Операция «Бременские музыканты» - Гусев Валерий Борисович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/30
- Следующая
– В лес входит, – сказал Алешка, покусывая сорванную травинку. – Пошли!
Пригнувшись, мы перебежали поле и погрузились в лес. Здесь стало прохладно. И птицы щебетали совсем по-другому, более беззаботно. Но тоже хотелось никуда не бежать, а построить под сенью деревьев «салаш», разложить перед ним костер и спокойно посидеть возле него, ни о чем не думая, а только наслаждаясь дарами природы в виде теней на траве, лесной прохлады, шелеста листвы и беспрестанного пения птиц.
Но мы опять полезли на верхушку травинки...
Теперь следить за папой было нетрудно. Мы перебегали от дерева к дереву, прятались за высокими пеньками и муравейниками, а то и просто бросались в колеи на дороге и пригибали головы, когда папа вдруг оборачивался.
Слежка в лесу прошла благополучно, а в Белозерском вообще стала совсем простой – на рынке, куда направился папа, было где прятаться от него и маскироваться. Главное было – не попасться на глаза продавцу видеоужастиков Ваську.
Нам удалось и то, и другое. Папа под нашими неусыпными взорами обошел весь рынок, задерживаясь у киосков, где торговали видеофильмами, видимо, совсем забыв про сигареты, что-то купил, а потом, отойдя в сторонку, достал из кармана сотовый телефон и что-то коротко в него сказал. И опять достал сигареты и закурил. Будто чего-то или кого-то ждал.
Мы с Алешкой прятались за лотком с яйцами и крупой и не сводили с папы внимательных сыновних глаз.
Но ничего особенного, а тем более интересного, эти глаза не углядели. Кроме незначительного инцидента. Проходила мимо папы девушка – типичная продавщица из рыбной палатки, в длинном подпоясанном клеенчатом фартуке и с тонкими резиновыми перчатками за поясом. Она прикуривала на ходу и уронила спички. Папа вежливо за ними нагнулся и... невежливо су-нул их в свой карман. И пошел домой, помахивая пакетом, в котором находились его небольшие покупки.
Мы без труда обогнали его, примчались в наш поселок, заглянули на минутку к Пал Данилычу для конспирации и уселись на ступеньках нашего дома. Даже отдышаться успели. А мама не заметила нашего возвращения, потому что ее дома не было – за молоком пошла к тете Клаве.
Вскоре вернулся папа, несколько озабоченный, с пакетом, полным новых ужастиков.
– Как дела? – спросили мы. – Сигареты купил?
– А как же! – нахально соврал этот взрослый человек. Между прочим, близкий нам родственник. – Даже покурил по дороге.
А то мы не видели.
– Купаться идем? – спросили мы.
Папа на секунду задумался:
– Попозже. Когда вода согреется.
– Попозже она остынет, – заметил Алешка. – Солнце уже садится.
– А вы идите втроем, – сказал папа, – с мамой. А то она лягушек боится. Я сегодня устал что-то.
«Что-то ты, пап, сегодня темнишь», – прочел я в Алешкиных глазах. И мы поняли друг друга без слов.
– Что-то я тоже сегодня устал, – пожаловался Алешка. – Лягу пораньше спать.
Тут пришла мама с бидоном и заставила нас выпить парного молока от тети-Клавиной козы Мурки. А мы за это уговорили ее пойти со мной на карьер, искупаться перед сном.
Она потрогала Алешкин лоб, сказала папе, чтобы много не курил, взяла полотенце, и мы наконец пошли купаться.
На карьере мама сначала сказала: «Какая прелесть!», а потом долго повизгивала на берегу, пробуя воду то рукой, то ногой. А потом отважилась и с разбега, чтобы не передумать, плюхнулась в озеро. И теперь уже визжала от восторга.
Вода была теплая, как то молоко, которое мы только что пили. Мы плавали, пока не стемнело, и пришли домой почти что ночью.
Папа курил на ступеньках.
– Зря ты не пошел, – сказала мама. – Такая прелесть. Я от восторга резвилась, как дитя.
– Я отсюда слышал, – усмехнулся папа. – Даже испугался, что на тебя лягушки напали, так ты орала.
Я сказал им поскорей «спокойной ночи» и полез на чердак. Алешка сразу начал шептать мне в ухо:
– Сначала он все время спрашивал: «Алеха, ты спишь?»
– А ты?
– Я долго терпел. А потом надоело. Говорю: «Сплю, сплю, только ты меня все время будишь».
– А он?
– А он успокоился и давай кассеты с ужастиками крутить. Все подряд. Только как-то странно, Дим. Он их почти не смотрел, а все время прокручивал эти... как их... ну, текст.
– Титры?
– Ага. И все что-то бормотал.
– Что именно?
– Неразборчиво. Иногда только слышалось: «Ага, вот еще, и еще...» Чего-нибудь понимаешь?
– Нет, – признался я. – А ты?
– Я думаю, нужно в этот спичечный коробок заглянуть. Который он на рынке подобрал. Там наверняка какой-нибудь пароль находится. Тогда и разберемся...
– Кончайте шептаться, – послышались снизу одновременно два голоса, мужской и женский.
– Это ветер в листве, – сказал Алешка. И зашептал мне в другое ухо: – Только я к папе в карман не полезу. Это нечестно. Все-таки родной человек.
– А к чужому можно, да? – зашептал я в его ухо. – Это честно?
– Тоже не очень, – дипломатично отшептался Алешка. – Но все-таки не так.
– Ладно, – сказал я, – что-нибудь придумаю.
Мы еще полчасика поглазели в бинокль на Мрачный дом, ничего нового не узнали – стоит себе на старом месте. И хранит свои старые тайны.
А засыпая, я придумал, как заглянуть в папин коробок.
Но самое обидное – когда проснулся, забыл. И долго лежал, глядя на изнанку крыши над головой, где уже появились пауки со своей паутиной, и слушая, как мама внизу гремит посудой и готовит завтрак. И ворчит на папу, что он курит натощак.
– Это чтобы голод перебить, – оправдался папа. – Шашлычка хочется.
– Овсянка, сэр! – сказала мама вредным голосом. – Поднимай ребят.
Когда на завтрак овсянка, то хочется спать до обеда. Но я вскочил и разбудил Алешку, потому что папины слова про шашлык напомнили мне мою идею про спичечный коробок.
После завтрака, который мы с трудом перенесли, я взялся за грабли и стал скрести участок, собирая сухие опавшие ветки с берез, стружки и щепки от нашего строительства и папины окурки.
– Что это с тобой? – удивилась мама. – То не допросишься целый день, а то вдруг сам за грабли взялся? Не заболел?
– Это его овсянка вдохновила, – предположил папа. – Я тоже от нее зверею.
– Поговорите мне, – пригрозила мама. – Я ваш бунт манной кашей подавлю.
За всеми этими разговорами Алешка по моему плану пробрался в дом и спрятал все спички. К этому времени я сгреб мусор в кучу и сказал:
– Леха, принеси спички.
Мой брат опять пошел в дом, долго там копался и высунулся в окно:
– А их нет нигде. Кончились опять.
– Вы что, едите их, что ли? – рассердилась мама.
– А что? – вставил папа. – После овсянки я вполне могу...
Но мама так на него взглянула, что он сразу же нырнул за газету.
– Пап, дай спички, – попросил я невинно.
Не глядя на меня, он вынул из кармана зажигалку.
– Ну, пап, – проныл я, – сам ведь учил – костер зажигалками не разводят.
– Ах, да, – папа, опять же не отрывая глаз от газеты, похлопал себя по карманам и протянул мне спички. – Только верни, не забудь.
– Ладно.
И мы с Алешкой стали разжигать мусор...
Но в коробке ничего не было. Только спички. Алешка забрал его у меня, повертел в руках, раскрыл пошире, потряс и выронил спички на землю.
– Смотри! – шепнул он.
На донышке коробка были написаны шариковой ручкой какие-то буквы и цифры.
– Шифровка! – догадался я. – Запоминай!
Алешка уставился на запись, потом закрыл глаза – повторил ее про себя.
– Готово, – сказал он и помчался на чердак.
А я спокойно разжег костер, вложил спички в коробок и вежливо вернул его папе.
– Присмотри, пожалуйста, за костром, – попросил я. – Я на минутку отлучусь, фонарик надо на подзарядку поставить. – И я рванул за Алешкой.
– Во! – показал он мне запись, которую сделал на последней странице книги.
И вот как она выглядела:
Б – 41, 56
Ж – 12, 63, 104
В – 6, 30
Р – 22, 44, 87.
- Предыдущая
- 8/30
- Следующая