Три сестры. Таис (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 1

За окном среди жёлто-красного буйства осенней листвы, полыхали тяжёлые грозди рябины. Побитые первыми ночными заморозками ягоды приобрели терпкую сладость и слегка щипали язык. Я прекрасно помнила этот вкус. В моём поколении многие останавливались у рябины и отправляли в рот горсть другую чуть забродивших ягод.

В саду на даче Анны росла шикарная ель. Её тяжёлые, с сизо-голубым отливом хвои, лапы сейчас выбивались из общего окраса и притягивали взгляд.

В тёплой комнате было куда как менее спокойно, чем за окном. Алька спорила с отцом. По любому поводу, и только тихое "кицунэ" от Курико, моей верной подруги и тени, заставляло дерзкую девчонку немного сдерживаться. Да присутствие Дины. Бабушку наша чернобурка не расстраивала, о многом молчала, многое терпела. Чтобы не волновать.

Я почти не участвовала в разговорах, предпочитая рассматривать старые фотографии на стенах. И старалась запомнить родных. Почему-то я уже знала, что скоро уйду следом за Анной. Как ушла следом за ней на фронт. Мы были похожи внешне между собой, обе уродились в мать. Погодки, мы старшинства не делили. У нас обеих была младшая сестра. Вот за ней мы присматривали.

Даже службу нам судьба определила похожую. Только она была из тех, о ком родственникам было лучше даже не вспоминать, а я шла в боевой части. И для сестры война закончилась девятого мая, для меня только в сентябре.

Две недели в Берлине и мы получили приказ о переброске на восток. Наша часть была приписана к Забайкальскому фронту и отдана в общее подчинение маршалу Малиновскому. Перед формированием единого фронта мы делали остановку в Иркутске. На выданном увольнительном я гуляла по городу.

Здесь не было бомбёжек. К счастью. Город смог сохранить свои дома и улицы. Но ни у кого язык не повернулся бы сказать, что сюда война не дошла. И дело даже не в том, что и отсюда уходили на фронт отцы, братья, мужья, сыновья. А в особом взгляде. В выражении упрямо сжатых губ. Когда за годы вырабатывается привычка не обращать внимания на тяжёлый труд и выполнять работу пока хватает сил. А когда силы заканчиваются, то раз за разом переступать через себя, но ни в коем случае не задерживать выход танков, выпуск снарядов и взлёты самолётов.

Тревога за родных и голод накладывали на эти лица тот отпечаток, что и много лет спустя не уйдёт. И будет отличать тех, кто сжигал себя непосильным трудом, но вкладывал в руки солдат оружие для победы.

И как бы это странно не звучало, но сюда ещё не докатилась победа. Здесь лишь чуть сбились с ритма, словно вслушиваясь в отдалённое эхо, и вернулись к тому ритму жизни, в котором жили все четыре года.

Я гуляла по городу, разглядывая множество деревянных домов. Вот удивительно насколько по разному выглядят дома из дерева. Вроде и старый дом, и угол уже в землю ушёл, а от него странным и необъяснимым образом веет теплом. А вот тот гордый и крепкий, а контора он и есть контора.

- Тётя, а вы офицер? - всё-таки осмелился ко мне подойти один из стайки мальчишек, что уже минут двадцать наблюдала за мной.

- Офицер. А что? - улыбнулась я.

- А правду говорят что сейчас солдаты едут из самого Берлина? Вы в Берлине были? - тут же подбежали остальные.

- Была. - Пока не понимала, к чему эти вопросы.

- А правда что главный штаб немцев совсем разрушен? - строго нахмурив брови спросил тот, что первым со мной заговорил.

- Правда. Рейхстаг повержен, а наши, советские солдаты подняли над ним наш флаг. - Ответила я.

- Значит... Победили же? Да? - прозвучало тут же.

- Да. В это пока трудно поверить, - улыбнулась я. - Но мы смогли. Теперь только восстанавливать очень многое. И жить. Нам всем выпала важная и сложная задача. Ведь жить придётся не только за себя, но и за тех, кто вырвал победу ценой своей жизни. И о них нужно помнить.

Мальчишки переглянулись. Но только кивнули и убежали. Тогда, летом сорок пятого люди одновременно радовались и боялись поверить. А для нас война и вовсе закончилась только десятого сентября, когда Квантунская армия полностью капитулировала и приняла приказ своего командования, который предписывал прекратить военные действия ещё двадцатого августа. И даже подписанный второго сентября акт о капитуляции не заставил сложить оружие многих японских солдат и офицеров. Они действовали часто вопреки ему, оказывая ожесточённое сопротивление по линии Забайкальского и второго Дальневосточного фронта. Особым оплотом такого сопротивления стал район Муданьцзяна. Но подразделения пятой армии перемололи линию обороны врага.

В составе подразделений Забайкальского фронта я прошла удивительный путь. И даже война не смогла закрыть мне глаза на то, что меня окружало. Бескрайние степи, пустыня Гоби. Но самое сильное впечатление произвели на меня хребты Большого Хингана. Что-то необъяснимое рождалось в душе, когда я стояла на краю каменных уступов и смотрела в даль. Ощущение себя, как мелкой и суетливой песчинки на ладонях кого-то могучего и настолько далёкого, что ему даже дела нет до всего нашего существования.

После разгрома калганской, солуньской и хайларской группировки противника, война для моей части закончилась. Настал момент, когда мы начали исполнять и прямые функции частей НКВД. Огромный поток документов, данных и военопленных, выводил нас из состава действующих боевых частей и превращал в комендантские войска.

Тяжело пробуксовывая, заработала машина по разоружению местного населения и зачистки от реакционных организаций. Регулярные прочëсывания местности, охрана складов. И военнопленных.

Здесь помимо прочего нужно было ещё и установить подлинность предоставленных данных. Проблема была в знании языка. Активную помощь с переводом нам оказывали бойцы и офицеры из Монголии и Китая. Многие из них выбыли по ранению, но продолжали служить, используя знание и русского и японского языков.

Удивительное было время, когда девочка из районного села Пензенской области могла свободно разговаривать на немецком и латыни, а паренёк из степей Монголии, часто не владевший счётом дальше сложения и вычитания до сотни, совершенно легко говорил и на русском, и на японском. Встречались и те, что ещё и знали и китайский. Причём с особенностями произношения нескольких провинций.

Двенадцатого сентября сорок пятого года я прибыла в город Хабаровск. Меня назначили на спецобъект номер сорок пять на территории Хабаровского лагеря для японских военнопленных номер шестнадцать. Здесь размещался высший командный состав японских войск и их союзника. Большинство из тех, кого отправили сюда и в находящийся здесь спецгоспиталь по постановлению Государственного Комитета обороны относились к офицерскому составу.

И конечно я не могла предположить, какую роль сыграет в моей жизни постановление за номером девять тысяч восемьсот девяносто восемь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍