Иронические юморески. Кванты смеха - Носов Николай Николаевич - Страница 14

Вообще я бы много чего наделал. А главное, навыпускал бы для детишек книжонок, которые можно было бы назвать первыми книжками до букваря. В одной такой книжке я бы каждой букве посвятил отдельную страничку или разворот. В другой наделал бы весёлых картинок с вопросами и без вопросов. В третьей у меня были бы загадочные картинки на буквенную тематику. Ещё была бы книжка с окошечками и шарнирами, чтоб можно было загадывать, какая в окошечке появится буква. Ну и так далее. И ещё выпустил бы книжку – руководство для родителей, как всем этим игровым богатством пользоваться.

Такая книжка могла бы сослужить большую службу и детишкам, и взрослым. Ведь ребята сейчас приходят в школу в основном уже со знанием азбуки и даже умея читать. Таким образом, самый трудный путь они проделывают не под руководством опытных педагогов, а под руководством родителей, часто не имеющих ни знаний, ни опыта в этом деле, каждый из которых учит как может, без какого-либо пособия или руководства. Между тем все усилия сейчас должны быть направлены на то, чтоб ребята приходили в первый класс наилучшим образом подготовленными. Ведь теперь им предстоит проходить четырёхлетнюю программу в три года. Это легко сказать. Или предписать. А на деле будет проходить с большими потерями, связанными с человеческими судьбами. Надо заранее знать, откуда черпать ресурсы для такого сокращения сроков.

Я убеждён, что подготовка ребят, являющихся в первый класс, должна быть примерно равноценной. Сейчас нередки случаи, когда часть поступающих уже умеет читать. Другие в то же время и с буквами не знакомы. Кто знает, может быть, поэтому некоторые ребятишки начинают отставать уже с первого класса. Им, должно быть, попросту не угнаться за остальными. Хорошая подготовка в добукварный период с использованием игровых материалов помогла бы ребёнку нормально учиться в школе.

У кого-нибудь, возможно, явятся опасения. А не хватим ли мы в этом деле лишку? Не засыплем ли бедного малыша всеми этими кубиками, плакатиками, вертушками, викторинами по самую так называемую макушку? На это можно сказать с уверенностью: не засыплем. Во-первых, наша игрушечная промышленность не сразу и раскачается, а во-вторых, когда начнём доходить до макушки, надо будет своевременно позаботиться, чтобы весь этот мощный поток не оседал преимущественно в больших городах, а помаленечку направлялся и в не столь крупные города, и в колхозы, в которых сейчас не то что каких-то там кубиков, а даже простой разрезной азбуки днём с огнём не найдёшь.

Так что можно не беспокоиться. Лишку не хватим. А для наших будущих Лобачевских и Ломоносовых, Пушкиных и Маяковских, Гагариных и Терешковых скупиться не следует. Какими бы они ни вышли впоследствии гениями, всё равно азбуки им не миновать.

Ребёнка, по моему глубокому убеждению, надо готовить к учёбе исподволь, не бросая сразу в холодную воду, стараясь привить ему творческий подход к делу, стараясь пробудить и развить в нём инстинкт познания.

И делать это надо ещё до того, как ребёнок встретится с букварём. Букварь – книга, безусловно, полезная, но скучная. Если мы сразу оторвём малыша от беготни, от игры и без всякой предварительной подготовки засадим за этот серьёзный, строгий на вид и совсем не смешной учебник, он будет смотреть на него букой. Не исключено, что и на другие книги, и на нас самих он тоже начнёт смотреть букой. И тогда будет ох как нехорошо. Одного такого буки будет достаточно, чтобы навести страх на весь класс и испортить жизнь двум десяткам учительниц и учителей во главе с директором школы и завучем в придачу.

Поэтому не будем Плюшкиными!

Второй раз в первый класс я попал лет сорок спустя после того, как его закончил. У писателя, пишущего для детей, появляется иногда потребность понаблюдать, как живут его герои. (Каюсь: с этим делом я лично не слишком спешил, да теперь уж что сделаешь.) Школа мне попалась как раз такая, в которой часто бывали различные методисты, наблюдатели, практиканты и дебютанты (то есть будущие и начинающие учителя), работники РОНО и МОНО, так что ребята уже привыкли видеть у себя на уроках кого-нибудь из незнакомых взрослых людей и не обращали на них внимания. Когда я пришёл, ученики уже сидели за партами. Учительница стояла возле стола и разговаривала с медсестрой в белом халате. Между обеими женщинами стоял маленький ученик ростом не выше стола. В руках у учительницы была беленькая бумажка, которой она энергично размахивала над головой ученика.

– Не знаю, где он взял медицинскую справку, – раздражённо говорила учительница. – Мать утверждает, будто он был болен, а между тем ребята видали, как он играл на улице.

Малыш задирал свою круглую стриженую головёнку кверху и, пугливо помаргивая, следил за порхающей над ним бумажкой.

– Где ты взял эту справку, Калитин? – спросила его медсестра.

– Мама дала.

– Вот видите! – развела руками учительница. – Ну, иди, сядь на место.

Она отдала справку медсестре и, провожая взглядом Калитина, который путешествовал между рядами парт к своему месту на так называемой камчатке, отрекомендовала его мне:

– Отстающий. В школу часто является не приготовив уроки. Дома никто не следит за ним. По русскому очень отстал. Останется на второй год.

Произнеся этот категорический приговор, она махнула рукой, после чего велела ученикам достать книгу для чтения и отыскать на нужной странице стихи. Захлопали крышки парт. По классу словно пролетел ветерок. Это ребята зашелестели листочками в книгах.

– Все нашли? – спросила учительница. И не дожидаясь ответа: – Галкин, читай первую строчку.

Медленно, запинаясь на отдельных слогах, как обычно читают малыши, едва закончившие букварь, Галкин прочитал первую строчку стихотворения:

– Молодец! Кто скажет, о чём здесь говорится?

Сразу поднялось несколько рук.

– Скажи ты, Арефьев.

– Здесь говорится о ели.

– Правильно. Садись. Что такое ель?

Опять потянулись кверху руки.

– Скажи ты, Иванов.

– Ель – это ёлка.

– Ель иначе называется ёлкой, – милостиво согласилась учительница. – А что такое ель или ёлка? Птица это или насекомое?

Пока Иванов усиленно думает, находится множество желающих ответить.

– Ну, скажи ты, Потапов.

– Ель – это дерево.

– Вот правильно! Какие вы ещё знаете деревья?

Поднимая руки, ученики в организованном порядке сообщают известные им породы деревьев.

Когда все вопросы по прочитанной строке оказываются исчерпанными, учительница переходит к чтению следующей строчки стихотворения. Возникают новые вопросы. Активность класса растёт с каждой минутой. Со всех сторон тянутся руки. Глаза малышей устремлены на учительницу с мольбой. Каждому хочется, чтоб спросили именно его.

За одной из парт в среднем ряду сидит черноволосый мальчик в голубой рубашке. Он очень возбуждён всем, что происходит вокруг. Лицо его раскраснелось от волнения. При каждом вопросе он вскакивает и изо всех сил вытягивает руку вперёд. Ему кажется, что учительница не видит его из-за сидящих перед ним учеников. Не опуская руки, он мечется из стороны в сторону, словно посаженный в клетку зверёк, и чуть не вываливается из-за парты. Учительница же, как нарочно, спрашивает кого-нибудь другого, и он каждый раз плюхается обратно на место, с отчаянием откидываясь на спинку парты. В его глазах появляется спокойное разочарование человека, привыкшего к мысли, что ему не везёт в жизни… И вдруг… О счастье! Учительница спросила его. Бойко ответив, он садится на своё место с гордым видом победителя.

Наконец стихотворение прочитано. Учительница велит достать тетради и выписать из стихотворения названия предметов, то есть слова, отвечающие на вопросы «кто?» или «что?».

Все достают тетрадки и начинают писать. У ребят возникает ряд недоумений, с которыми они обращаются друг к другу или к учительнице. Одному кажется, что надо выписать слово «растёт», потому что можно спросить: «Кто растёт?» Другому кажется, что слово «дом» не надо выписывать, потому что нельзя сказать: «Кто дом?»