Невеста рыцаря - Фетцер Эми - Страница 39

• Предыдущая
• 39/70
• Следующая

Лицо его выдавало внутреннюю борьбу.

— Это правда, то, что ты говорил? — Она шарила взглядом по его лицу.

Он сумел справиться с собой, лицо его вновь стало непроницаемым.

— А что ты слышала?

Сердце ее упало — так падает камень в бездонный пруд.

— Если об этом надо напоминать, то твои слова мало что значили, верно? — Она опустила ресницы.

— Шинид, посмотри на меня.

Она подняла глаза, и Коннал знал, что те чувства, что рвались из его груди, не так-то легко скрыть. По крайней мере, в эту минуту он не мог их спрятать.

— Мне без тебя одиноко.

— Нет, — возразила она, осторожно приподнимаясь на подушке и одновременно придерживая одеяло, чтобы прикрыть грудь. Голова закружилась, и ей пришлось схватиться за его плечо, чтобы сохранить равновесие. — Тебе одиноко из-за того, что ты закрыл свое сердце, запер его в клетке.

Коннал покачал головой:

— Я запер его потому, что сам этого захотел. Подпускать кого-то слишком близко… это больно и опасно. Слишком многие от этого страдают.

Шинид коснулась его волос — непослушной пряди, спадающей на лоб.

— О, Коннал, — нежно прошептала она, впервые назвав его по имени, — ты наложил на себя епитимью, которой не заслужил.

— Это верно, я заслужил большего наказания — ты же знаешь, что случилось с тобой из-за меня.

Шинид улыбнулась:

— Да, мне пришлось несладко, но твой голос привел меня назад, домой.

Он коснулся ее щеки, погрузил пальцы в шелковистую медную массу ее волос, чуть приподнял ее лицо. Он смотрел на нее так, будто стремился врезать в память каждую черточку ее лица. Он помнил о том безысходном отчаянии, что владело им, о ярости, которая требовала выхода, и о чувстве вины, что терзала его. Эмоции переполняли его, он был уже не в силах сдерживать эту лавину.

— Господи, я готов был умереть ради тебя!..

Шинид купалась в накатившей волне искреннего чувства, изливавшегося свободно, полной мерой.

— Я воспользовалась магией, чтобы ты не погиб.

— Но жертвовать собой…

— Замолчи! — рассердилась она, касаясь его щеки. — Это была случайность. Мне надо было быть мудрее. — Касаясь его, она испытывала наслаждение — наслаждение, подобное тому, что испытывает бабочка, пьющая нектар из цветка. И он чувствует это, подумала Шинид. Сердце подсказывало ей правду. — Мы оба теперь стали немного мудрее, не так ли?

Коннал утонул в синеве ее глаз, в океане соблазна, где нет места иным желаниям, кроме желания плоти.

— Да, — согласился он, глядя ей прямо в глаза и чувствуя, как пальцы ее впиваются ему в руку. Она вся трепетала. Предвкушение наслаждения разрасталось, желание становилось все острее. Еще немного, и она не сможет терпеть эту сладкую муку.

— Коннал, — застонала она.

И это стало последней каплей. Он накрыл губами ее рот и стал целовать ее с жадностью ненасытного зверя. Он чувствовал ток ее крови, он чувствовал, как сердца их сливаются в одно. Ненасытный голод, бес желания, что терзал его, рвался из него, был здесь, рядом с ними, он овладел и им, и ею, и оба понимали, что уже не принадлежат себе.

Огонь в очаге взметнулся вверх и заревел; легкий ветерок, теплый, невесть откуда взявшийся, шевелил ее волосы, обвевал ее кожу. Он все полнее овладевал ее ртом и, исполненный жаждой желания, навис над ней, вжимая ее в перину.

Рука его дрожала, сердце трепетало в груди, и ее сердце отвечало ему с такой же страстью, и с каждым мгновением ответ ее становился все более откровенным… Он пил нектар ее рта, он пировал, и все никак не мог насытиться.

И когда она прогнулась ему навстречу, руки его скользнули под тунику, и он понял, что пропал. Он чувствовал под ладонями нежный шелк ее прохладной кожи, он прижимал ее к себе все теснее, не забывая при этом о ее ране и о том, какую опасность таят в себе его объятия.

Преградой между ними была лишь одна тонкая простыня, достаточно было сорвать ее — и вот она, награда. Он целовал ее, и все ему было мало, но он не мог забыть о том, что Шинид была слаба, как котенок. Еще совсем недавно она была на волосок от смерти.

Но страсть владела всем его существом, страсть, какой он не знал в своей жизни; он чувствовал единение со стихиями: ветер гудел у него в ушах, запах моря ласкал ему ноздри.

Шинид впитывала в себя его силу, его энергия проникала в нее с каждым его поцелуем. Она все явственнее ощущала запах сырой весенней земли — земли, пробужденной для любви и плодоношения. Она пила нектар его рта, как пьет земля весенний дождь. Сколько лет она ждала этой минуты! Сколько лет сердце ее мечтало о нем! Столько же, сколько она внушала себе, что этому не дано свершиться, что он никогда ее не захочет.

Душа ее пела, исполненная совершенного счастья, и в тот миг, когда сердце ее чуть не лопнуло, он отстранился…

— Шинид, девочка моя, не искушай меня. — Он задышал реже, пытаясь успокоиться, и нежно укрыл ее одеялом. — Тебе надо поправляться. Ты еще слишком слаба для этого.

— Наоборот, это поможет мне выздороветь.

Он застонал и, перехватив ее протянутые к нему руки, уложил их поверх одеяла. Он называл себя глупцом за то, что отказывается от ее дара, и в то же время гордился своим благородством.

— Тебе надо отдохнуть.

— Рана нисколько меня не беспокоит, Коннал, — недовольно проговорила она.

Звук собственного имени звучал для него как музыка из ее уст. Он чувствовал себя победителем, и радость этой победы была посильнее всего того, что он испытывал, выходя победителем из смертельной схватки.

Коннал потянул носом воздух и нахмурился. Здесь действительно пахло мхом и землей, но откуда мог взяться ветерок? Впрочем, в этих старинных замках вечно гуляют сквозняки. Он посмотрел на нее и едва не застонал от желания. Кожа ее розовела от прилива крови, губы припухли от его поцелуев, она все еще часто дышала.

И он все не мог успокоиться.

И тогда она коснулась его. Легкое прикосновение, ничего более — словно ветерок прошелестел по щеке. Господи, как хотелось ему прижаться лицом к ее груди, целовать ее плечи, руки, живот…

— Я здорова, — прошептала она. — Твоя кровь живет во мне. Это твоя сила исцелила меня.

Коннал не знал, что сказать. Он и в самом деле не знал, что сделал Куинн. Он забыл о том шраме на ладони в форме полумесяца — шраме, в точности повторяющем форму раны у нее на плече. Он не задумывался о том, откуда взялся тот шрам, он принял чудо ее выздоровления как должное. Как свершившийся факт.

— Я мало что сделал, — пробормотал он, не найдя нужных слов.

— Сделался скромником? А я помню, каким петухом ты ходил все время, когда вернулся сюда.

— Неправда, — обиделся он.

— Конечно, в таком наряде особенно не похвалишься. Скажи-ка на милость, ты хоть раз переодевался с тех пор, как в меня угодила стрела?

Коннал окинул взглядом свою одежду с пятнами запекшейся крови. Ее крови. Он встретил ее взгляд и понял, что не сможет ей солгать. Он должен быть с ней честным. Она это заслужила.

Он встал, поднял с пола бокал, который они уронили, и наполнил его водой. Бокал не разбился: каменный пол стал мягким, как земля в лесу. Коннал нахмурился и постучал по полу носком сапога. Пол твердел на глазах.

Шинид улыбнулась. Она-то видела, что волшебный туман еще не совсем рассеялся, даже если Коннал его не замечал.

— Говори, что у тебя на уме, Пендрагон.

Он протянул ей бокал, взял со стола краюху хлеба, отломил кусок и дал ей. Шинид поморщилась.

— Ты не ела несколько дней, — пояснил Коннал и, видя, что она начала есть слишком быстро, предупредил: — Не спеши.

Шинид почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась.

— Ты избегаешь меня после того, что только что между нами было. Почему?

— Я не могу говорить о любви, которой ты ждешь. — «Которой ты заслуживаешь», — добавил он про себя.

Он ожидал увидеть обиду или гнев, но только не сочувствие в ее синих глазах.

— Расскажи мне о ней. Он был ошеломлен.

— Ведь это из-за женщины сердце твое стало бесплодным, как пустыня? Разве я не права? — Она-то знала, что права.

• Предыдущая
• 39/70
• Следующая