Неуловимая коллекция - Гусев Валерий Борисович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая

Утром, когда родители разошлись по своим делам, мы с Алешкой обсудили свои дела.

Картина преступления в общем и целом прояснилась.

Француз из Парижа, не договорившись о цене с художником Собакиным, навел на него Карабаса. Карабас, не будь дурак, вместо одной шпаги хапнул всю коллекцию. Шпагу он отдал французу, пистолетик припрятал на полке с кассетами, а вся остальная коллекция... Вот именно: где она?

– Дома она у него, – уверенно сказал Алешка. – Под диваном. Или в шкафу.

Конечно, дома. И разыскать ее мы не сможем. Потому и вспомнили про свой план под названием «Зубоврачебное кресло». Это, конечно, было жестоко. Но ведь он же бандит и жулик. И на его черной душе много грехов. Пусть теперь на собственной шкуре почувствует, что такое шантаж и рэкет! И угрозы! И страх! Он сам как миленький расскажет нам, где прячет коллекцию. И сам принесет ее художнику на блюдечке с голубой каемочкой!

Мы похохотали от души над нашей придумкой, позавтракали и, оставив маме записку, поехали к бабушке.

Бабушка нам страшно обрадовалась. Наверное, потому, что у нее давно не было пациентов и она скучала без своего любимого дела. Без всяких разговоров и безо всякого чая она усадила нас по очереди в свое страшное кресло.

Но мы это все стерпели. Ради дела. Нам нужно было освоить новую специальность. Пусть хоть на собственных зубах.

Правда, ничего с нами в этом кресле не случилось. Лечить и удалять было нечего, о чем бабушка с сожалением вздохнула. А мы – с облегчением. Потому что даже просто находиться в ее рабочем кабинете было страшно. Это кресло с подлокотниками и подголовником... Этот стеклянный шкафчик с угрожающими инструментами и лекарствами... Этот специфический запах... Эти клещи на поддончиках, которые, казалось, вот-вот лязгнут своими зубами и вопьются в наши зубы... Но страшнее всего была бабушкина бормашина. Бабушка гордилась тем, что она досталась ей от ее дедушки, который дырявил зубы этой машиной еще в прошлом веке. Она была похожа на отбойный молоток и приводилась в действие от ножной педали. И при этом так страшно гудела...

Бедный Карабас!

Алешка выбрался из кресла и поскорее отошел от него подальше. Можно даже сказать – отпрыгнул. Бабушка засмеялась, очень довольная впечатлением, а потом сказала:

– Теперь это все ерунда. Мне достали такое чудненькое средство для анестезии... – Она показала на яркий флакончик с таблетками. – Одна таблетка – и пациент сладко засыпает с открытым ртом. А затем просыпается и...

– И во рту у него – ни одного зуба, – проворчал Алешка.

– Ни одного больного зуба! – с гордостью поправила бабушка. – Пошли чай пить.

В дверях я загородил бабушку, чтобы она не видела, что делает Алешка. А он сделал то, что надо: откупорил флакончик с сонными таблетками и спер две штуки.

Напившись чаю, мы принесли из сарая дрова и стали топить печь. Нам это очень нравилось. Уютно так – дрова потрескивают, дымком попахивает, ходики стучат и глазками стреляют. Бабушка что-то рассказывает про свое детство, а Лешка шурует в печи кочергой или громадными каминными щипцами. Бабушка все время с гордостью напоминает, что эти щипцы она помнит с детства, когда в их доме был большой камин с часами на мраморной полке.

Нам нравится у бабушки. Она никогда не просит нас похвалиться успехами в школе и не заставляет мыть посуду. И мы себя очень свободно чувствуем. Раскованно, как мама говорит. Хочешь – топи печку, не хочешь – не топи. Хочешь – прыгай на диване, не хочешь – не прыгай...

Когда печка прогорела, мы пошли погулять. А на самом деле – на разведку. Потому что в нашем плане было еще много темных мест и белых пятен.

Не буду долго рассказывать, как мы мыкались по поселку, следили за Карабасом, дежурили возле его дома. Скажу только, что за два дня мы изучили его привычки лучше, чем таблицу умножения. И наш план созрел окончательно и бесповоротно. Оставались кой-какие пустяки: претворить его в жизнь и при этом не подвергнуть опасности свои жизни.

Второе нам казалось важнее. Потому что Карабас – это не безобидный пьяница Фролякин, которого нам даже жалко было, – все его бросили, и никому он не нужен. Карабас – это настоящий преступник. Но как бы мы ни боялись его, а бороться с ним все равно надо...

И вот настал решающий день.

С утра мы растопили печку, и бабушка напекла блинов. Мы их все съели и стали ждать.

Скоро бабушка глубоко зевнула и сказала:

– Что-то, ребятки, меня в сон клонит. Пойду-ка вздремну чуточек.

В сон ее клонит... Еще бы! Я ей в чай целую таблетку булькнул.

– Иди, бабуля, конечно, – залебезил Алешка. – Вздремни чуточек. Или два.

– Что – два? – Бабушка вскинула сонную голову. Но ответа ждать не стала и ушла в свою комнату.

Первая часть операции прошла удачно. Мы приступили ко второй.

Вытащили из сарая санки и зашагали в поселок. Денек был славный – солнечный, искристый. Небо – синее, снег – белый, а елки в лесу – зеленые. И по ним с веселым треньканьем прыгали разноцветные синицы. Время от времени Алешка плюхался в санки, а я поддавал ходу. Когда же лесная дорожка шла под уклон, мы оба садились в санки и с визгом и хохотом мчались вниз.

Несколько раз санки опрокидывались на поворотах и выбрасывали нас в снег – мягкий, приветливый и совсем не холодный.

Здорово было! Мы чуть не забыли, что совершаем партизанский рейд. Идем за добычей. Вернее, за «языком». А еще точнее – за его зубами... Что-то я заболтался. Наверное, с непривычки. Еще ни разу не приходилось брать врага в плен. Да еще такого злобного и хитрого.

Войдя в поселок, мы направились, волоча за собой санки, прямо к кафе под названием «Трактиръ». Оно стояло невдалеке от дороги, в сторонке от других объектов. Но это не главное. Главное, что в этом кафе по имени «Трактиръ» сегодня с четырнадцати до пятнадцати часов будет обедать Карабас, потому что его любимый ресторан вчера закрылся на ремонт.

Надо сказать, нам это было на руку. Потому что в «Трактире» его никто не знал, а в любимом ресторане его знала каждая собака.

Снаружи «Трактиръ» был похож на деревенский дом, только с вывеской. А для рекламы во дворе стояла заснеженная лошадь с санями и жевала сено. И был колодец с «журавлем», и декоративный плетень, на котором вверх дном торчали глиняные кувшины. И бродил по двору белый петух с красным гребешком. Словом, очень похоже на картину забыл какого художника середины XIX века.

Мы вошли во двор и со своими бабушкиными санками очень удачно вписались в его старинный интерьер. Мы уселись рядышком на санки и, наверное, со стороны были очень похожи на двух крестьянских мальчиков середины XIX века, отдыхающих после зимних забав.

Белый петух очень скоро подошел к нам и стал, дергая головкой, просить подачку. В карманах у нас ничего не нашлось, да и не до него стало – у ворот остановилась машина Карабаса. И сам он неторопливо выбрался из нее на белый свет, потянулся, вдыхая свежий морозный воздух, – нагуливал аппетит перед сытным обедом, захлопнул дверцу и пикнул сигнализацией. Потом проскрипел мимо нас по снегу своими сапогами, и дверь за ним громко захлопнулась.

Когда вся эта история с коллекцией закончилась, я задумался: а что, собственно, самое главное в работе сыщика? Кулаки с пистолетом, голова с мыслями, смелость с храбростью, сила с выносливостью?..

Не-а. Самое главное – терпение. Умение ждать. Как быстро мы придумывали свои планы, как мгновенно выстраивали версии – и как долго приходилось ждать, чтобы в нужный момент сделать нужное движение.

Итак, мы терпеливо ждали, отсчитывая про себя секунды и минуты. Вот Карабас снял шубу. Вот уселся за стол. Намазал хлеб горчицей. Вот ему принесли закусочки. Вот он их схавал. Придвинул поближе глубокую тарелку с каким-нибудь борщом по-киевски. Похлебал, похвалил, отставил. А вот перед ним шампуры с горячим мясом и золотистым поджаренным лучком...

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая