Привидения на цыпочках - Гусев Валерий Борисович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/28
- Следующая
– Иди, Пусси, иди, – нетерпеливо отозвался Кошкин-отец. – Я скоро приду. Вот что, Ник, ты – всю ночь во дворе. Наблюдай, сторожи. Ребятки, похоже, шустрые.
– Таких ребяток, – захохотал Ник, – родители очень любят.
– Верно мыслишь. Поставим полкашу условие: ты от нас отстаешь, а мы возвращаем тебе деток. Не отстанешь – не вернем!
– Вот фиг! – шепнул мне в ухо Алешка. – Только они нас и видели!
Больше ничего полезного мы не услышали. Кошкин с охранником еще о чем-то побубнили, потом простучали наверх шаги Кошкина, погасла светлая щель под дверью чулана и хлопнула входная дверь за Ником. Он пошел нести свою нелегкую службу во дворе. Чтобы не удрали от него шустрые ребятки.
– Поспать бы, – сказал Алешка. – Да боюсь, на первую электричку опоздаем.
– Нам бы еще выбраться отсюда... – безнадежно буркнул я.
– Элементарно, Ватсон! – откликнулся Лешка, и я услышал, как он зевнул.
– Ты что, – удивился я, – знаешь, как нам удрать?
– Ну! – И опять зевок во все горло.
– Так чего же мы здесь сидим?
– Во-первых, надо было подслушать, о чем они тут говорить будут. А во-вторых, чего мы с тобой попремся на станцию ночью? На лавочке там мокнуть? Лучше уж здесь на чужих ведрышках посидеть. Тепло, по крайней мере.
Вот выдержка у пацана!
– Дим, будем дремать по очереди. Я первый.
Мы не проспали. Да и попробуй тут проспи. На чужих жестких ведрах. Но хоть в тепле.
Приближалось утро. За дверью стояла тишина, а под ней опять забрезжила щелочка.
– Пора, – шепнул Алешка, и я почувствовал в темноте, как он сладко потянулся. – Ник, наверное, тоже выспался. Дим, ты «мерс» умеешь водить?
– Не умею.
– Жаль. А то домчались бы мы с тобой до самого дома. Ну, ладно, поедем опять на электричке.
Вот вредина, нервы мне мотает!
– Дим, у тебя какая-нибудь проволочка есть?
– Откуда?
– Жаль. А заколка? Или шпилька?
– Губная помада есть! – разозлился я. – Подойдет? И крем для рук.
– Нет, – сказал Алешка серьезно. – Проволочка нужна.
– Постой, – вспомнил я и пошарил в темноте.
Нащупал швабру. Ничего похожего. Ощупал метлу – пусто. А вот ручка веника была обмотана тонкой проволокой. Я раскрутил ее.
– Держи, – шепнул Алешке.
Он поймал в темноте мою руку, взял проволоку.
– Годится!
– А дальше что?
И я услышал, как шелестят листы бумаги.
– Я, Дим, один листочек подсуну под дверь...
– Ну?
– Чтобы он оказался с той стороны.
– И что?
Алешка долго молчал, видимо, возмущенный (или огорченный) моей недогадливостью.
– А то! Сейчас поковыряю проволокой в скважине и вытолкну из нее ключ.
Класс!
Все получилось. Братец посопел, попыхтел – и с той стороны двери глухо звякнул ключ, упавший на листок распечатки. Алешка осторожно втянул его внутрь вместе с ключом.
– Здорово ты придумал! Гениально!
– Это не я, – честно признался Алешка. – Я про такую штуку еще в детстве в одном детективе прочитал. – И не удержался от мудрой узбекско-таджикской пословицы: – «Что выучишь в детстве, не забудешь до старости».
Я взял у него ключ, вставил в скважину, тихо повернул. Щелчок, еще один, скрип двери – мы на свободе.
Но во дворе – злобный Ник. Который заслужил прощение и поощрение тем, что «заловил» двух пацанов. Агентов Интерпола.
Мы на цыпочках, как привидения, пересекли холл, отперли входную дверь и вышли на крыльцо. Светало. Сделали шаг во двор... и грозный бессонный Ник шагнул на нас из-за угла.
– Ах вы... – размахнулся он обеими руками.
И тут Алешка свистнул. Он умеет свистеть. В нашей школе, нет, у нас в микрорайоне, он самый лучший свистун.
Резкий свист пронзил всю округу. Во двор, грозно рыча, влетела стая собак с горящими глазами, сверкающими клыками и вздыбленной на загривках шерстью.
Мы спокойно вышли в будущие ворота. А грозный Ник остался сидеть на заборе, морщась от колючей проволоки. И в разодранных до трусов брюках. А вожак «ребят» таскал по двору в зубах выхваченный у Ника пистолет.
– Покараульте его, ребята, – небрежно бросил Алешка через плечо. И сказал мне: – А жаль, Дим, что ты «Мерседес» не водишь. Так спать хочется...
Подходя к платформе, мы услышали перестук колес приближающейся первой электрички. И на нее успели. Даже билеты взяли у сонной кассирши. Как честные люди, у которых есть совесть.
Едва мы уселись, Алешка приткнулся ко мне и уснул. А я охранял его сон до самой столицы.
Мама открыла нам дверь и сказала:
– Вы голодные, по глазам вижу. Как погостили? Хорошо себя вели?
– Ага, – сказал Алешка. – Даже за ужином. Не чавкали, не хлюпали, тарелки на пол не роняли.
Вот уж точно – не роняли.
Мама засмеялась и сказала:
– Мойте руки и садитесь завтракать.
– А папа?
– Он еще спит. Ему на сегодня дали отгул, он вчера весь выходной работал.
Мы завтракали так, что мама даже встревожилась.
– Ребята, если вы так же кушали у Кошкиных, то они могут очень плохо обо мне подумать.
– Не беспокойся, – сказал я. – Они никогда и ни о ком не думают.
– И сейчас им не до раздумий, – добавил Алешка, накладывая себе еще оладий. – Когда же папа встанет? Нам же сейчас в школу идти.
– До обеда будет спать. Он в четвертом часу утра лег.
Алешка хихикнул:
– А мы здорово выспались!
Ага, сидя на чужих жестких ведрах в темном чулане.
В школе произошло два события. ЧП в своем роде. Одно событие – в третьем классе, а другое – в девятом. В третьем классе уснул на уроке Оболенский Алексей, в девятом – Оболенский Дмитрий.
– У вас вчера, наверное, гости были? – спросила Алешку их Любаша, учительница. Спросила с сочувствием. – Иди домой.
Алешка не отказался и вышел из класса, провожаемый завистливыми взглядами одноклассников.
– Любовь Сергеевна, – тут же вскочил один ученик, – у нас тоже не так давно гости были. – И следом поднялось еще с десяток рук.
А мы с Алешкой встретились в коридоре. Меня отправил туда Бонифаций – досыпать. Он уже вернулся со своего симпозиума и наводил в классе дисциплину.
– Выгнала? – спросил я Алешку.
– Нет, отпустила. А тебя?
– Меня Бонифаций попер.
– Вот и хорошо, пошли домой. Папа уже, наверное, проснулся. И сидит сейчас, бедный, на кухне...
– Почему бедный?
– А я, Дим, ему наше донесение на столе оставил.
Я подумал и сказал:
– Может, Лех, нам сегодня домой не ходить, а?
– Еще чего! Я люблю, когда меня хвалят.
– А я не люблю, когда меня ругают.
В общем, домой мы тоже пробрались, как привидения – на цыпочках. Открыли дверь своим ключом и замерли в прихожей. Надо сначала изучить обстановку. Чтобы не попасть под горячую руку.
Мама и папа пили в большой комнате кофе. Папа что-то неторопливо рассказывал, а мама, слушая его, время от времени ахала.
Мы подкрались к двери и прислушались.
– Жили-были два брата, – рассказывал папа. Прямо почти Алешкиными словами. – Один, Андрей Василич, был умный, а другой, Вася... плохо учился...
Алешка дернул меня за руку и подмигнул. Да, я понял: он так плохо учился, что даже не знал, что Волга впадает в Каспийское море. Он думал, что она впадает в Лондон.
– ...Андрей Василич Кошкин, – продолжал папа, – стал делать карьеру по служебной линии и достиг успеха, стал большим начальником...
Ага, руководителем департамента в правительстве города Москвы.
– А младший, Вася, попытался стать бизнесменом. Но все у него не ладилось. И наконец ему пришла в голову идея создать свое предприятие по производству кошачьих кормов. Голодных кошек в стране много – бизнес обещал быть очень прибыльным. Но чтобы организовать выпуск таких кормов, нужно иметь технологию их производства. И тут он вспомнил о своем друге, с которым учился в институте. Серафим Иванович Замота за это время стал известным ученым, профессором. Но в наше время профессор зарабатывает очень мало. Серафим Иванович, по студенческому прозвищу – Сима, бедствовал. Он читал студентам лекции в стареньком пиджаке, с обтрепанными рукавами, протертыми на локтях.
- Предыдущая
- 26/28
- Следующая
