Протокол "Второй шанс" (СИ) - "slip" - Страница 62

Распугивая одним своим видом редких ночных прохожих, они с Пулло шли в окружении десятка легионеров по улице, что соединяла Паллатин с Велабром. Им пришлось разделиться – толпа из сотни человек в окровавленных туниках и тогах не имела шанса не вызвать ни у кого вопросов, - и теперь они двигались в сторону Марсова небольшими группками и разными маршрутами.

О стычке и без того уже очень скоро должно было стать известно всем – незачем было приближать этот момент.

- Ты почему так долго? – наконец отойдя от боевого ража, спросил у Пулло Квинт.

- Мальчишка собирал вечером на Марсовом сходку, - отозвался Пулло, - Я не мог этого пропустить.

- Сходку? – удивленно вздернул брови Квинт, - Какую сходку? Зачем?

В их ситуации любые телодвижения мальчишки вряд ли сулили хоть что-то хорошее.

- Чтобы озвучить официальную версию того, что случилось на иды, - хмыкнул Пулло, - Проще говоря, нассать людям в уши.

Квинт прыснул:

- И как же она выглядит, эта официальная версия? – Пулло уже открыл было рот, чтобы ответить, но Квинт не дал ему шанса, - Дай угадаю. Мы все – гнусные заговорщики, покушающиеся на Республику, а Цезарь вовсе не Цезарь, а просто какой-то мутный подкупленный тип?

Пулло кивнул:

- А еще вы все работаете на Марка Антония, который хочет нас захватить и править Республикой как восточный монарх, ага, - ему не удалось сдержать смешка.

- А гений Октавиана раскусил этот гнусный план и пресек его на корню? – иронично прищурился Квинт.

- Конечно, как же иначе? – фыркнул Пулло.

Еще один вопрос крутился у Квинта на языке, но он не решался его задать - и какое-то время они шли молча, пока он все-таки не переступил через себя и не спросил:

- Про Цезаря – тишина?

Последние следы веселья смыло с лица Пулло. Ему понадобилось какое-то время, чтобы ответить – и начал он издалека:

- Знаешь, народ встретил речь Октавиана прохладно. Я даже не беру в расчет наших, там просто почти не было довольных. Не знаю, на что он надеялся. Под самый конец кто-то вообще начал громко задавать неудобные вопросы, - Квинт не понимал, куда он клонит, но на всякий случай кивнул, - После того, как его заткнули… Октавиан завершил свою речь сообщением, что он намерен положить конец ходящим по Городу слухам и что завтра, в шестом часу дня, захваченный им провокатор даст показания прямо на форуме.

Это наш шанс, - мелькнуло в голове у Квинта.

А затем слова Тита окончательно уложились у него в голове. Ситуация предстала пред ним как на ладони - и в который за сегодняшний день раз у него на спине проступил холодный пот.

Существовало всего два варианта, при которых мальчишка мог решиться на подобное представление – или он нашел актера, которому сначала хорошо заплатит, а потом воткнет нож в спину, чтобы не болтал, - и в таком случае Цезарь уже был мертв, и они уже опоздали, или…

- Что он сделал с Цезарем?.. – неожиданно для самого себя, ошарашенно сказал вслух Квинт.

Тот никогда не согласился бы оговорить сам себя перед лицом всего Города по-хорошему – и варианты, которые подкидывало Квинту воображение, были один хуже другого.

Пулло замер на месте и невидящим взглядом уставился куда-то в темноту. Осознание нанесло ему слишком сильный удар.

- Настроения солдат? – Квинт попытался перевести тему, надеясь, что это выведет его из ступора.

И это сработало.

Пулло потряс головой, отгоняя ошеломление, и спустя несколько бесконечно долгих мгновений ответил:

- Тринадцатый и шестой на нашей стороне, Квинт. Все, до единого. Завтра мы его вытащим, - на его лице читалась мрачная решимость.

- Или отомстим.

[1] Имеется ввиду гражданская война 49-45 до н.э.

[2] Жирный намек на осаду Алезии в 52 г. до н.э. Подробнее – Caes., BG, VII, 68-89.

[3] Si vales, bene est; ego valeo. Стандартная форма, которой римляне часто начинали письма. Перевод – если ты здорова – хорошо, я здоров.

Окончательно сбитая с толку Атия молча наблюдала за тем, как в лучах восходящего солнца Луций Марций, проклиная фалернское, сенат, триумвират и почему-то Митридата Евпатора, пытался натянуть на себя панцирь. Панцирь активно сопротивлялся. Рабы не решались к нему подходить, зная, что с похмелья хозяин всегда не в духе, Атию с ее попыткой предложить помощь, он послал куда подальше немногим ранее.

Поэтому она сидела в кресле, наблюдала за выписываемыми мужем пируэтами и пыталась решить, стоит ей на него обижаться, или все-таки нет.

Последняя застежка после неравного боя все же сдалась Луцию и он, облегченно выдохнув, мешком повалился на стоявшее неподалеку ложе:

- Эй, мальчик, - окликнул он молодого раба, что ошивался рядом и тихо хихикал в кулак, наблюдая за его потугами, - Принеси-ка мне еще фалер…

Атия возмущенно кашлянула:

- Луций, что я тебе говорила?

- У меня голова раскалывается, - мрачно проворчал Луций, - Это лекарство.

- Знаю я твое лекарство. Сегодня полечишься, завтра полечишься, послезавтра. А потом – привет запой. Не допущу. Эбурий, стой, где стоял, - одернула она раба. Луций отчаянно застонал, - И вообще, ты мне обещал сегодня сходить к Гаю и помочь выяснить, что у него там происходит. Раз уж ты утверждаешь, что никаких лемуров там быть не может.

Пусть по прошествии времени и при свете солнца та роковая ночь и казалась ей страшным сном, который ушел с рассветом, чтобы больше никогда не вернуться – Скрибония и домашние сына тоже все видели, а значит ей не могло причудиться.

- Да пойду я, пойду, - глухо отозвался Луций, - Но, если ты хочешь, чтобы от меня была хоть какая-то польза – ты дашь мне выпить.

Атия была непреклонна:

- Мы уже об этом говорили, я не хочу повторяться. Нет. Я не хочу, чтобы мой муж превратился в Катона[1]. Или, чего хуже – Бибула[2].

Очередной глухой стон со стороны Луция стал ей ответом.

- И скажи мне, чего ради ты вообще так вырядился? – перевела она тему, надеясь, что хоть так получится отвлечь мужа от желания выпить.

Луций осекся прямо посреди очередной страдальческой тирады, вкратце сводящейся к «люди добрые, помогите, злая жена не дает опохмелиться!», а потом повернулся к ней и неожиданно серьезно сказал:

- Ты просто не помнишь Суллу. Ты тогда еще слишком маленькой была, - по спине Атии пробежал холодок. Мама ей рассказывала… - Ты меня, конечно, извини, но твой сын… Слишком сильно мне его напоминает.

- К чему ты клонишь? – голос Атии практически сошел на нет. Она была совершенно не уверена, что хочет услышать ответ на этот вопрос.

- Честно? К тому, что у твоего сына мы сможем обнаружить все, что угодно. И к этому чему угодно лучше по максимуму подготовиться заранее.

Но как тебе панцирь поможет против духов? – чуть не сорвалось с ее губ, но она одернула сама себя. Луций не верил в духов. Судя по всему, Луций считал, что в произошедшем как-то замешан ее сын, - и боялся его.

Атия нервно сглотнула.

Он ошибался. Он просто не мог не ошибаться. Возможно, он был прав и дело было действительно не в лемуре, но то, свидетелями чему они со Скрибонией стали, просто не могло быть делом рук человеческих.

- А мне точно надо идти? – раздался неуверенный голос Скрибонии.

Два предыдущих дня рабы отпаивали ее успокаивающими травами, и только сейчас она более-менее вернулась в сознание. Это хрупкое равновесие было слишком легко разрушить, но Луций все равно настаивал на том, что ей необходимо идти с ними, потому что она может знать что-нибудь важное, но не осознавать этого. Он планировал взять с собой нескольких вооруженных рабов – и считал, что в такой компании им точно ничего не грозит.

К сожалению, его уверенность толком не передавалась даже Атии, что и говорить о Скрибонии. Все же он не видел и малой толики из того, свидетелями чего пришлось стать им.

Атии совершенно не хотелось брать Скрибонию с собой, но в словах Луция было рациональное зерно, против которого она, при всем желании, не смогла бы найти никаких аргументов. Она действительно могла знать что-нибудь важное.