Рысюхин, что ты пил?! (СИ) - "Котус" - Страница 19

«Ой…»

«Чтоб ты знал, „ой“ ­– самое страшное слово в ядерной энергетике и хирургии. А вообще, с тобой сегодня явно что-то не то творится».

«Ядерной энергетике⁈»

Да уж, очередной раз случайная оговорка раскрывает такой огромный пласт информации о другом мире, что голова кругом. Или от того, что есть хочется? Доел, наконец, то, что бабушка собирала в дорогу и отправился в город под жизнеутверждающую фразу деда:

«Вообще, ядерная энергетика в условиях моего мира — вещь крайне полезная и абсолютно незаменимая. Главное, следить за ними, чтоб не выполнили пятилетний план за полторы секунды!»

Дел в городе было много, но все они не были официальными визитами или чем-то ещё в таком роде, так что хватит, пожалуй, «дорожной» пары. Но с галстуком. Так, стоп, я что — всерьёз размышляю над тем, что надеть⁈ Куда я качусь… Фоном этой мысли прозвучал смех деда.

Задумался, не проставиться ли в лаборатории «клюковкой» в честь начала постоянной работы в городе? Но решил не повторяться, да и Светлан обижать не следует — так что взял «Бруснику» и «Пшеничную».

«Главное, чтоб не звякало, когда мимо коменды идти будешь. У неё ухо натренированное, правда, привыкла за вносом следить, а не за выносом. Нет, её мы тоже угостим, но позже, когда репутацию укрепим».

Ловить извозчика или пойти на пристань? И там, и там неведомо, сколько ждать придётся — первые тут только если привезут кого, у второго расписание, но я его не знаю.

«Надежда — наш компас земной! Возвращайся к Петровне, спроси у неё — если местная, то расписание речных судов знать должна».

«Дед, ты голова! Вот честное слово — не додумался бы сам, наверное».

«Опыт, „внучок“, опыт. Шестьдесят лет за плечами. Две страны, три общественных формации — и всё это не выезжая из Минска».

Надежда Петровна к моему вопросу отнеслась одобрительно:

— Оно и правильно, на лихачах не наездишься, деньги дерут нещадно! Копеечка к копеечке — а лишними не будут! А зачем в город, если не секрет?

— Да какие там секреты! Знакомого навестить нужно, и насчёт подработки уточнить. Ну, ещё прикупить кое-что из канцелярщины, что глупо было на себе тащить через половину княжества.

— Это хорошо, это правильно. Точно знакомого — или, может, знакомую?

— Да боги с вами! Василия Васильевича с барышней никак не перепутать!

За этой пикировкой комендант достала листок с расписанием речных судов, причём следующих и вниз, и вверх по течению, и отсортированных отдельно для поездок из Буйнич и в них. Я вынул из саквояжа блокнот на пружинке с прикреплённым к нему карандашом и под одобрительным взглядом «коменды» переписал всё полностью — мало ли, что когда пригодится?

— Вот молодец, аккуратный и организованный парень. Не то, что некоторые: запишут на каком-то огрызке парочку рейсов, и всё. А иные и вовсе: глянут ближайший рейс — и бежать, а через неделю опять ко мне: «Петровна, на вас одна надежда», тьфу.

— Ой, Надежда Петровна, как вы вовремя про «бежать» вспомнили! До ближайшего трамвайчика меньше двадцати минут, а тут идти как минимум десять, если не бегать, да ещё с изнанки выбираться!

— И правда, заболтала я вас, молодой человек! Бегите уж, вам, как студенту, позволительно — только без озорства!

Добрался без приключений и до пристани, и до Могилёва и даже до Корпуса жандармов. И даже Мурлыкин был на месте, как ни удивительно — а начать я решил с него: в лаборатории скорее всего придётся задержаться, у следователя же ко мне никаких особых дел вроде не должно быть. Постучавшись, я вошёл в кабинет:

— Василий Васильевич, к вам можно?

— О, Рысюхин! Заходите, конечно. Скажите, как у вас со временем?

— В принципе — свободен, а что?

— Да, съездить кое-куда надо. Вступить в право собственности.

— К-какой ещё с-собственности⁈

Не знаю, отчего, но начал заикаться, услышав такую новость.

— Присуждённой вам в качестве компенсации.

— В каком это смысле — «присуждённой»⁈ Не помню я никакого суда!

— Ну, разумеется! — Мурлыкин осёкся и потёр лицо руками. — Извините, совсем закрутился, забываю, кто что знает. По поводу того взрыва, от которого вы пострадали, было возбуждено расследование — это вы помнить должны?

— Да, конечно. Вы в госпиталь с Минске приезжали допрашивать.

— Вот именно. Вы тогда, помимо прочего, подписали несколько документов, а именно согласие на предоставление государственного защитника и доверенность ему на ведение дел.

— Что-то такое было, — припомнил я. — Подробностей не помню, сами же в курсе, в каком я тогда состоянии был.

— Помню, и это ещё диво, насколько вы были адекватны, гораздо лучше, чем ожидалось.

— Спасибо Рысюхе, она помогла.

— Даже так? Ладно, это не моё дело. Так вот, часть действие требовали вашего участия — мы давали поручение нашим коллегам в Минске, вас должны были вызывать?

— Да, два раза.

— Два⁈ Ах, да, ещё ТОТ вопрос. Ну вот, а большинство рутинных вопросов за вас по доверенности решал адвокат. Надо сказать, работы ему хватало, родственники покойного Конопельченко чего только не вытворяли, как только ни пробовали вывернуть дело. И пострадавшей стороной представлялись, и в обвиняемые вас пытались записать — то был вообще шедевр логики, если это можно так назвать: мол, до вашего приезда ничего не взрывалось, а как вы приехали — то сразу, значит, это вы и взорвали. Каково? Потом на проявление и волю высших сил списать хотели. В общем, юлили, как могли. Но в итоге следствие однозначно доказало, что непосредственной причиной трагедии стало преступное небрежение и необъяснимые странности в поведении главы рода, Конопельченко Артура Олеговича. Вы, таким образом, пострадавшая сторона. Соответственно, согласно закону, вам положена компенсация, плюс на момент событий вы были несовершеннолетним, так что в расчёт компенсации пошла ещё и потеря кормильца, простите за неприятные детали.

— Вам не за что просить прощения, Василий Васильевич. Официальные формулировки — они и есть официальные, обязательные для использования в таких ситуациях.

— Спасибо за понимание. Ну так вот. «Живыми» деньгами определённую судом сумму компенсации стребовать было признано делом сложным, потому адвокат добился выплаты в натуральном виде, причём наиболее близком к вашему делу. А именно — вам отходит тот самый винокуренный завод, где и произошёл вышеуказанный взрыв. Оборудование пострадало незначительно, здание тоже требует разве что капитального ремонта.

— Это что же получается, придётся ехать туда, в леса под Осиповичами⁈

— Когда захотите лично осмотреть уже своё имущество, если, конечно, такое желание возникнет — несомненно, пока же в губернский суд по делам благородных лиц и в Управление казённых имуществ, к которому отходят права на выморочное имущество и, временно, на передаваемое судом новому владельцу до его вступления в права. Обе организации находятся в Могилёве. Сейчас возьмём служебную пролётку и, думаю, к обеду управимся.

Я был ошарашен, дед тоже пребывал в задумчивости и восторга не выказывал. Потом, когда он поделился своими размышлениями, а мы к тому времени уже подъехали к зданию суда, посвятив дорогу светскому разговору. Так что, поднимаясь на крыльцо, я в сердцах озвучил его приговор:

— Чемодан без ручки.

— Что, простите?

— Да имущество это. Представьте себе: у вас есть большой, тяжёлый чемодан, с острыми углами и с оторвавшейся ручкой, причём даже верёвки нет, чтобы обвязать. И тащить мучительно трудно, и бросить жалко, либо вовсе нельзя. Хоть и ценность содержимого неизвестна, а то и просто сомнительна.

— Да уж, образ яркий. Но почему вы так о ценности?

— Расположение, в первую очередь. Что от Могилёва, что от Смолевич — пока доедешь, забудешь, зачем ехал. Управлять дистанционно, путём телеграмм — тоже сомнительная затея. Ремонт, опять же — ехать проводить оценку, заказывать проект, оплачивать запчасти и работы. И самое главное — кому там работать?