Башня преступления - Феваль Поль Анри - Страница 29

• Предыдущая
• 29/94
• Следующая

Шопан неожиданно вынырнул из тени лавки Фумада в сопровождении двух жандармов. Так как Лейтенант бежал влево, месье Мегень и еще один сыщик выскочили навстречу – оба вооруженные дубинками со свинцовыми набалдашниками.

В то же время новая группа агентов полиции появилась из-за угла улицы Дофин и направилась прямо на мост.

– Обложили меня со всех сторон! Обложили, как дикого зверя! – Прохрипел Куатье и бросился назад. – Я сам полез в ловушку! Где были мои глаза? О чем я только думал? Маленькая мадемуазель помешала мне, бедная девочка! Из-за этого поцелуя у меня совсем отшибло мозги!

Он несколько раз поворачивал то в одну, то в другую сторону, не надеясь уже найти выход, так как знал, что окружен; он напоминал загнанного хищника. Луну закрыла тонкая вуаль туч, но рассеянные серебряные лучи все же давали немного света.

Куатье увидел позади себя молчаливое и неподвижное оцепенение, преградившее вход на мост.

– Обложили, со всех сторон меня обложили! – повторил он. – Я не крал ее! Зажали, со всех сторон обложили! Черт их побрал! – выругался он, засунул девочку подмышку, как сверток, более не церемонясь. – Дорого же мне обошелся тот поцелуй!

Со стороны улицы Дофин жандармы, выстроившись цепью, медленно приближались к нему; другие стояли неподвижно. Между двумя группами все еще сохранялось довольно большое расстояние. Все были сосредоточенны и молчали; каждый понимал, что, судя по всему, скоро на мостовой прольется много крови.

Лейтенант был известен, как отчаянный бандит и отпетый негодяй. В полицейских кругах знали также и много раз обсуждали его недюжинную силу, хладнокровие и отвагу. Никто и не думал, что Лейтенант сдастся без боя. А как известно, загнанный, возможно раненый и окровавленный хищник прежде чем упасть, успевает подчас загрызть и треть своры гончих псов.

– Эй! Мужички! – Куатье принял вызов. – Позабавимся вместе немного? Организуйте перекличку сейчас, пока есть время, чтобы знать, скольких вы не досчитаетесь потом.

От этих слов у некоторых жандармов кровь застыла в жилах; следует отметить, что эти люди не отличались мужеством солдат.

Они не нюхали пороха в больших кровавых сражениях и вовсе не жаждали лавров славы.

Хотя мы знаем множество примеров личного мужества блюстителей общественного порядка, в целом их сложно назвать героями.

Но не будем унижать их, они остаются самыми бесправными людьми на земле, которую они защищают. Их не любят, их презирают. Писатель, выступающий в их защиту, рискует лишиться популярности так, словно бы он похвалил пруссаков или казаков. Однако во все времена полицейские всегда сражались с всеобщим врагом: преступником. И сражались с ним без оружия. Даже если у них есть оружие, им запрещено стрелять.

Я утверждаю: если забыть о фатальной немилости, которая висит над скромными тружениками всеобщей безопасности, о бессмысленной неприязни, которую питают во Франции к тем, кто охраняет нашу жизнь и позволяет нам спать спокойно, то вы будете вынуждены признать их героями.

Я сказал во Франции, так как, наверняка, есть страны, где не презирают защитников законности.

Французы – интеллектуалы, умницы, изысканный, очаровательный, неповторимый народ, – как ни странно, питают слабость к ворам.

Как только во французских романах, в драмах, в комических операх появляется вор, он вызывает неизменный интерес. Автор знает, где искать успех, он не торопится вырисовывать характер, главное – вызвать симпатию.

Вор нравится, убийца не вызывает неприязни.

Их наделяют живостью ума, благородством и блеском манер, обувью из мягкой кожи, изысканной одеждой, поэтичностью, красотой и шляпами с широкими полями и пером.

Их делают тенорами, в крайнем случае, баритонами; бас, который не нравится дамам, достается судьям; и, конечно, их делают порочными соблазнителями.

Что же касается жандармов… Какой ужас!

Даже не произносите имени городского жандарма, если не хотите скандала.

Пойти против этого всеобщего мнения означало бы сломать характер нации: мы жадны до преступлений и обожаем плутов.

Но я удивляюсь и не понимаю, откуда берутся отдельные гордецы, которые плюют на общественное мнение, помогая вершиться правосудию, несмотря на всеобщую любовь к преступникам.

Кто они эти самоотверженные люди? И сколько платят им за их преданность делу, достойную высших похвал?

Лейтенант избрал свой путь. В три прыжка он достиг западного входа на Новый мост, который выходит к Институту.

Он положил свой сверток на парапет, развернул плечи и выпятил свой могучий торс: он приготовился к защите.

– Подходите! – позвал Куатье. – Я хочу скушать с полдюжины ваших дружков, прежде чем захлебнусь собственной кровью. Вы же знаете, я живым не дамся, паршивые собаки! Подходите! Ну! Подходите!

В этот момент, словно желая осветить битву, туча ушла и появился яркий диск полной луны. Обе группы полицейских вышли из тени; теперь, когда бандит остановился и занял боевую позицию, нападавшие шли открыто. Все молчали. Полицейских оказалось двенадцать против одного Лейтенанта, и это было в порядке вещей: полицейских всегда бывает больше, правда, не в такой пропорции.

Но, я повторяю, есть один факт, который, к сожалению, уравнивает шансы: преступник старается убить, представитель власти пытается взять живым.

Милые читательницы, простите меня, я умолкаю, добавив лишь, что несчастные блюстители порядка бескорыстно гибнут в этих битвах, оставляя после себя вдов и сирот. Ладно, пусть существуют милые вашему сердцу бандиты, но только, скажем, в Италии. Как там у Скриба?[5]

Мне не в чем вас упрекнуть, вы воспитывались на этих благородных виршах.

Но вам покажется одним из прекрасных бессмертных богов тот простой жандарм, который появится на пороге вашего дома в тот момент, когда пол вашей спальни содрогнется под ногами монстра-убийцы!

Прямой и неподвижный, как античная статуя, крепко встав на обе ноги, Лейтенант прислонился к парапету, на который он положил ребенка; при лунном свете хорошо было видно его могучее, как у Геркулеса, тело.

В правой руке он сжимал нож. Освободившись от своей ноши, он чувствовал себя увереннее и теперь, согнув ноги в коленях, готовился к прыжку.

Обе группы жандармов, закончив перестроение, объединились и теперь наступали на него полукругом.

– Вот мы и встретились, Куатье, мой мальчик, – сказал месье Бадуа тихим и твердым голосом.

– Ну вот, видишь, от нас невозможно убежать, – вкрадчиво-успокаивающим тоном проговорил Клампен по прозвищу Пистолет.

– Разве что в воду прыгнуть, – добавил месье Мегень, словно хотел подсказать Лейтенанту единственный выход.

Месье Мегень слыл не таким уж храбрым, как, например, шевалье Байар.

– Ну, подходите, выродки! – крикнул Лейтенант, скрежеща в ярости зубами. – Подходите за угощением, кто первый?

Мартино и два других полицейских стояли ближе всех.

Резко повернувшись, опершись руками о парапет, Куатье ударил двумя ногами сразу.

Двое полицейских упали; одному из них подкованный железом каблук бандита проломил череп.

Мартино прыгнул на Куатье, но тот оказался проворнее и нанес страшный удар ножом прямо в грудь сыщика. С первой же атаки Лейтенанту повезло – он прорвал оцепление.

Он бы убежал, если бы Шопану не удалось ударить его по голове своей дубинкой со свинчаткой. Бандит пошатнулся и издал жуткий вопль не то боли, не то отчаяния.

Подчиняясь звериному инстинкту мести, он наклонился и, словно баран, нанес Шопану удар головой в живот. Тот, задохнувшись, упал.

– Ха! Ну и тяжелая же у тебя жизнь, воробышек, – воскликнул Лейтенант, заметив Пистолета, пытавшегося схватить его за ноги. – Получай по заслугам и больше не хвались ими.

• Предыдущая
• 29/94
• Следующая