик, – у меня было время неплохо освоить свое ремесло. Он даже не знает, что с него уже и сейчас не спускают глаз, а скоро он перейдет в другие руки… Да вам, собственно, прекрасно известно в чьи… Этот господин шутить не любит! Я имею в виду Ларсоннера!
– Надежный человек! – подхватил Комейроль. – В добрый час!
Они переглянулись с Аделью. Добрейший Жафрэ принялся крутить большими пальцами и присвистывать:
– Уи! Уи! Надежен! Ларсоннер, да, да, надежен!
– Так вот, перед тем, как показать вам окно приговоренного, я остановился на том, – продолжал господин Бюэн, вновь обращаясь к Клотильде, – что вечерние газеты пойдут сегодня нарасхват, но не объяснил, почему. Теперь же растолкую. Вы еще слишком юны, чтобы слышать что-то о Черных Мантиях, , не так ли, ангел мой?
– О-о, в детстве я их страшно боялась! – воскликнула Клотильда. – Тогда рассказывали, например, такую историю: нищий остановил экипаж богатого господина и спросил: «Будет ли завтра день?»
– Неужели тот самый знаменитый «Будет ли завтра день?» – вскричал господин Бюэн.
– Богатый господин ответил: «Будет. От полуночи до полудня, от полудня до полуночи, если будет на то воля Отца». С этими словами он вышел из экипажа и последовал за нищим… Я уж не помню куда, в общем, в какую-то комнату, и там было только одно кресло. Нищий уселся, а богатый замер перед ним – и спрашивает: «Что прикажете, Хозяин?» Нищий потребовал, чтобы убили одну женщину, – а богатый безумно любил эту даму… Но должен был повиноваться…
– Глупости какие! – заворчал Жафрэ. Адель и Комейроль молча играли в домино.
- Предыдущая
- 17/82
- Следующая
