Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 1

— Отчислить товарища Иванова из школы особого назначения в связи с неуспеваемостью. Направить в распоряжение наркомата, — начальник снял очки, отложил приказ. Внимательно на меня посмотрел. Пожал плечами. Также грустно смотрела вся комиссия. А нет. Ермолаев злорадно ухмыляется. Вот сука, он же все и подстроил…

Отчисляли меня публично, как двоечника. В назидание всем курсантам. Вот, посмотрите, что будет, если плохо учиться. Станете как Петр Соловьев, отстающим.

С самого начала все пошло не так, как виделось мне. Я-то думал, что подтяну немецкий до нужного уровня, мы с каким-нибудь высоколобым специалистом подумаем над подробностями, а в остальное время займусь личной жизнью, да и просто немного отдохну.

Но меня под именем Андрея Иванова, человека без звания и наград, сунули в группу курсантов — и понеслось. Общефизическая подготовка, стрельба, минное дело, радиодело. Весело до смерти. А потом — языки, немецкий и шведский. И организация немецкой армии. И дипломатический этикет. И что-то еще, чему названия нет. А после занятий самостоятельная работа. То же самое, только с собственноручно написанными конспектами, которые надо было сдать под подпись. Что там секретного в раскладке вилок и ножей на столе — убейте, придумать не могу. Но порядок такой.

Я даже не знал, когда спать, не то что личной жизнью заниматься. Кормили в ШОНе на совесть, да. И одежду стирали и гладили. Было где помыться и отдохнуть. Это если времени хватало. Один хлопчик наивно поинтересовался, когда можно будет привести в порядок мысли и чувства. Что-то вроде свободный день случится. Ну и получил обычный ответ: «После победы отдыхать будем, товарищ курсант».

Я, кстати, тоже нарвался на такое. Хорошо, не перед строем, а лично. Куратор мой, майор Безлюдько, меня на землю опускал.

А дело так было. Мы обсуждали какие-то моменты, и я влез с вполне разумным, как мне казалось, предложением.

— Я же возьму жену с собой? Ну, для оперативных целей. Она сможет исполнять обязанности врача посольства, к примеру.

Взгляд майора был способен испепелить что-нибудь большое. Его бы на фронт с такими возможностями. Скажешь ерунду какую, что ему не понравится, и сразу поворачивай в сторону врага. А потом идешь и собираешь обугленные тушки.

— Конечно, товарищ Соловьев, — ответил он, поиграв желваками. — И любовницу возьмем. И бабушку из деревни выпишем, блинчики на завтрак готовить. И ребят из соседнего двора, чтобы вечером компания сложилась пивка попить и козла забить. Вы кем себя возомнили, а? У нас с вами ответственное задание, очень тяжелое и трудное. И тут вы… со своими предложениями. После войны, Петр Николаевич, возьмете кого захотите, и поедете в санаторий. В Сочи. Или Кисловодск. Или еще куда. Думаю, такой заслуженный человек выберет что-нибудь по своему вкусу. А сейчас… работать надо!

Вот это последнее предложение он немного громче сказал. Совсем чуть-чуть. А остальное, перед этим, тихонечко говорил. Но так, что лучше бы кричал. Может. Большого таланта человек. Мне вот почти стыдно стало. Ладно, не хочет Безлюдько, так я его начальника спросить могу. Когда случай будет.

Да, я тут хожу под другим именем. Заставили ходить в штатском. Награды носить тоже не моги. Полная конспирация с секретностью. Утром подъем, построение. Зарядка, завтрак. Учеба по классам, обед. Тихий час. Не для сна, а для повторения словаря слов. Сучий шведский язык! Это он первый дал мне торпеду в борт. Семнадцать гласных звуков. Двойные ударения, а также тонирование слогов. Похож на немецкий, но со своей спецификой. Два одинаково написанных слова могут переводиться по-разному, в зависимости от этого самого тонирования. Причем письменно тоны не обозначаются, а определяются по смыслу. Поди догадайся. Не китайский язык, но где-то близко. Хотя преподавательница сказала, что шведский по сравнению с венгерским — вообще ерунда. А русский, которым мы все владеем свободно, и вовсе второй по сложности в мире после китайского. Так что вперед, товарищи, ничего невозможного.

По шведскому я сразу не потянул. Сколько не долбил — не выходит, хоть ты тресни. Училка — старая жаба, Антонина Александровна — спуску не давала. Двойка за двойкой.

Я надеялся, что хоть немецкий потяну, но Генрих Оттович, с виду типичный вражина из кинофильмов, только поморщился, когда услышал меня. Мол, лучше бы совсем ничего не знал, чем такое. Переучивать всегда хуже. И начал ставить мне гамбургский диалект, так есть шанс, что меня примут за какого-нибудь придурка из сельской глубинки. Гадина, нечего сказать про него больше.

После тихого часа — новые занятия. Обычно полевые. Минно-взрывное дело, слежка и контрнаблюдение, методы конспирации. ШОН располагался в Подмосковье — поселок Челобитьево. Как нам сказали — раньше тут было имение потомственных почётных граждан столицы — Василия и Фёдора Алексеевичей Ленточниковых. Пять небольших дач за высоким, зеленым забором. Проедешь мимо — не заметишь. Но местные, конечно, о чем-то догадывались. Ведь весь обслуживающий персонал — уборщицы, водители — были вольнонаемные, из соседнего Алтуфьево. Слухи ходили.

— Что же вы, Андрей, так подвели нарком? Не стыдно вам? Ге-ерой!

Учитель по минно-взрывному делу, товарищ Ермолаев, не замедлил сплясать на моих костях. Это была вторая торпеда в борт корабля с птичьей фамилией.

Мы сразу друг другу не понравились. На занятиях я поправлял ошибки Ермолаева, дал ему понять, что знаю больше, умею лучше. Мина-лягуха? Вот вам полная схема сходу. Это ведь я ее «придумал». Фугас на неизвлекаемость? Пожалуйста, ознакомьтесь с новым способом. Ах да, про Гиммлера слышали? Нет, что вы, секретность — наше все, но ведь слышали?

Допонтовался. Ермолаев завалил меня на расчетах по выставлению минных полей. Военное дело развивалось, параметры в уставах и методичках менялись чаще, чем наряды у модниц. Тут я конечно, лопухнулся. Надо было тщательнее готовиться к экзамену, но я-то Соловьев! Убийца самого Гиммлера. Спас из плена Якова Джугашвили. Того самого. Сына. Очень известного усатого отца.

Ермолаеву это было по барабану. Ходил в ШОНе я под чужим именем, водку в окопах с преподом не пил. Подозреваю, что и билеты на экзамене он специально под меня «подшаманил». Темы, где я был силен — не включил, оставил всякие расчеты взрывной силы, саперскую уставщину. То, в чем я плавал.

Два предмета меня бы не утопили. Но был еще марксизм-ленинизм. Куда без него в школе советских разведчиков. Два урока каждую неделю, конспектирование многотомных трудов Маркса, Энгельса, Ленина и, конечно, Сталина. О диалектическом и историческом материализме. Вопросы ленинизма. Марксизм и национальный вопрос… Вот спрашивается, зачем в ШОНе все это? Идет всемирная бойня, самая тяжелая война в истории страны. Только-только пнули немцев от Москвы, налеты фашистской авиации — почти каждый день. А мы сидим, долбим «Краткий курс истории ВКП(б)». Ну как долбим… Это другие ученики вгрызались. А я вот не мог. Пролистаю пару страниц, сразу сон одолевает.

— Нет, не стыдно, — я смело посмотрел в глаза Ермолаева. — Сам сюда я не просился. Уверен, что буду полезен на фронте.

Хотел подмигнуть директору школы Орлову. Он то мое лично дело наверняка видел. Но не стал.

Собираться после отчисления было грустно. Уже привык ко всему тут, к распорядку, курсантам. Комнату я делил на двоих с пузатым рыжим лейтенантом по имени Боря Еропкин. Хотя его брюхо не содержало ни грамма сала. Такой крепыш, из одних мышц состоящий. Как его звали на самом деле, разумеется, не доводили, а псевдонимы мы блюли.

— Что Дрюня, отчислили? — Боря вкатился к нам, словно колобок. Переваливаясь как пингвин, упал на кровать, потянулся.

— Отчислили.

Я залез в тумбочку. Начал выкладывать вещи. Мыльно-рыльные, личные книги, часы, фотографию жены, собственную кружку на четверть литра из алюминия — подарок работников завода «Серп и молот». Она была примечательно тем, что в ней в районе дна имелась пробка на ремешке. Не хочешь, чтобы твоей посудой кто-то пользовался, пока тебя нет? Забираешь пробку с собой.