Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей - Страница 28

– Господа, – спокойно сказала я, отпуская нити страхов, – меня зовут Болкошина Александра Платоновна, что вам и так ведомо. Вы присаживайтесь, только попрошу убрать обувь со стола.

Полковник смутился и сел, едва не вытянувшись во фрунт.

– Сразу же скажу, что я не просила назначать меня головой экспедиции, более того, с радостью осталась бы в Петербурге, благо занятий у меня тут предостаточно. И не на балах сверкать, где кто-то из вас мог бы меня видеть, но не видел, потому что я редко их посещаю. У меня заводы сейчас работают денно и нощно, строя паровозы для Империи, мои паровые машины скупают так, что очередь за ними стоит. Мои револьверы требуют дальнейшего улучшения, а мне все это придется бросить и пробираться в эту неведомую Индию.

Офицеры зашумели. Кажется, из всего мной произнесенного, их заинтересовала тема оружия.

– Это вы делаете револьверные пистоли? – спросил подполковник от артиллерии.

– Более того, их изготовили по моей идее, хотя собственно револьвер в окончательном виде измыслил один из моих инженеров.

– Господин Кутасов?

– Да, Семен Кутасов. Так вот, господа офицеры. Конечная цель нашей экспедиции еще будет утверждена свыше, но готовыми надо быть уже сейчас. Я, признаюсь, не смыслю ничего в военном деле, но должна знать все о составе войск, о припасах, о планируемом маршруте. У вас есть эти сведения?

Ответом стало виноватое молчание. Оберы пока не определились в своем окончательном отношении ко мне. Силу я показала, бравировать всезнайством не стала, мягко указала, что в их епархию сапожками влезать не собираюсь. То есть служить с этой девицей вроде как можно, но безопасно ли…

– Плохо, господа. Сколько войск выделено на кампанию?

Тишина.

– Сколько артиллерии?

Снова молчание.

– Ну хотя бы кто главный по военной части!

– Генерал от инфантерии Ланжерон.

– Хоть это вы знаете, – вздохнула я. – А где он сам?

– Так в Одессе, наверное, – с сомнением ответил молодой пехотный майор.

Ощущение бардака нарастало. Уже август, в поход отправляться в сентябре, а собранные, судя по мундирам, со всяких полков офицеры не знают вообще ничего, назначенный главнокомандующим генерал губернаторствует на юге страны, и не удивлюсь, если он о своем новом назначении ни сном, ни духом.

Кажется, мое настроение передалось и присутствующим, их недоуменные переглядывания говорили о начавшемся мыслительном процессе. И если сперва меня удивило столь легкомысленное отношение военных к происходящему, то, подумав, я поняла, что дело в разности наших подходов к различным трудностям.

Боевой офицер – человек во многом подневольный, живущий приказом и готовностью сложить голову за Отечество. Мне же эта самая голова была дорога в своем естественном состоянии, никуда не уложенная, а румяная и смеющаяся. Какое-то время назад и сама ведь оставила бы любую подготовку на откуп судьбе, но сейчас я – промышленная миллионщица, отвечающая за дела свои и слова, поэтому вынуждено привыкшая продумывать каждый шаг.

Я даже придумала для себя умственные упражнения, при которых сложную задачу разделяла на части, каждую из которых обдумывала отдельно, составляя список маленьких шажков, которые потом сводила воедино. И это в самом деле часто помогало. Профессор Гизе, услышав от меня о такой шараде, порекомендовал ознакомиться с произведением кенигсбергского мыслителя Канта «Критика чистого разума». Я честно пыталась прочитать этот монументальный труд, но быстро сдалась, устав пробиваться через кошмарные немецкие предложения, и это при моем почти идеальном владении этим языком[2]. Но основные постулаты понять удалось, как и порадоваться тому, что мне в голову пришла идея, схожая с мыслями великого философа.

Поэтому и к вопросу организации подхода пришлось относиться, как запуску нового производства, раскладывая пасьянс из возможностей и вероятностей. Сейчас я могла только опросить офицеров о вверенных им силах, но и тут возникли сложности, так как не все знали даже об этом. Удалось получить лишь самые общие сведения, старательно выписанные мною в отдельную тетрадь, к счастью, нашедшуюся в здании штаба.

– Александра Платоновна, – обратился ко мне артиллерист. – Мы сейчас ни к чему не придем. Пахнет сия история скверно, вот только теперь начал понимать, что собираемся мы как на увеселительную прогулку с показушными маневрами, а предстоит вельми опаснейшая операция. Дозвольте проводить Вас к Петру Михайловичу, уверен, что у него новостей больше должно быть.

Петр Михайлович оказался Светлейшим князем Волконским, начальником Генерального штаба, возрожденного из Канцелярии Управляющего Свитой Е.И.В., с которым я совсем была не знакома, но Алексей Сергеевич, как отрекомендовался полковник, с ним если и не приятельствовал, то какие-то теплые отношения имел.

– Зачем это все, Ваша светлость? – спросил он меня, пока мы шли по старому зданию, уже не вмещающему все ведомство.

Впрочем, новый Штаб уже начал строиться прямо напротив Зимнего дворца.

– Сложный вопрос, – ответила я. – Распоряжение еще Павла Петровича, данное им в таких обстоятельствах, что отменить его нельзя, да и будущий Император поддержал экспедицию. Цели конечной никто не понимает.

Полковник помолчал, но все же заметил осторожно:

– Путь без цели – это как-то слишком… грандиозно.

– Вы же не освещенный? Тогда Вам сложно будет понять. Господь указал нам этот путь, и невозможно не пойти по нему.

– Ваш господь.

– Господь един во всех именах своих, – отрезала я. – Просто наш пророк дал самым сильным почитателям своим силу видеть его волю порой. Мне сложно объяснить, но поверьте: противиться воле Его бессмысленно, и грех великий.

В приемной пришлось подождать, но как только прозвучало слово «Индия», двери кабинета князя Волконского тут же отворились. Лицом начальник Генштаба оказался несколько квадратен, с глубокими складками вокруг рта, и улыбка его радушная почему-то напоминала о зубной боли. Таким людям лучше все время хмуриться.

– А я все ждал, когда же эта прекрасная амазонка ко мне явится! – воскликнул Петр Михайлович.

– И не надеялась, – слегка поклонилась я. – Рассчитывала разузнать все у офицеров, участвующих в деле, так никто ничего не знает!

– И не узнает до поры, графиня. Все нужные сведения Вы получите уже в Оренбурге, пока же сообщу, что с Вами из Петербурга отправятся сразу четыре поезда, которыми доставят сразу три тысячи солдат разных родов войск. В Оренбурге же уже будет артиллерия, которая подчинится Алексею Сергеевичу как раз, там же Вас уже ожидают сразу семь тысяч, из них пятьсот казаков, два уланских эскадрона, а остальные – инфантерия.

– Генерал Ланжерон уже там?

– Нет еще, но Вы с ним… как бы это сказать… помягче, но построже. Александр Федорович – воитель отменный, но о насущном думать не привыкший, все в прожектах витает. Его к Вам приписали, чтобы с глаз долой, а то обратился с идеей Табель о рангах отменить! Гнев вызвал изрядный.

Чудесно: помимо общего бардака мне впихнули опального генерала, которого арестовать вроде как не за что, но и в должности оставить не хочется.

– А теперь серьезно, Александра Платоновна. В Оренбурге у Вас будет полковник Некрасов, Николай Алексеевич. Он больше по интендантской части официально, но по сути – Ваши руки. У него уже просчитаны и маршруты, и снабжение, и общие планы кампании. И самое главное – разведка, благо там он давно, и наушников среди киргизов много. Специально его милостями не выделяйте, но приватно все проблемы решайте с ним. И это не совет, а приказ. А беспорядок тут – это… – князь покрутил в воздухе ладонью, подбирая слова, но я продолжила за него:

– Скоморошество для интересующихся.

– Умная Вы, Александра Платоновна, – хмыкнул Волконский.

– Не Вы первый мне это говорите.

Вечером того же дня Танька, изрядно смущающаяся, попросилась отлучиться на ночь для встречи с Асланом.