Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара - Страница 15

Я тоже не отказалась бы попить. Чего угодно. Да и поесть, а то утренний шашлычок давно и бесследно истаял. Намеки на содержимое рюкзака были проигнорированы. Темный занялся любимым – слонялся по кладбищу с возвышенным видом, иногда замирал над надгробиями, потом все же нацедил крови у себя с ладони, воспользовавшись приукрашенным кинжалом, и пошел по едва видимому периметру места захоронения. Рюкзак он забрал, плащ сунул за одну из лямок, оставшись в рубашке и этом своем доспехе. Лопату пристроил там же – на рюкзаке оказались специально подшитые петли.

Вросший в землю поребрик, больше похожий на окаменевшие корни, чем на ограду, кое-где проглядывал. Некромант ступал медленно, почти не тревожа листьев под ногами, и монотонно читал наговор. Со сложенных леечкой пальцев по капле сочилось алое, сыпалось брусникой на поблекшее золото опада и истаивало без следа. Я молчала, чтобы не мешать, и ежом шуршала следом. Там, где он прошел, если смотреть вскользь, не приглядываясь, над едва виднеющимися камнями вырастала сплетенная из дымных струек сеть. Неоднородная. Свежие участки и заплатки чуть отсвечивали синеватым и алым.

Иногда сверху падало. Узкие листья, попав в луч света, вспыхивали на миг и с тихим вздохом ложились на землю. Шорох вплетался в хриповатый голос, рождая странную, завораживающую мелодию. Тени дрожали. Когда Ине делал шаг, от его ног, будто по воде, разбегались призрачные волны. Такие же призрачные ленты тянулись следом за руками. Фигура словно расслаивалась, и каждое следующее отражение выглядело чуть иначе предыдущего – выше, массивнее, опаснее. Над плечами, волочась краем по теням и листьям, подергивались угловатые… крылья? Будто криво сбитые рейки обтянуло паутиной, или инеем, если бывает такой иней, серый, чуть темнее сумерек, чуть гуще теней.

Воздуха не стало. Раздирающая суть петля врезалась под горло, оплела сердце, не давая толкнуть застывшую в венах тишину. Я закричала, но здесь у меня нет голоса и не… Ине…

Он обернулся. Алые блики в черных провалах глаз оставили в сумерках стелющийся след, как оставляют гаснущие в темнеющем воздухе искры. Земля ударила в спину, брызнула жухлым золотом. Мир поблек.

– Эйт’инне, эре, – голос расколол тишину и дернул обратно, удерживая меня над бездной за натянувшуюся нить, которая будто бы есть, даже когда ее нет. Запахло горячим железом. И кровью.

– Аста’аен’ти таэлле фиел’ин.

Пролилось, обжигая истончившиеся веки, сквозь которые я видела раскрывающийся зев грани, опалило губы и лавой растеклось внутри.

– Эйт’инне, элле’наар. Не сейчас.

Стало темно, тепло и спокойно.

– Открой глаза. Нет! Не смей засыпать. На меня смотри. Да чтоб тебя…

Липкие пальцы разжали рот, мерзко стукнуло по зубам горлышко, травяное питье защипало язык и небо, комом ухнув в пищевод. Мою голову приподняли, и все та же липкая от крови ладонь сдавила подбородок и губы так, чтобы я не выплюнула попавшее.

– Чудно, – меня похлопали по щекам. – На меня смотри, сказал. Ну? Что видишь?

– Чудовище, которое мне сдохнуть никак не даст, – прохрипела я обожженным горлом прямо в склонившуюся надо мной рожу с алыми, как бусины, зенками. Сердце дернулось.

– И это вместо спасибо? Чуть за порог не провалилась! Я по твоей милости контур не замкнул, а кровищи наплескал, на два веселых кладбища хватит. Так что встала и…

– И?

– И стой! – рявкнул темный. – Высунешься за барьер, сам придушу, подниму и…

– И?

– Идиотка! – пыхнул глазищами некромант. – Связался с тобой на свою голову!

– Псих! – я полыхнула шевелюрой, потом подумала с полсекунды и добавила: – СПАСИБО!

– Поздно! Вот же… рыжая!..

Каланча сжал лопату так, что костяшки просвечивали сквозь кожу. Развернулся, бросив меня и свой рюкзак на произвол судьбы, а сам проломил подрагивающую темную дымку и пропал. За пеленой барьера ничего не было видно, только какие-то невнятные тени, а внутри – было. Хоть и темно.

Я решила, что потом буду удивляться, почему вижу в темноте и опять чувствую, что могу пользоваться тем минимумом дара, что мне достался. Руки немного дрожали, выдавая подступающую панику, и их нужно было срочно чем-то занять. Я огляделась, затем присела, и принялась аккуратно сгребать в кучку листья, на которые попала кровь, старательно отделяя их от прочих. Сложила пальцы в знак концентратор, сосредоточилась, собирая теплый комок под ребрами, и проговорила речевую формулу. Раз, другой…

Искры сыпали, даже один раз язычок затлел, но тут же погас.

– Не «этнар», балда, «эйт’нарэ». Пальцы! Фокус выше и сожми плотнее, – лапа подкравшегося темного сдавила собранные гузкой мизинец, указательный и большой, а оставшиеся безымянный и средний он своим мизинцем вниз продавил и только потом отпустил мою занывшую раскоряченную руку. – Направляющие параллельно кисти. И не дергай. Ну? Формулу…

– Эйт’нарэ, – буркнула я, листья радостно полыхнули, меня шлепнули по спине в знак снисходительного одобрения.

– Сойдет, а теперь шевели черенками и быстро. Нести не смогу, мне руки нужны свободными.

Мое чудом появившееся ночное видение сходило на нет. Чтобы не спотыкаться и не отставать, я держалась за болтающийся ремень рюкзака.

От некроманта тянуло силой. Обычная тьма, без всяких теневых эффектов. Но он был насторожен, даже напряжен. Пару раз бросал на меня взгляд – в глазах, на донышке, все еще тлело алым. Роща шелестела падающими листьями и среди этих шорохов мне слышались другие.

Темный не доделал работу и кладбище встало? Тогда зачем уходил?

Край рощи будто ножом обрезали. На другом краю пустоши темным росчерком с подсвеченным краем маячила стена поселка или городка. Но едва мы выскочили на открытое место, кравшийся по пятам мрак бросился. Тихо, без воплей и рыка.

Глава 15

Ине толкнул меня, сбивая с ног, над головой со свистом пронеслась лопата и с сочным хрустом развалила голову первого не-мертвого. Истекающая черным и склизким часть черепа шлепнулась рядом. Почти одновременно поверх, добавив брызг, упала выдернутая из рюкзака шипастая дубинка с птицей на рукоятке.

– По коленкам и по тыкве, поняла? – рыкнул темный и пальнул в парочку свежих восставших мертвенно-синим пульсаром.

Хрясь! Золотце снесло отточенным краем очередную голову. Взмах вывернутой кистью. Сила толкнулась, отдаваясь во мне тошнотворным зудом, и двое не-мертвых, подобравшихся сбоку, осели, частично распавшись в пыль, частично оплавившись. Вонь от их расползающихся жижей туш можно было потрогать. Желудок сжался, кислый ком встал в горле.

Что-то дернуло за волосы. Я взвизгнула, вскочила, наступила на подол, поняла, что падаю прямо на ЭТО и шарахнула, не глядя. Хрустнуло. Брызнуло в лицо и на волосы. Я упала на колени и руки, и тело скрючило в рвотном спазме. Над макушкой, вздыбив волосы, промчался пульсар. Меня схватили за загривок, я отмахнулась. Звякнуло, скрежетнуло. Удар пришелся на подставленную лопату.

– Прости блаженную, детка… Стой! – последнее было явно мне.

Некромант толкнул рукой вверх. Вспыхнуло. С растопыренных пальцев брызнуло синим светом. Купол щита ткнулся в землю и загудел, дрожа острыми алыми пиками, будто сотня иголок тыкалась в него туда-обратно.

Первый же не-мертвый, решивший попробовать преграду на прочность – грузная женщина, изуродованная трансформацией – беззвучно раззявила пасть и упала, корчась в охватившем тело ало-синем пламени. Щит загудел, придвинулся, уменьшаясь в диаметре.

– Хм… Как раз на пару минут подумать… – тьма вбуравилась в мои глаза алыми точками.

– Это с кладбища? – храбрясь, спросила я.

– Обижа-а-аешь, – вкрадчиво протянул темный. – Не узнала своих соседей из Эр-Дай? И тетушку Сиф, хозяйку «Трех уток»? А они, видишь, по тебе скучали. Так что, давай, подноси, раз обещала.

Деваться внутри купола было некуда, разве что наружу, к не-мертвым, а дурной некромант, кажется, наметил меня в жертву. Воткнутая в дерн лопата разумно не вмешивалась.