Ворюга в клеточку - Гусев Валерий Борисович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/34
• Следующая

– Кресло будет, – пояснил он. – Без кресла – не жизнь. Вы сходите к универсаму – там еще две такие есть.

Разговор завязался.

– А вы чего? Бездомные, что ли?

– Временно, – сказал я.

– А... – сразу все понял Вася. – Педагогический прием. Исправление ошибок.

Такому умному человеку не стоит врать. Полезнее им воспользоваться.

– Мы сову караулим.

– Брехня, – Вася поставил подушку на землю. Махнул рукой. – В парке она не водится. Уж я-то знаю.

– А почему?

– Голубей и ворон много стало. Она, видать, в домах гдей-то гнездится. Потому другая птица, опасаясь, в парк перебралась. Хорошая птица, вкусная. Голубиный паштет делаю. Как мушкетер. Даже рогатку завел. Ну, прощевайте, воробьи. Не забудьте к универсаму сбегать. Там еще кастрюльки выкинули, вполне гожие.

Но мы к универсаму за «гожими» кастрюльками не пошли – у нас их дома полно, – а еще немного посидели в засаде.

И не зря! Ближе к вечеру мелькнула в районе двенадцатого этажа большая птичья тень. Но в парк она не полетела, а исчезла где-то меж домов.

Алешка проводил ее взглядом и загадочно произнес:

– Так я и думал...

Еще пару дней мы, оставив свое «гнездо», бродили вокруг немецкой колонии вдоль забора. Поглядывая на открытые по случаю весенней жары окна всех трех домов. И в конце концов привлекли внимание охранников, которые тоже бродили вдоль забора, но внутри, и внимательно на нас поглядывали. Мы – на окна, они – на нас.

С этими охранниками у нас вообще были отношения сложные. Даже если мы просто проходили мимо, они изо всех сил подозревали нас в нехороших намерениях. Делать им было нечего.

В общем, еще два дня мы провели без толку. Никакие совы вокруг немецких домов не крутились, фигуры высшего пилотажа не показывали и золотых вещей не таскали.

Когда дело не дает результата, оно в конце концов наскучит. Так и случилось. Нам надоело слоняться возле немецкой колонии под пристальными взглядами бдительной охраны, и мы «сняли наблюдение».

А зря!

В тот же вечер нас перехватил во дворе Санек, Лешкин одноклассник. Веселый такой пацан, неунывающая личность. И очень интересная. Я уже, кажется, рассказывал как-то о нем. У него две уникальные особенности: все время шнурки развязываются и все время он фантазирует. Видно, просто так, без приключений, жить ему скучно.

И надо еще сказать, что Санек живет в доме, который совсем рядом с немецкими домами.

– Леха! А что я видел! – завопил Санек.

– Сову в клеточку, – проворчал Алешка.

– А вот и нет! Настоящего Карлсона! Он из окошка вылетел. И все при нем: пропеллер за спиной и подтяжка через плечо.

– А денег при нем не было? – серьезно спросил Алешка.

– Сам ты дурак! – обиделся Санек.

...Когда они помирились, Санек взахлеб рассказал, как они с Женькиного балкона бросали водяные бомбы, как попали прямо на крышу Вадькиного «мерса», как тот (Вадька, а не «мерс») орал на них и как вдруг из немецкого дома вылетел Карлсон.

– А куда он полетел, твой Карлсон?

– Как куда? – удивился Санек и взялся завязывать шнурки. И сказал прямо в землю: – Куда ему положено, туда и полетел. На свою крышу. То есть на нашу.

– А в клюве у него ничего не было?

– В каком клюве? Он же Карлсон.

– Ну а... в руках? Что он держал?

– Вроде ничего. Он их вот так раскинул, как крылья. И ногами болтал. А все встречные вороны – от него в разные стороны, с воплями. А самое главное знаешь что? – Санек приблизился к Алешке, осмотрелся, будто великую тайну хотел сообщить, и сказал громким шепотом: – А ведь это в самом деле МОЙ Карлсон!

– Как это твой?

– А так! У меня в детстве игрушка такая была, Карлсон с меня ростом. Он у нас на шкафу все время сидел. А потом пропал. Улетел, значит.

Алешка призадумался. Но ненадолго.

– Санек, у вас чердак запирается?

Тот хитро прищурился.

– Запирается. И отпирается.

– Сходим на крышу?

– А зачем?

– Посмотрим. Где там твой Карлсон живет.

– А я уже лазил. Никто там не живет. Даже голуби разлетелись. – И без всякого вежливого перехода: – А что дашь?

– В лоб, – ответил Алешка.

– Ну, пошли. Только завтра. Мы сегодня вечером с батей выступаем. В переходе.

Это хорошо сказано: выступаем. Отец Санька, безработный слесарь, время от времени приходит в наш переход у метро и играет там на баяне. Зарабатывает. А Санек помогает. Грустная история.

– По-моему, он все врет, – сказал я, когда мы на следующий день пошли к Саньку. – Известный сказочник.

– Врет, конечно, – легко согласился Алешка. – Только не все...

Мы доехали на лифте на двенадцатый этаж, поднялись по пожарной лестнице к двери на чердак. На ней висел большой замок.

– Жаль, – вздохнул Алешка. – Очень жаль такой красивый замок ломать.

Санек опять хитро прищурился, достал что-то из кармана и прижал ладошку к замку. Внутри замка что-то звонко щелкнуло.

– Прошу! – Санек распахнул дверь.

– Здорово! – оценил Алешка. – Магнит?

– Магнит. Это наш Академик придумал. Он на чердаке какой-то опыт производил. Какую-то антенну ладил. А батя ему помогал.

– Фиг с ним, с Академиком, – отмахнулся Алешка. – Пошли на крышу.

На чердаке было скучно – пыльно, мусорно, сумрачно, а на крыше – здорово!

Вольный ветер, дали неоглядные. Виден весь город – до Кремля и обратно. Наш детский сад, куда мы когда-то ходили (сначала я, а потом Алешка). Наша школа, куда мы теперь вместе ходим. Универсам. Станция метро. Отделение милиции. Институт механики. Все такое хорошо известное и в то же время совсем другое, новое, неожиданное. Например, я и не догадывался, что на крыше нашей родной школы столько мусора и барахла: старые санки, конек с ботинком, много застрявших мячиков, бумажных голубей, ходовая часть детской коляски, автомобильная шина – прямо свалка, а не образцовое учебное заведение. С драматическим уклоном.

А вокруг нас, на крыше, столько всего! Торчат телевизионные антенны, растянутые тросиками, в которых нежно поет ветер. Какие-то загадочные надстройки вроде домиков, похожих на собачьи будки, зарешеченные дырки для вентиляции и стока дождевой воды. В общем, было на что посмотреть. И было где спрятаться загадочному Карлсону вместе с его домиком. И запасным аэродромом.

– Ну! – Алешка скрестил на груди руки и повернулся к Саньку. – Показывай!

– Чего показывать-то? – удивился Санек. – Смотри сам.

– Куда твой Карлсон залетел? Где его нора?

Сказал бы уж – гнездо.

– Пошли, – сказал Санек и загромыхал ботинками к самому краю крыши, огороженному проволочным барьерчиком.

Я успел подскочить и ухватить их обоих за шиворот. Санек стал размахивать руками и объяснять.

Сначала он показал на дом напротив:

– Вон там мы стояли с Женькой на ихнем балконе. Где белье висит, видишь? А вон там Вадик проезжал. А вылетел он...

– Вадик?

– Карлсон! Вылетел он вон оттуда, из немецкого дома. И спикировал сюда, – Санек плавно описал рукой полукруг. – И вот здесь исчез. Прямо у двери.

– Все? – спросил Алешка. – Надо его логово искать. – И соблазнил Санька: – Там, наверное, много чего. Натаскал, ворюга!

Обошли мы всю крышу, ничего подозрительного не нашли, «много чего» тут не было. Кроме пары дохлых голубей и пары дохлых крыс.

А у самой двери Алешка вдруг нагнулся и поднял... зажигалку.

– Ни фига себе! Он еще и курит!

Зажигалка была красивая. Вся такая серебряная с рисунком в виде высотного университета МГУ. А когда Алешка щелкнул ею, она не только вспыхнула огоньком, но и проиграла какую-то знакомую, но не очень попсовую мелодию.

– Заграничная, – завистливо сказал Санек. – С музыкой. Меняемся? На батин баян. Слабо?

– На фига он мне, – усмехнулся Алешка.

Санек возмутился такому невежеству:

– Играть будешь. Всякие песни.

– В метро, что ли? А батя твой как же?

• Предыдущая
• 5/34
• Следующая