Ружемант 4 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 40

Прощается, смотрит в сторону, никого не видит, вижу я.

Судьбу солдата, невесту бойца.

Смерть.

Она поднимает меня, словно по наитию. Шатаюсь из стороны в сторону, словно пьяный от будущей свободы. Где-то внутри стучит вопрос: есть ли она, жизнь за пределами ее мягких, женственных рук?

Не стреляю, плююсь огнем. В каждом патроне ярость, злоба, ненависть к тем, кто явился без спроса. Восемь слез по чужие души.

Первая и вторая клюют бойца в тяжелый щит бронежилета, отскакивают мятыми плошками свинца. Третья скользит в стык, ныряет к мягкой шее. Боец вскрикивает, заваливаясь на бок, роняет штурмовую винтовку.

— Сука! — кричит его собрат, получив четвертую и пятую в ноги, хрустит разбитая коленная чашечка. Холодеющий палец сжимает спусковой крюк, каждый последующий выстрел дается троекратным усилием, чем прежний.

Шестая проходит мимо, заставляет треснуть дверной косяк. Седьмая врезается в наплеч бронедоспеха.

Восьмого выстрела нет. Влюбленная отворачивается, не желает больше видеть чужую кровь. Руки слабеют, палец немеет.

Смотрю на них с дула: злые, голодные, словно крысы, сверлят взглядом. Представляют, как будут играть с ней, пока еще жива. Хотят мстить.

Стволы винтовок целятся в нее. Словно ополоумевший зажмуриваюсь следом за ней, чувствую, как горечь разрывает сознание изнутри, но делаю, что должен. Понимаю, что попрощаться не успею.

Гремлю выстрелом сам в никуда. Последнее, что слышу — гул направленных ей в грудь автоматных очередей…

Проснулся, рванул наружу из мутного, вязкого сна. Опасно наклонился табурет на котором сидел, не успел ухватиться за край стола, упал на пол.

Кто-то стучал по батарее, следом — приглушенный стенами возмущенный крик.

— Время видел, сука?

Поднялся, опираясь на край стола. Немытая годами, засаленная микроволновка говорила, что сейчас полвторого ночи. Механические часы, отбивая свой ход, поддакивали микроволновке тихим шорохом стрелки.

Утирая нос, сглотнул вязкую, неприятную слюну и не сразу понял, где оказался.

Где «Арес», где Зверь Войны, где девчонки?

Реальность глумилась шумом сирен за окном. Очередной лихач не вписался в поворот, врезался в толпу. Словно воронье, галдели пьяные, собравшиеся в кучу подростки. Хоть рэп под окнами не слушают — уже хорошо…

Покачал головой, силясь прогнать мерзкое наваждение. Здравый смысл опешил, прошептал, что так не бывает. Возмущался. Мы же не спускались в метро! Мне нечего ему ответить, на глаза попался надкусанный соленый огурец, недопитая бутылка «беленькой».

Страшно не хочется верить, что те несколько месяцев и все случившееся — всего лишь пьяная дрема, сон. Вспомнил, что еще пару минут назад чувствовал себя пистолетом, ощущал на себе угасающее тепло девичьих рук. В ушах звенело.

Бросился в соседнюю комнату проверить, как там Инка. Споткнулся о собственные тапочки, чуть не въехал носом в дверь. Осторожно коснулся дверной ручки, боялся увидеть не ее комнату.

Скрипнули несмазанные петли, дверь загоготала над моими страхами. Нет, не дверь. Он.

Я потянулся к выключателю, свет разлился по комнате сразу же после щелчка.

— Привет, uomo.

— А вот это неожиданно.

Вит Скарлуччи сидел, закинув ноги на стол. Ладони сложил замком, словно подушку, сунул под голову. Выдохнул, посмотрев в окно.

— Вы варвары, uomo.

Ответить было нечем.

И незачем. Сделал шаг в комнату. Здравый смысл напоминал, что в столе лежит кухонный нож. Сарказм ухмыльнулся: ну да, бронемаг — тот самый человек, которого можно заковырять кухонным ковырялом.

Вдруг поймал себя на том, что не слышу гласа Ириски. Голографическая дева сгинула, будто и не было.

— Будешь? — заметив мою нерешительность, Вит поднял початую бутыль граппы. Той самой, что ману восстанавливает. Ответа так и не дождался, выдохнул: — Что ты защищаешь, ragazzo. Только не говори, что libertà, это будет смешно. Те же машины, те же люди, коробки домов.

— В Царенате не лучше, — ответил, сделав пару шагов ближе. Только сейчас заметил, что пятна на груди великана не пролитое пойло. Ткань рубахи провалилась в прореху огромной кровавящей раны. От его внимания это не ушло.

— А, это? Не обращай внимания.

Легко сказать. Чувствовал, как полыхаю лихорадочным жаром. Сходить, наложить компресс?

— Как хочешь, — Скарлуччи устал держать бутыль, сделал огромный, на полбутылки глоток. — Как спалось?

— Скверно, — признался честно.

— Previsto. Поди, девчонки, враги, ты в роли пистолета…

— Откуда знаешь?

— Я мертв, uomo! Всего лишь снюсь. Хочешь проверить?

Щипать себя, как принято в голливудских фильмах, никакого желания не было. Вит следил за каждым моим движением.

Никакой враждебности. Этот гораздо разумней, чем тот, которого привык видеть. Но прийти в дом врага, чтобы выпить с ним граппы — театрально, с какой стороны ни посмотри.

В его духе.

— Здесь была кошкодевочка. Где она?

— Понятия не имею, — он пожал плечами. — Ты пришел сюда, чтобы говорить о девочках с хвостами и ушками? Завидую тебе.

— Есть предложения получше? — сон во сне. Такого со мной прежде не случалось. Если на деле Зверь Войны попросту не прибил меня за ту смесь вопросов, что вылил ему на голову.

— Говоришь как uomo. С большими яйцами. Ты fusielemante, парень. Злейший враг Царената.

— А ты проводил мерзкие опыты, выращивал клонов.

— И страна сказала мне за это «спасибо». Будь уверен, к тебе еще бросится мальчишка с гранатой и криком «За героя Скарлуччи!»

Чего-чего, а умения мечтать у него не отнять. Великан продолжил.

— Что ты знаешь о Восьми, ragazzo?

— Зачем тебе?

— Ни за чем. Мне все к чертям. Ты назавтра раскроешь глаза, а я уже нет. Так ли мне важно, что там будет с тобой?

Снились ли мне раньше враги?

Снились. Приходили, неприкаянными душами стояли над кроватью, обвиняюще смотрели, будто спрашивая, почему нас убил? По первости было жутко, а после привык. Поняв, что совесть больше не грызет мне душу, они исчезали, уходя в покой небытия. Но до такого, чтобы приходить ко мне домой выпить по стаканчику граппы никогда не доходило.

Скарлуччи везде желал быть первым.

— Молчишь? Правильно молчишь, парень. Потому что ложь вокруг тебя вьется клубами, что змеи. Что ты знаешь о Восьми, мальчик? Девочки, красавицы, куча памятников по всей стране.

Он вдруг поднялся, разминая затекшие плечи. Я попятился, будто зная, что сейчас будет. Что там говорил Зверь Войны? Победить врага внутри себя? Кажется, я его только что нашел…

Скарлуччи рывком содрал с себя рубаху. Кинулся ко мне в могучем, пересекающем всю комнату прыжке. Кулак свистнул у меня над головой, вспарывая кирпич стены. Зашуршали рваные обои, на голову просыпалось крошево побелки. Еще недавно тарабанивший по батарее сосед принялся колотить вновь.

Знал бы он, что у меня тут творится!

— Герои бывают разные, мальчик! Я герой! Когда все закончится, мою историю напишут в учебниках! Возведут величественные статуи, поставят памятники, назовут именем улицу и пару больниц!

— Это все, чего ты хотел? Ну и тщеславная же ты скотина!

— Остер на язык, uomo. Так ли хорош ты в кулачном бою?

Я не успел увернуться от захвата. Огромная рука стиснулась на голове, кулак врезался мне в грудь. Словно ударили домосносящей гирей. Сперло дыхание, первый раз в жизни мной ломали стены. Думал, просто размажет, Скарлуччи из кошмара доказал обратное.

Бухнулся прямо на стол. Зашатались ненадежные ножки. Вит пробивался следом за мной, словно демон из преисподней.

Я схватил то, что первым попалось под руку, початая бутыль водки снарядом полетела в поганую рожу. Попытался призвать «Буян», но вместо отклика мана лишь сгустилась вокруг ладони и безрезультатно растаяла. Здравый смысл ухнул в омут оправдания: «это всего лишь сон», где предпочел сгинуть окончательно.

Вит принял брошенный снаряд с достоинством. Бутыль разлетелась градом осколков, ее содержимое разлилось по широкой волосатой груди.