Нападение голодного пылесоса - Гусев Валерий Борисович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/27
- Следующая
Быстренько Алешка слетал в магазин, занес продукты на кухню – и на выход. Мама едва успела крикнуть ему вслед:
– Алексей, а где сдача?
– Потом! – и только хлопнула входная дверь.
А я еще довольно долго добросовестно посидел над раскрытой тетрадкой, помучался и записал, как потом оказалось, скучную, но ключевую фразу: «Алешка сходил в магазин, а сдачу маме не отдал».
В общем, мне все это надоело, я захлопнул тетрадь и сунул ее в стол. И тоже решил сходить на конюшню, посмотреть, как Алешка катается. Ну, и помочь ему стойло вычистить. И корм лошадкам задать.
– Не долго, Дим, – предупредила меня мама. – У меня на вас большие планы.
Зря она предупредила. Будто подсказала: скоро не возвращаться, пока мама свои планы не переменит. Я давно заметил – если какое-нибудь неприятное дело долго откладывать, то оно или как-то само собой сделается, или нужда в нем отпадет. Ну вот с тем же пылесосом. Если его долго не отдавать в ремонт, мама в конце концов не выдержит и крикнет:
– Отец! Марш в магазин! И без пылесоса не возвращайся.
Погода на улице была хорошая, зимняя. С одного края неба светило низкое морозное солнце, а с другого из легкой тучки сыпал легкий снежок из маленьких колючих снежинок. И так чисто вокруг. Как бывает только зимой, когда падает свежий снег. Под ним весь мусор прячется, и кажется, будто его вообще нет. У нас с Алешкой тоже такая практика наметилась, когда пылесос испортился. Разметешь веником всю пыль по углам и под тахту – и так чисто в комнате станет, без всякого пылесоса.
Завернув за школу, я пошел в конюшню. Площадка перед ней была огорожена невысоким заборчиком из тонких березовых стволов. На ней тренировались начинающие новички под строгим надзором тренерши Галины. И еще издалека я почувствовал приятный запах. Пахло лошадьми, навозом и влажной кожей. Ну и немного снегом. Не верьте, если кто скажет, что снег не пахнет. Пахнет! И еще как – свежестью и холодом.
Ворота в конюшню были распахнуты, и перед ней по кругу легкой рысью бежали лошади. А на их спинах мелко тряслись неумелые всадники – начинающая группа.
В центре круга стояла тренерша Галина в красивых сапогах, в ковбойской шляпе. Она похлопывала себя хлыстом по красивому сапогу и внимательно наблюдала за всадниками. И давала им указания.
– Артюхин! – звонко неслось в морозном воздухе. – Спинку ровно! Вы не на заборе сидите. Синицына, локти прижми, что ты растопырилась как ворона! Сережкин, ногами работай, не ленись. Ты же – Полковник, а не сержант.
Ваня Сережкин, Алешкин одноклассник и верный друг и соперник с детсадовской поры. И конечно, никакой он не сержант, а полковник. Настоящий. Крепенький такой, румяный. Представительный на вид, рассудительный, неторопливый. Основательный, в общем. И очень вежливый. По-моему, он даже к кошкам и собакам обращается на «вы».
И все у него – по плану. Освоил компьютер и сказал: «Теперь мне надо научиться верховой езде». Ну да, какой же полковник без коня.
Я залюбовался им. Сидел он в седле еще не очень ладно – извините, мешок мешком, но очень основательно и уверенно. Не красиво, но надежно. Взоры красавиц третьего класса не привлечет, но и на глазах у них с коня не свалится.
Только что-то Алешки не видно. На уборочных работах, наверное, занят.
Тут меня увидела Галина, махнула мне хлыстом и крикнула:
– Дима, а где братишка? Я хотела его сегодня на Алмаза посадить.
Вот это номер! Он же сюда пошел.
Я перемахнул, как донской скакун, через ограду и подбежал к Галине.
– А разве Алешка не приходил, теть Галь?
– Вроде не был. Надо Сережкина спросить. Полковник! Ко мне! Рысью марш!
Ваня выехал из строя и подскакал к нам. Лихо соскочил с коня. Это ему, наверное, так казалось, а по-моему, он просто свалился ему под ноги. И конь удивленно склонил голову: что это такое маленькое и круглое оказалось подо мной?
– Алеша? – переспросил Ваня. Он запыхался и разрумянился больше обычного. От удовольствия, наверное, и от быстрой езды. – Вы хотите, Дима, уточнить – был ли он сегодня на занятиях по верховой езде? Я его не видел. И безмерно удивлен этим. Ведь Галина Александровна обещала посадить его на Алмаза. Ваш Алеша заслужил эту честь...
– Подожди, – перебил я его. – А он не звонил тебе, вы не договаривались здесь встретиться?
– Мы созванивались вчера. А сегодня на связь не выходили.
– Куда же он делся? – удивилась Галина. – Он ведь такой дисциплинированный.
Это вы нашей маме скажите, подумал я. Она очень обрадуется. И еще больше удивится.
Куда же он делся? И тут я вспомнил, что Алешка не отдал маме сдачу от покупок. Зажал денежки. А на что? Скорее всего, на поездки в городском транспорте. Других расходов у него не могло быть.
– Если Алешка появится, – попросил я Ваню, – скажи ему, чтобы он сразу же шел домой.
– Не сомневайтесь, Дима, я ему передам. – Все это время он стоял, держа в руке повод. – Помогите мне, пожалуйста, забраться в седло.
Мы с тетей Галей подсадили Ваню на лошадь, и бравый Полковник снова затрюхал по кругу, подскакивая в седле так, будто оно было утыкано иголками.
– Я вечером позвоню, – сказала Галина, тоже обеспокоенная. – Куда он делся?
Вернувшись домой, я, конечно, ничего не сказал маме. Не хотелось ее беспокоить раньше времени.
– Как там Алешка? – спросила она, отрываясь от швейной машинки, – мама шила Алешке настоящий камзол к конно-спортивному празднику. – Скачет?
– Скачет, – небрежно отозвался я, а сам подумал: вот только где?
Сел за свой стол, раскрыл тетрадь. Машинально записал: «Алешка куда-то умотал», – и долго опять сидел в раздумье над раскрытой тетрадью. Вообще-то мог бы меня предупредить. Хотя бы записку оставил. Стоп! А может, и оставил. Я пересел за его стол, стал искать записку. Конечно, никакой записки не было. Без всякой уже надежды я раскрыл его папку с рисунками.
На первом листе была изображена восьминогая лошадь. Таракан такой страшенный. Лошадь вообще-то сама по себе была красивой, но восемь ног ее немного портили. На втором листе вороной конь зачем-то упорно лез на скалу, цепляясь за нее копытами.
Я стал дальше просматривать рисунки. Они мне понравились. Особенно мой портрет. Я на нем был такой умный, такой задумчивый. Потом мне попался еще один портрет. Какого-то явного дурака. Он с таким наивным видом распахнул глаза, будто в первый раз в жизни увидел большого слона. Или маленького муравья.
А дальше опять пошли одни лошади. Правда, на четырех ногах. Или лошадиные морды с большими глазами с длинными ресницами. Я даже засмотрелся. А потом вдруг почувствовал: чего-то в Алешкиной папке не хватает. Я еще раз перелистал ее всю. И вспомнил: в ней не было рисунка грустного Волка без маски.
Какая-то смутная догадка чуть шевельнулась у меня в голове. И снова замерла, так и не родившись.
Точнее, не успев родиться. Потому что зазвонил телефон. Это была тетя Галина.
– Дима, – сказала она, – не беспокойся, Алешка здесь. Он на Алмазе катается.
Катается! На Алмазе! Ну, будут ему алмазы! Небо в алмазах, как Бонифаций говорит, когда сердится.
Алешка заявился домой с ясными глазками и чистой совестью.
– Ты где шлялся? – спросил я свистящим от злости шепотом. Чтобы мама не услышала.
– Шляются, Дим, собаки бездомные, – парировал Алешка. – А я делом занимался. Не то что некоторые. Которые дневники пишут. Как красны девицы. Я в театр поступил. Артистом. Буду Великана играть. Прямо на сцене.
Мне захотелось зажать уши. Или дать ему подзатыльник. Пониже спины. Врал бы поскладнее – умеет ведь. А то нагромоздил... Театр на сцене. Во главе с Великаном.
Ух как я разозлился. Потому что очень волновался за него. А он явился и всякие глупости врет!
Но оказалось, что Алешка ни слова не соврал. Когда он мне все рассказал, я тут же сел за свою тетрадь и подробно этот рассказ записал. Чтобы ни слова не забыть. Потому что было ясно – этим приключением дело не кончится. Оно только начинается.
- Предыдущая
- 3/27
- Следующая
