Скелеты в тумане - Гусев Валерий Борисович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/34
• Следующая

Папа не ответил и пошел к Голландцу. И задал ему тот же вопрос.

Голландец молча смотрел в черное небо, будто ничего не слышал.

Папа передернул затвор ружья и ткнул его стволом в лоб.

Голландец нервно замигал глазами, но опять не ответил.

– Ты, сволочь, – спокойно сказал папа, – хотел посадить моих детей на сковородку. Я с тобой этого делать не буду – сковородку поганить не хочу. Но могу обидеться и последнего патрона не пожалею.

– За Горячей скалой, – сквозь зубы и бороду процедил Голландец.

Папа вернулся к костру. Там уже сидели в обнимку мама с Алешкой. Алешка рассказывал ей про револьвер. Оказывается, ему подарил его матрос с лесовоза «Эдит Пиаф». Он сказал, что сейчас в море полно пиратов, и такому маленькому мальчику нужно надежное средство защиты. Правда, револьвер хоть и был как настоящий, но заряжен холостыми патронами. Да ведь бандиты этого не знали. И хорошо, что Алешка так старательно прятал его от родителей – наверняка бы отобрали у ребенка опасную игрушку. И хорошо, что он передумал отдать его мне, когда я садился на плот. Неизвестно, чем бы тогда закончилась схватка с бандитами.

Папа дослушал его рассказ, отдал маме ружье и сказал: «Приглядывай за ними», а сам взял ихнюю берданку и пошел на берег.

Вернулся он скоро и сказал:

– Собирайтесь. Выходим в море. На трофейном судне.

– А с ними что? – спросила мама про бандитов.

– Утопим, – сказал Алешка спокойно. – Без них будет лучше.

– Оставим здесь, в хижине, – решил папа. – Потом их участковый заберет.

– Еще чего! – возмутился Алешка. – В хижине! Я для них, что ли, все руки исколол?..

Сборы были недолги. Собирать-то особенно нечего. Поломанная сковородка, кастрюля да топор.

Папа отстегнул ремень с берданки и содрал веревки с двери. Перегнал бандитов в хижину, из которой Алешка мстительно выкинул весь лапник, и связал им ноги.

– Эй, мужик, – сказал папе Голландец из темноты хижины, – а ты жестокий...

– Я обидчивый, – передразнил его папа.

– Оставляешь нас здесь на погибель...

– Ах, как жаль, – сказал папа.

– Право, я буду сожалеть об этом всю жизнь, – добавила мама.

– А я – нет, – непримиримо отрезал Алешка.

И папа брезгливо швырнул в хижину грязное черное одеяло. Потом закатал в брезент нехитрое семейное имущество, загасил костер и повел маму и Алешку на берег, где стояла бандитская моторка. Которую Филин угнал в Поселке. И замазал название смолой.

Быстро погрузились. Папа оттолкнулся от берега, рванул заводной шнур, мотор взревел, и лодка, послушно сделав разворот, легла курсом на Горячую скалу.

Море было спокойное, ночь – светлая: луна взошла. И настроение было бы прекрасное, если бы не тревога за Диму.

Приблизившись к берегу, папа повел лодку вдоль него, сильно сбавив обороты. Он не боялся проскочить мимо Горячей скалы – она очень приметная, далеко выступает в море огромным пузырем, – он опасался налететь на прибрежные камни. Тогда недавняя победа быстро превратилась бы в жестокое поражение.

Горячая скала была недалеко. А за ней, в маленькой спокойной бухточке, стояла на якоре наша лодка. Папа заглушил двигатель, и моторка мягко ткнулась в борт нашего родного корабля.

Все наши вещи были целы, только часть продуктов пропала – бандиты сожрали.

Родные и близкие перебрались в лодку и отдохнули до рассвета. А с первым лучом солнца вытащили бывшую «Чайку» на берег, позавтракали консервами из неприкосновенного запаса и подняли паруса.

Пошли искать и выручать Диму. Он в этом очень нуждался...

Я уснул со страхом, а проснулся от холода. Развел костер одной спичкой – папина школа. Позавтракал остатками своих запасов. Побродил вокруг, поискал папины ориентиры. Компас вел себя как сумасшедший.

И я понял, что окончательно заблудился.

(Потом, когда мы встретились, папа объяснил, что скорее всего на стрелку компаса могла повлиять залежь какого-нибудь железняка. Если бы я не вздумал сократить путь, все было бы иначе. Хотя, кто знает, что лучше...)

Утром исчезли все ночные страхи, нога почти не болела и я вспомнил очередной папин совет: выбираться к морю. По более надежным признакам, чем капризный компас (мох на стволах деревьев, годовые кольца на пнях, форма кроны и т. д.), определил направление на северо-запад, подхватил рюкзачок и пошел к морю.

На этот раз мне повезло – часа через два я услышал крики чаек и, ободранный и усталый, вышел на берег. Присел на бревно. Вспомнил правило номер три: в трудную минуту не паниковать, собраться с мыслями и действовать.

Действовать особо было нечего. Надежда одна: что вблизи берега пройдет какое-нибудь плавсредство и окажет мне помощь. Нужно только суметь привлечь внимание его экипажа.

И я подготовился к этому. Сложил в кучу сухой плавник, навалил на него сырой мох. Прикрепил к своему посоху кусок брезента – получился флаг терпящего бедствие. Как начну им махать, так со всей акватории Белого моря сбегутся ко мне на выручку рыболовецкие боты, зверобойные шхуны и иные суда.

Отдохнув, я решил позаботиться о пропитании, так как мои запасы кончились еще утром. Папа дал мне на всякий случай леску с крючком. Я наживил его и забросил в море...

И вдруг! И вдруг!! И вдруг!!!

И вдруг из-за одного острова показался наш любимый, наш знакомый, наш дружелюбный МРБ с гудками. И с капитаном в фуражке – не то морской, не то милицейской.

Я бросил удочку, подпалил костер и, схватив флаг, стал размахивать им, будто собирался разогнать тучи. Вернее, нагнать – потому что небо было яснее ясного. И орал при этом так, что от меня шарахнулись во все стороны все чайки, что собрались вокруг при виде моей удочки.

МРБ взревел своим неподражаемым гудком, резко изменил курс и направился ко мне. Я отбросил флаг и запрыгал, как тот самый козел, которого Алешка собирался завести на острове.

Знал бы я, что меня ждет, я бы, наверное, заблеял.

Катер лег в дрейф недалеко от берега, и я, подхватив «манатки», бросился к нему по неглубокой воде – по щиколотки, по колена, по пояс...

Все. Капитан перегнулся через фальшборт, протянул мне свою крепкую и надежную руку и выдернул меня на палубу.

Я взахлеб рассказал ему о наших приключениях, о коварных бандитах. Он очень близко принял эти события к своему широкому морскому сердцу: охал, ахал, стонал, ругался, топал ногами, даже пытался сорвать с головы фуражку и хлопнуть ею о палубу.

– Все, малец, – сказал он и отдышался. – Берем курс на Лесозавод, участковый сейчас там, и мы этим негодяям покажем!

– Может, сначала, – попросил я, – снимем моих родных с острова. А то как бы они не погибли от голода.

– Правильно. Молодец. Это главное. Только по пути подберем в одном местечке канистру с соляркой. Чтобы наверняка топлива нам хватило.

Пока мы обменивались информацией и принимали решение, с меня натекла на палубу лужа морской воды. Я начал дрожать от озноба.

– Давай, малец, – трогательно позаботился обо мне капитан, – ныряй в моторный отсек, погрейся, подсушись. А я тебя потом покличу. Только воду из сапог слей.

Я так и сделал, спустился вниз и уселся возле горячего двигателя. Услышал, как капитан, верный своим морским принципам, дал оглушительный гудок – и на душе стало спокойно. Вот и все, сейчас возьмем на борт моих родных и близких, которые за это время стали мне еще роднее и ближе, отловим бандитов и спокойно догуляем наше прекрасное путешествие. А Лешка еще и золото отыщет.

Я быстро согрелся и даже подремал немного. Душа моя пела – как дизель катера, ровно и радостно.

А напрасно. Ой как напрасно...

Вскоре я почувствовал, что катер замедлил ход, и в палубном люке появилась радостная голова в фуражке.

– Живой! Молодец. Выбирайся на палубу.

Катер покачивался рядом с островом, к которому вела дорожка из торчащих на поверхности моря камней. Остров показался мне чем-то знакомым.

• Предыдущая
• 18/34
• Следующая