Рысюхин, что ты пил?! (СИ) - "Котус" - Страница 35

— Так вот куда он попёрся!

— Кто?

— Жабицкий с парочкой ручных старшекурсников! Зыркнул только на меня — и внутрь. Так, давай-ка я с тобой подойду. Если он без моего ведома комнату вскрыл — я ему дам! Заодно присмотрю, чтобы «понятые» ничего с собой не принесли. Лучше бы делом занялся, вместо того, чтобы приличным людям нервы трепать!

Жабицкий с сопровождающими ожидаемо оказались около моей комнаты, но пока ещё в коридоре. Один из них при этом долбил кулаком в дверь и требовательно повторял:

— Рысюхин, откройте немедленно! Дисциплинарная комиссия!

Да уж, быстро уроды прибежали. Без деда уже влип бы.

— Обязательно открою, если к двери пропустите, конечно.

— Рысюхин? Где вы шляетесь⁈

— Господин Жабицкий? — я выделил первое слово голосом. — Я ограничен в свободе перемещений? Не имею права погулять на свежем воздухе, успокоиться после чужого беспричинного хамства. На которое не мог ответить должным образом⁈

— Пока не ограничены. — Он тоже артикулировал первое слово, после чего переключил внимание на мою спутницу: — Надежда Петровна? А вы что здесь делаете? Мы вас не вызывали!

— Во-первых, я здесь, — она обвела руками всё вокруг, — работаю, если вам вдруг неизвестно. Во-вторых, очень странно, что вы меня не вызывали! По Уставу Академии все — я повторяю, ВСЕ действия дисциплинарной комиссии, на которую ваши спутники тут ссылались, в МОЁМ общежитии проводятся ТОЛЬКО с моего ведома и в моём присутствии! Или, возможно, у вас есть приказ ректора о моём отстранении с должности?

— Нет, такого приказа у меня нет. Ладно, можете присутствовать, только не мешайте работать.

— Чтооооо⁈ Это Я могу ВАМ разрешить присутствие здесь, а могу и НЕ разрешить, поскольку вы не просто нарушили процедуру, а сделали это особо наглым и циничным способом, вступив в противоречие сразу с тремя регламентирующими документами! И я буду внимательно следить за тем, чтобы больше никаких нарушений не было!

Жабицкий скрипнул зубами, но ничего возражать не стал, вместо этого обернувшись ко мне:

— Рысюхин, открывайте дверь немедленно, хватит уже время терять!

— Зачем?

— Что «зачем»⁈

— Зачем мне немедленно открывать дверь в присутствии нескольких враждебно настроенных лиц?

— Рысюхин, вы совсем охамели? Медные трубы в голову ударили⁈ Здесь перед вами начальник службы безопасности и представители дисциплинарной комиссии!

Надо сказать, что когда Надежда Петровна заговорила про Устав мы с дедом выяснили ещё одну возможность, дарованную нашим тандемом. Дед произнёс что-то наподобие: «Устав хорошо бы перечитать ещё раз» и, к его удивлению, Устав оказался у него в руках, так что он мог просто зачитывать оттуда нужные фрагменты, диктуя их мне.

— Во-первых, я не вижу никаких оснований считать этих двух молодых людей членами той самой комиссии. Я не вижу на них ни нарукавных повязок, ни нагрудных знаков, ни, тем более, удостоверений в развёрнутом виде. Для меня это просто двое посторонних, предположительно — старшекурсников. Ваша должность также не предусматривает свободного посещения любой комнаты в любое время суток.

— Зато моя должность даёт право и вменяет в обязанность пресекать нарушения режима безопасности на всей территории Академии, как лицевой, так и изнаночной, включая личные помещения.

— Да, конечно. Согласно Уставу, — я под диктовку деда назвал номера статей, — вы для проведения досмотра личного помещения — досмотра, а не обыска, на всякий случай отмечаю этот момент, вы ведь знаете разницу, да? Так вот, вы обязаны предъявить либо надлежащим образом оформленный ордер, либо конкретное обвинение, если речь идёт о веском основании подозревать в совершении противоправного деяния в настоящий момент. Какое деяние я могу совершать в комнате, стоя в коридоре?

Жабицкий, кажется, уверился в том, что мне есть что скрывать, раз уж я так не хочу пускать его в комнату.

— Уведомляю, что я имею веские основания считать, что в данном помещении хранятся предметы, нарушающие внутренний распорядок Академии. И требую обеспечить доступ для их обнаружения и изъятия.

— Во-первых, для начала вы должны предложить сдать запрещённые вещи с освобождением от ответственности за их хранение. Во-вторых, не «обнаружение», а досмотр! Ну, и сущая мелочь: если у вас действительно есть конкретные сведения о конкретном нарушении, вы обязаны сказать, что именно вы ищете. Потому как если вы понятия не имеете, что ищете — то, значит, никаких конкретных сведений о нарушении у вас нет.

Если все остальные столпились за поворотом коридора, то мне там места не хватило, да и не хотел я подходить слишком близко — во избежание. И оставшись на углу видел, что происходящее вызывает большой интерес студентов, которые приоткрыли двери, а некоторые даже высунулись в коридор. Я решил показать им, что на хама есть управа, и что знание Устава может в этом помочь. Потому и озвучивал всё громко, чётко, подробно, с указанием конкретных ссылок на документы.

— Служба безопасности в моём лице располагает данными, что в вашей комнате находится запас крепких спиртных напитков, которыми вы торгуете среди студентов. Предлагаю добровольно, — тут он ухмыльнулся, — сдать предметы противозаконного промысла и готовиться к отчислению за нелицензированную торговлю спиртными напитками.

Я с размаху приложил ладонь к лицу. Жест этот подсмотрел в памяти у деда, и он мне понравился.

— Вы бы хоть для порядка моё личное дело полистали. У меня есть лицензия на производство и продажу спиртных напитков. Другое дело, что заниматься подпольной торговлей по мелочи я бы точно не стал — проще официально открыть ещё одну совершенно легальную лавку на лице, неподалёку от академии. Поэтому предлагаю вторую часть «обвинения» снять сразу, чтобы не смешить людей и не позориться. Что же до «запасов» — увы, сегодня у вас выпить не получится, во всяком случае — не за мой счёт, поскольку мне вас угостить нечем.

«Разве что пинком под зад» — продолжил я мысленно.

— Хватит ломать комедию! Немедленно открывайте дверь, или я обвиню в препятствовании силам правопорядка!

— Повторяю ещё раз: открою сразу, как только меня к этой двери пропустят. Я не собираюсь ни толкаться, ни обниматься с вашей свитой.

— Может, им вообще из коридора выйти?

— Не надо. Достаточно будет сделать два-три шага назад.

Жандарм уже убедил себя в том, что у меня там явно есть запрещёнка и он сейчас прихватит меня на «горячем». И чем дольше я не пускал его внутрь, тем больше он убеждал себя в своей правоте. Надежда Петровна же наблюдала за всем происходящим с большим интересом, готовая вмешаться в любой момент. И какое же разочарование испытал Павел наш Сергеевич, когда ничего найти так и не удалось! Под конец один из его так и не представившихся спутников (дрессировку на тему подбора понятых я решил отложить на следующий раз, если он будет) протянул руку к пакетам с пластинками.

— Руки убрал! Во-первых, сам ничего не хапаешь! Во-вторых, что — считаешь, что у меня там сверхплоская фляжка?

— Там может быть рецепт какой-нибудь самогонки!

— Господин ротмистр! Он у вас идиот, или вы его слишком часто по голове бьёте? Ещё раз — я глава рода, который две сотни лет официально занимается производством и продажей спиртных напитков. Я и сейчас продолжаю руководить фамильным делом посредством телефона. Конечно, у меня просто должны быть и рецепты, и технологические карты, и детальные описания процесса, причём часть из них — секрет рода. Вы закончили поиски выпивки в моей комнате?

— Да! Так, все на выход.

— Постойте, господин ротмистр!

— Что ещё?

— А извиниться?

«А поцеловать?» — заржал дед.

«Ты что, старый⁈ На кой мне его поцелуи⁈»

«Это анекдот, потом расскажу[1]».

— Приношу свои извинения за доставленные неудобства! — выдавил из себя Жабицкий и исчез за дверью.

Надежда Петровна покачала головой, глядя ему вслед: