Мать и Колыбель (СИ) - "Alexandra Catherine" - Страница 63

Акме возвращалась из библиотеки в свою спальню, когда из тьмы коридора тенью выскользнула графиня Барбатос, и, елейно улыбаясь, выдохнула:

— Вот ты где!

— Приветствуя вас, графиня, — ледяным тоном ответила Акме. — Чем могу служить?

— Вы уезжаете завтра. Позвольте выразить пожелания удачи в столь страшном и долгом путешествии.

— Благодарю, мадам, — вымученно ответила девушка, не отводя от неё неприветливого взгляда.

Графиня молчала, неприятно улыбаясь и внимательно глядя на Акме. Она начала медленно прохаживаться вокруг неё, не спуская с неё глаз.

— Это всё, что вы хотели сказать мне? — осведомилась девушка не терпящим возражений тоном. — Прошу прощения, я тороплюсь.

— Верно, времени у вас очень мало… — проворковала женщина, горделиво выпрямившись. — Вы уезжаете сегодня ночью, верно? У меня есть свои осведомители.

«Спальня короля?» — хотела съязвить девушка, но промолчала.

— Что ж, — Габриэла остановилась и, глядя прямо на неё, выдохнула: — Я безмерно рада подобному положению дел.

— Я рада не меньше, — спокойно ответила Акме. — Что-нибудь ещё?

— Не задержу вас надолго, сударыня, — ядовито улыбнулась графиня, оглядывая её. — Акме Рин… дочь барона… сестра целителя… пара ли вы герцогскому сыну?..

«Ах, вот что за разговор!..» — застыла девушка и почувствовала, как щёки её покрываются румянцем. Румянцем гнева, потрясения, оскорбления и стыда за существование подобной женщины.

— Прошу меня извинить, но я не понимаю, о чём вы говорите, — на одной холодной ноте проговорила Акме, силясь сохранить самообладание.

— Быть может, вы не знаете, о каком герцогском сыне идет речь? — усмехнулась графиня.

— Не представляю и не хочу задумываться об этом.

— Ах, ты лиса, — засмеялась та. — Не представляешь? Я напомню, если ты забыла, что ещё месяц назад ты почти ежедневно миловалась с ним в библиотеке.

— С кем же я миловалась? — вежливо спросила Акме.

Габриэла ревновала. И ревность её была так сильна, что графиня снизошла до такой оскорбительной беседы. Мрачное торжество разгоралось в душе девушки всё ярче.

— Не с близким ли другом принца Арнила, имя которому Гаральд? — улыбнулась Габриэла.

— Гаральд? — Акме удалось разыграть равнодушие. — Какое отношение я имею к Гаральду Алистеру?

— Ты пытаешься доказать мне, что тебе нет до него дела, — прошипела графиня. — Гаральд Алистер мой. Целиком и полностью. Что скажешь ты на это, выскочка?

— Лишь то, что у него беда с самоуважением. Да и со вкусом тоже.

— Ты думаешь — я не видела, как ты смотрела на него месяц назад и какой печальной стала, едва он уехал? Так знай же: он не поедет за тобой рисковать жизнью ради тебя, какой-то девчонки из захолустья! Ему безразлично твоё призрачное родство!

— Если ему безразлично всё это, мне остаётся лишь подосадовать на то, что он набрался достаточной опрометчивости, чтобы ухаживать за фавориткой короля. Полагаю, Его Величеству не понравится эта новость.

— Ты ничего не сможешь доказать! — засмеялась Габриэла, пытаясь нависнуть над ней, но у неё не получилось — она едва ли была выше Акме.

— А я и не стану пытаться, — парировала девушка. — И у меня иной путь. Мне совершенно безразлично, каковы ваши виды на этого господина. Мне совершенно безразлично, каким образом вы намерены исполнить свою ревность. Мне некогда опускаться до склок вашего уровня.

— Ты простая женщина, — уже спокойнее произнесла Габриэла. — Не разыгрывай из себя Мессию. И твоё сердце тоже умеет ревновать, как и моё. Ты влюблена в него достаточно, чтобы я заметила это. А ему суждено полюбить лишь меня.

— Ах, он вас ещё не любит? — воскликнула Акме, откровенно смеясь над ней.

— Ты уедешь — он останется. Останусь и я. В этом случае он более никогда не вспомнит твоего имени.

«Он помнит лишь своё имя, — мысленно прорычала девушка. — Сотни своих имен. И имя своего государя. На остальные имена память его преходяща. Особенно на женские. Твоё забудет быстрее, чем моё».

— Акме, отчего бы тебе не одарить своей благосклонностью Его Высочество принца Арнила? — улыбнулась наглая Габриэла. — Он не может наглядеться на тебя. Он стал невнимателен ко всем дамам, едва во дворце появилась ты. И вот уже с небывалым постоянством он целует твои следы. Я слышала — он чрезвычайно опытный и превосходный любовник.

Девушка смерила женщину презрительным взглядом и от гнева потрясённо процедила:

— Увы, вынуждена уступить вам подобную привилегию. Я слышала, вам слишком удобно в постели, которая не предназначена для двоих.

Развернувшись на каблуках, Акме направилась в свою спальню.

— Помрёшь старой девой, — усмехнулась графиня. — Принц Карнеоласа — чудесная возможность!.. — смекнув, что девушка не собирается отвечать, Габриэла воскликнула: — Последнее, Акме. Что скажете вы мне о Гаральде Алистере?

Дочь барона остановилась, обернулась и, поглядев ей прямо в глаза, холодно ответила:

— Гаральд Алистер волен выбирать то, что ему заблагорассудится, и поступать волен так, как ему заблагорассудится. Но если вы намерены за него бороться, лишь одно меня беспокоит — связавшись с вами, он рискует навсегда потерять благосклонность тех людей, которых он уважает, благосклонностью которых он дорожит больше, чем женщинами: благосклонностью своего отца и короля, фавориткой которого вы являетесь. Боюсь предположить, к сколь роковым последствиям это приведёт. Желаете ли вы такого будущего для своего возлюбленного?..

Более Акме не оборачивалась, Габриэла более её не окликала. Плотно закрыв за собой дверь, девушка спиной прижалась к ней, крепко сжала голову руками и мысленно выкрикнула: «Когда же я выберусь из этой ямы?!».

На Нелей опустилась мгла крепкого сна, Лорен и Акме Рин покинули свои апартаменты и спустились по тайной лестнице на первый этаж к чёрному входу, затерянному в густых зарослях парка, где ждал их герцог Атийский и несколько всадников.

Лошади целителей были готовы, нетерпеливо переступали с ноги на ногу, мотали головами и сверкали лоснящейся шкурой в неверном свете немногочисленных факелов, прикреплённых ко входной арке, и тех, что горели в руках охраны короля.

Акме поёжилась не то от холода, не то от волнения. Она убрала свои волосы в высокий хвост на затылке; на ней кокетливо поскрипывала маленькая чёрная курточка из кожи. Светлая и довольно тонкая льняная рубашка была аккуратно заправлена под широкий кожаный ремень на талии, визуально соединяющиеся с узкими облегающими чёрными штанами. Обнажённую шею она укутала светлым шёлковым шарфом, а спину прикрыла длинным плащом. За высокими голенищами сапог притаились два кинжала Эрешкигаль с узкими асимметричными клинками, в широком поясе она затаила два ножа.

Эта ночь не казалась Акме роковой, она не видела в ней рубежа периодов своей жизни и эпохи. Ничто не было проникнуто ни печалью, ни трагичностью, ни драматизмом: всех занимали вопросы бытового характера. Ей до сих пор с трудом верилось, что они начинают такой судьбоносный путь. Но она гордилась собой: о разлуке с Карнеоласом думала с облегчением. Ей не по кому было тут скучать. По Арнилу или Плио? Быть может, по Гаральду?.. Эти люди не попрощались ни с ней, ни с Лореном. А какими друзьями себя выставляли! Да она была рада, что наконец покидает Карнеолас!

Лорен же был окутан во всё чёрное и с опаской косился на подаренный ему государем маленький, но резвый боевой топор, о котором молодой целитель имел весьма смутное представление. Предпочтение отдавал всё-таки своему короткому широкому мечу.

Акме, закончив возиться с поклажей, чтобы скоротать время ожидания государя, решила осмотреться, но не успела поднять глаза, как услышала изумлённый шёпот брата:

— Какого, собственно, дьявола?..

На улицу вышли государь Трен, кронпринц Дарон, Лирн Карн, принц Арнил и, к совершеннейшему ужасу кибельмидской целительницы, Гаральд Алистер, укутанный в саван, сотканный из мглы беззвёздной ночи. Все они оживлённо и приглушённо переговаривались и всё никак не могли наговориться.