Во льдах (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 2

— Мне нужна история болезни. Ознакомиться, посмотреть анализы.

Историю мне дал опять доктор Ястржемский. Я сел за столик у стеклянного окна, и стал читать.

Ничего особенного, разве что записи были не от руки, а машинописью. Ну да, каракулям тут не место.

— Каково же ваше мнение, — вновь спросил голос из аудиоколонки чуть нетерпеливо. Заполночь, а тут какой-то залетный чижик порхает.

— Полагаю, на таллий вы проверяли? — спросил я. — В истории этого нет, но я бы начал с таллия.

— Проверили. Анализ пришел только что. Ничего особенного, — в голосе я расслышал удивление. Чуть-чуть.

— Тогда я предполагаю, что больной страдает от радиоактивного поражения.

— Это мы проверили в первую очередь. Никаких признаков радиации.

— Я не знаю, чем вы проверяли. Обычные дозиметры, и даже необычные, определяют гамма и бета-лучи. А здесь идет речь об альфа-распаде. Полоний 210 или что-то вроде этого.

— Маловероятно. Вернее, совсем невероятно. Повторю, никаких признаков радиации мы не нашли.

— Не там искали. Возьмите каловые массы, мочу, у вас должны быть уже собранные образцы. Возьмите и срочно проверьте на альфа-излучение. Не знаю, где, но есть же в Москве учреждения, способные сделать такой анализ? Спросите в институте Курчатова, там должны знать.

— Вы так считаете? — иронию врач за стеклом даже не скрывал. Устал, вот и не контролирует себя.

— Немедленно исполняйте — сказал Андропов. — Максимально быстро и еще быстрее.

Андропов сказал, а Тритьяков взял застекольного врача под локоть и этак подтолкнул — шевелись, мол.

И тот зашевелился.

Четверть часа спустя я и Тритьяков сидели в кабинете и пили чай. Я только перчатки снял, очки и маску. В маске чай не очень-то попьёшь.

Вернулся застекольный доктор. Доложил Тритьякову, что анализы доставлены Куда Следует, и результаты будут в ближайшее время. Максимально ближайшее. Потом посмотрел на меня — как на таракана на стене операционной.

— Доктор Чазов, — представился он.

— Доктор Чижик, — представился я.

Очевидно, он ждал другой реакции. Что я вскочу и начну расшаркиваться. Дудки! Кто такой Чазов я, конечно, знал. Но и он должен знать, кто такой Чижик. Впрочем, скоро атомщики разберутся, кто из нас кто.

Мы ждали, ждали, ждали.

Телефон заиграл спокойную музычку. Заграничная модель, немецкая.

Чазов снял трубку. Послушал. Поблагодарил.

— Вы угадали, — сказал он. — Альфа-распад обнаружен.

— Я не гадал. Я заподозрил по симптомам и анализам.

— Откуда вы знаете признаки отравления полонием?

— Вам не кажется, что сначала нужно заняться больным?

— Я сейчас вызову нашего радиолога, профессора Семёнова.

— Вызывайте, но время дорого.

— Что же вы посоветуете?

— Я не радиолог, но унитиол точно не повредит. Исходя из общих соображений.

Чазов распорядился, и через три минуты Андропову уже делали инъекцию. Куда следует, да.

— Я, думаю, могу идти? Я доктор молодой, опыта в лечении подобных больных у меня нет, ваш радиолог наверняка подготовлен лучше меня.

— Сначала ответьте на вопрос академика Чазова, — Тритьяков сделал упор на слове «академика». — Откуда вы знаете признаки отравления полонием?

— Случай описан в журнале Die Radiologie, мартовском номере за тысячу девятьсот тридцать шестой год. Работник радиологической лаборатории при невыясненных обстоятельствах принял внутрь — или ему попала внутрь — доза полония в количестве нескольких нанограммов.

— Нанограммов? Это сколько? — перебил меня Тритьяков.

— Очень и очень мало. Принял, заболел — и умер. Никто не мог понять причины болезни. Поначалу посчитали пищевой токсикоинфекцией, потом подозревали отравление таллием, и только когда узнали о пропаже полония — а это очень и очень дорогое вещество, учет идет буквально на миллиардные доли грамма, догадались проверить останки лаборанта на альфа-излучение.

— Познавательно. А откуда к вам попал этот номер журнала? Так своевременно?

— Попал он ко мне в руки на четвертом курсе. То есть в семьдесят шестом году. Во время субботника мы перетаскивали библиотечные фонды, на списание. И среди них были различные немецкие журналы. Трофейные, их завезли после войны. А библиотека не резиновая, площади не хватает, журналы спросом не пользуются, вот и решили их — в подвал. А подвал — дело ненадежное. Прорыв водопровода, канализации, да и пожарные против. Решили сдать в макулатуру. А тут я.

— Забрали себе?

— Нет, предложил погодить с макулатурой. Что макулатура? Двадцать рублей за тонну, невелика корысть. Сложили журналы в каморку под лестницей, там и по сей день лежат.

— Вы, Чижик, и прежде богатым были, а теперь и вовсе миллионер. Построили бы библиотеку, а? — для разрядки разговора сказал Тритьяков. Или не для разрядки.

— Конституция не велит, — ответил я со вздохом.

— Конституция?

— Разумеется, Евгений Михайлович. По нашей советской конституции основой экономической системы является социалистическая собственность. Никто мне не позволит владеть библиотекой — ни зданием, ни землей под зданием и окружающей территорией, ни фондами. И использовать наёмных служащих тоже никто не позволит. Нет у нас частных библиотек. Нет.

— Так вы передайте деньги государству. Шахматные миллионы.

— Передайте — в смысле отдайте? Это вряд ли. Но вы мне подали хорошую идею. Я построю библиотеку. В Ливии. Там экономика многоукладная, и владеть библиотекой не воспрещается. Как и больницей, лавкой, земельным наделом — в известных пределах. Выкуплю у института старые журналы, те, что под списание. Выкуплю и перевезу в Ливию. Долго под лестницей им не прожить, журналам, а в них много любопытного и полезного, нужно лишь читать и думать.

Тут привезли доктора-радиолога, он начал обсуждать с Чазовым результаты обследования на альфа-распад и план лечения, не обращая на меня никакого внимания.

Я глянул за стекло.

Андропов спал.

И я тихонько-тихонько стал искать выход.

— Куда? — спросил Тритьяков.

— Домой. В Сосновку.

— Он вам больше не нужен? — спросил генерал Чазова.

— Кто? Шахматист? Нет, не нужен. Спасибо вам за подсказку, — соблаговолил поблагодарить меня академик, и на том мы расстались.

Я бы долго искал свою одежду, забытый и никому не нужный, но Тритьяков поймал санитара и велел ему заняться мной.

Что санитар в штатском и исполнил.

Генерал довез меня до Быково и подвел к особой кассе.

— А уж билет вы за свои покупайте, Михаил Владленович, — сказал он елейным голосом, — вы у нас богатый.

Я купил.

Вылет был через час.

Мы с генералом прошли в закрытый буфет. В смысле — в буфет не для всех, депутатский.

Несмотря на поздний час — или уже ранний? — нас обслужили хорошо. Тритьякова тут знали, он запросто звал официантку Верочкой, а та отвечала «слушаюсь, товарищ генерал», хотя Тритьяков был в штатском.

Подали нам жареный картофель, котлеты по-киевски, салат и графин водки.

Генерал налил по пятьдесят — себе, и, не спрашивая, мне.

— Знаю, что не нужно тебе повторять, но повторю: о том, что видел — никому и никогда, — опять перешел он на «ты». — Ни священнику, ни маме с папой, ни жене… то есть жёнам, — поправился он. — Ни-ни. Есть тайны, прикосновение к которым убивает.

Мы выпили. Не чокаясь. И стали есть.

— Как думаешь, поправится Юрий Владимирович? — спросил Тритьяков на половине котлеты.

— Это вы у своих специалистов спрашивайте, профессоров и академиков. Только…

— Что только?

— Полоний не ради шутки подсыпали Андропову.

— Чтобы убить.

— Чтобы он умирал мучительной смертью. Долгой. Недели и месяцы. Тут есть маленький шанс: вдруг доза маленькая, чтобы подольше мучился, и вдруг удастся вывести полоний — тем же унитиолом хотя бы. Или есть другие, секретные средства и способы лечения. Полоний в магазинах не продают, думаю, найдете источник, найдете и узнаете, какая доза.

— Тот, кто подсыпал, поди, червей в земле кормит, — ответил Тритьяков. — Ладно, Михаил Владленович, поздравляю с победой, желаю всего наилучшего. И от чистого сердца скажу: будьте осторожны. Ведите себя максимально скромно. Время впереди зыбкое. Кажется, зеленая полянка, а ступишь — трясина. Насчет библиотеки я не просто сказал. Подумайте, может, лучше отдать часть, а то и всё отдать. Денег у вас и без того много, и всегда сможете заработать.