Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей - Страница 37

– Слишком быстро все, Ваше благородие, – сказал он. – Чуть бы левее…

Черкес помог мне выбраться на дорожку. Прямо к еще подергивающемуся телу, быстро окрашивающему снег багровым. Можно было уже не спорить о том, какая из пуль была лишней, ведь одна вошла в хребет чуть выше лопаток, а вторая пробила затылок и осталась в голове. Каждое из ранений было смертельным. Рядом лежал нож с длинным, узким клинком, которому моя шубка препятствием бы не стала точно.

Интендант перевернул мертвеца и досадливо крякнул. Я скользнула в озарение и в мельчайших подробностях увидела то, что произошло несколько секунд назад: молодой кайсак шел нам навстречу и глянул на меня с узнаванием и мрачной решимостью. Прошел мимо, и… два выстрела.

– Я думала, кайсаки здешние давно замиренные.

– Это и не кайсак, – ответил Некрасов. – Это узбек.

Он выпрямился, оглядел начавшуюся вокруг суету: люди кричали, звали городовых и тревожно озирались.

– Придется поработать, – пробормотал полковник. – Грязно как-то, не ожидал.

Чего именно он не ожидал, Николай Алексеевич объяснять не стал, отговорился, что «все потом», и повелел немедленно и со всей осторожностью возвратиться в дом губернатора и не покидать его до особого распоряжения.

[1] Пуд – около 16 кг.

[2] В реальной истории Надежде Дуровой было даровано имя Александр Александров – по имени Александра I, явившего такую милость, и фамилии ее матери.

[3] Товарищ – чин рядового для лиц дворянского происхождения.

Аслан с Гришей споро увели меня за крепостные стены и едва ли не бегом доставили к губернаторскому дому. В голове моей бились вопросы, но, соблюдая договоренности, я не сопротивлялась, не пыталась поучаствовать в сыске, а смирно топала, стиснутая боками своих охранников. В городе началась суета, но какая-то упорядоченная. Все же Оренбург – поселение прежде всего военное, поставленное следить за степью, пусть и видели здесь врага в последний раз во время бунта Пугачева.

Да, тряханул тогда простой хорунжий государство российское.

Удивительным образом у князя Волконского уже знали про происшествие, и прямо возле дверей как раз спешивался усиленный караул, прискакавший из форштата, что раскинулся у дороги на Орск. Сам Григорий Семенович по случаю тревоги облачился в полный мундир, прицепил к поясу шпагу и сейчас чистил пистолет. Новомодных револьверов он не признавал, поэтому в руках вертел потертый «дуэльник», а у стола примостился здоровенный мушкетон с овальным раструбом, выстрел которого способен снести голову на коротком расстоянии.

– Шебутная Вы, голубушка, уже киргизы за Вами охотятся, – весело поприветствовал меня военный губернатор.

– Узбеки, – вздохнула я.

– О, это известные мошенники. Ну да ничего, полковник Некрасов с ними разберется. Он тоже шебутной, но дело знает. Подленькая у него работа, но необходимая.

– А зачем столько суеты? Нападавший убит, а тут словно маневры намечаются.

– Ну так видимое ли дело – на графиню напали! В моем городе! Так и развлечение!

Слышать о том, что неуспешное покушение на меня является поводом развеять скуку, было обидно, но с другой стороны – тут даже театра постоянного нет, так что будешь ты, Болкошина, какое-то время фигляром без вознаграждения. Уже представляю, как под предлогом защиты петербургской гостьи и в самом деле устроят смотр войск и натуральные учения.

В залу заглянул адъютант с некими документами и испросил Его Сиятельство подписать бумаги. Генерал взглянул на них и поморщился, почесав шрам на голове. После ранения Волконскому тяжело давалось чтение, он с трудом сосредотачивался на смысле написанного.

– Ты сам читал?! – грозно спросил офицера князь. – Ничего крамольного? Никакого воровства?

– Читал, Георгий Семенович! – вытянулся адъютант. – Ни крамолы, ни воровства!

– Побожись!

Майор широко перекрестился, а взгляд его стал изумительно честный.

– Давай сюда, – проворчал Волконский, отложил пистолет и, обмакнув перо в чернила, размашисто подписался.

«Врет», – шепнул мне Аслан. Стало интересно и, извинившись, я вышла следом за забравшим бумаги офицером. Тот с удивлением обернулся.

– Крамола или воровство? – мой вопрос вызвал снисходительную улыбку, но ответил честно:

– Да какая крамола, так, несколько грошей приписали для полкового общака. Жалования на нормальную жизнь не хватает, так что бывает и замурыживаем немножко, но наглость усмиряем. Князь-то знает и понимает, но и под суд его никто подводить не будет. Любят Его Сиятельство у нас. Жаль, что скоро сменят нашего Георгия Семеновича.

– Вот как? Сменят?

Адъютант вздохнул.

– Возраст, понимаете же. Так что скоро придется к новым порядками привыкать. Он и сам знает, но не печалится, переведут его в Петербург к трону поближе. Кстати, Вам же письма из столицы прибыли, я оставил у Вашего рыбоглазого.

Это он про Тимку, который с самого начала поставил себя эдаким полным тайн доверенным охранником, поэтому его слегка побаивались даже полковники.

Я поблагодарила майора и кинулась искать Тимофея. Получив заветные послания, ушла к себе в комнату и принялась читать.

Первым вскрыла Танькины вирши, выводимые ею старательно и явно переписанные набело не раз. Строчки были словно по линейке, буквы с положенными завитушками. Сообщала она уютные домашние новости, например о том, что Мижуев нанял управляющего домом, а тот решил сберечь себе в карман средства и придумал протянуть трубу с паровым насосом прямо в Фонтанку, чтобы не платить водовозам. От этого из кранов полилась жидкость с запахом тухлятины, случился скандал, и управляющего сильно били. Купец дурака выгнал и прислал нового, который оказался славным малым, и все механизмы у него в порядке, и течей нет, а на лестницах чисто. Хлеб подешевел – последствия недорода, случившегося четыре года назад, наконец-то перестали сказываться на ценах, но подорожали многие иностранные товары.

Кажется, началась война с Англией, но пока торговая. Это я предполагала, умные люди тоже. Они на этом и заработают, а глупцы разорятся.

Ребенок под сердцем Таньки живет хорошо, Маргарита приезжает раз в несколько дней и своим колдовством производит осмотр. Даже велела принимать какие-то порошки, но тем, как все идет, довольна. Живот пока не сильно большой, правда ходить уже тяжеловато, поэтому горничная испрашивала разрешения нанять себе помощницу.

Ее письмо Аслану я вскрывать не стала, решив передать его черкесу в запечатанном виде. Наверняка там столько патоки в строчках, что заплачу сладким.

Второе послание было от Вяжницкого. Здесь сантиментов было на вежливый абзац, а дальше исключительно по делам, и состояние их меня порадовало.

Во-первых, Император подписал закон об акционерных обществах, и теперь любой купец, мещанин или дворянин мог вступить в дело на паях, не испрашивая на то особого разрешения. Подробностей управляющий не разъяснил, но содержанием сего документа был очень удовлетворен, более того, сам того не ведая, протолкнул мысль о возможности быть акционером не только людям, но и предприятиям. Сначала я не поняла, что в этом такого хорошего, но после прочтения отчета о новом деле, изумилась такой простой, но важной идее. Степан Иванович рассказывал, что Аносов закопался в своих исследованиях, варя различное железо путем добавления к нему различных веществ. «Напоминает порой кухарку над котлами, только вместо плиты с чугункáми – печи с множеством тиглей, а пробу снимает, мучая получившиеся сплавы самыми бесчеловечными способами». Опыты выпускника Горного института оказались перспективными, и Вяжницкий сговорился с Демидовыми о постройке небольшого завода по выделке новых сортов сталей. Средств на такое дело у нас было бы недостаточно, а уральские короли идеями этими заинтересовались. Вот и создали новое товарищество, но я-то в Оренбурге и явиться к чиновнику не могу, поэтому долю выделили непосредственно «Мастерским Болкошиных». Взял Степан Иванович смелость на себя за такое решение, испрашивал одобрение уже для свершившегося, однако я и не думала отчитывать его за это.